Ферма
в выпуске 2016/07/08Утром я вышел из дома с ощущением полного краха.
В лужах пузырями кипел дождь. На небо смотреть было жутко. Оно было похоже на гигантский, заляпанный серой грязью пресс, который медленно и неотвратимо движется вниз.
Так и казалось что вот- вот этот город будет раздавлен, включая всех его обитателей.
Включая меня.
Я добежал до остановки. Джинсы мои безнадежно промокли до колен. Замшевые туфли потемнели и стали тяжелой, холодной обузой. В который раз я понял, что живу в отрыве от реальности. Нет чтобы одеть что-то сообразное погоде. Но возвращаться не хотелось, да и автобус мой как раз подошел.
Странно, но людей в нем почти не было. Рабочий день, раннее утро. Обычно в это время автобусы переполнены. Может быть, люди проснувшись и увидев, что на землю обрушилась давно обещанная библией кара небесная решили, что и работать им уже ни к чему?
Все может быть...
Впереди салона прислонился к стеклу какой-то алкаш. Вполне вероятно заснул он здесь еще вчера. Вид его был потрепан и заунывен, впрочем как и у всех утренних алкоголиков. На заднем сидении две женщины средних лет о чем-то тихо беседовали.
Одна из них имела на голове совершенно дикую, нелепую шляпу. Мне даже сначала показалось что поверх прически у неё, посажено огромное птичье гнездо, в котором раскинув усталые крылья присел промокший под ливнем ворон.
Женщина, уловив мой взгляд, посмотрела в ответ мутными презрительными очами и что-то быстро шепнула своей подруге. Та скривила тонкие губы во что-то пренебрежительно-неприятное и обе резко отвернулись от моей персоны.
Я сел к ним спиной. Автобус тронулся. Шины раздавили лужи и те, шипя выбросили грязные волны на тротуар. Пальцами я мял картонный, синий билет с магнитной полоской и задумчиво смотрел в окно. Но о чем я думал? Наверное о том, о чем и всегда думаю в такие минуты. О неизбежности пустоты вокруг меня.
Вся эта фикция жизни, все эти пассажиры, пешеходы, друзья и подруги, посиделки и праздники, работы на которых я больше чем на пол года не задерживался никогда, ответственность, стремления, грандиозные планы на будущее. Все эти удачи и промахи, успехи и поражения сейчас казались мне не настоящими. Несущественными и бессмысленными.
Я и сам казался себе лишь персонажем какой-то нелепой игры едущий в автобусе неизвестно зачем, неизвестно куда.
Хотя нет. Тут я обманывал сам себя. Куда я ехал сейчас - я знал.
В стекло хлестали жирные наглые капли. По тротуарам, спрятавшись под зонтами, энергично двигались люди. Смотреть на них было жалко.
Возле подъезда одного из домов, под крышей крыльца, я увидел грустную, лохматую дворнягу. Дворняге некуда было спешить. Она не стремилась сделать карьеру, не пыталась попасть на работу, пролезть в тонкую кишку бытия подальше вверх, где теплее и суше. Она просто сидела и тоскливо смотрела на несчастных мокрых людей вынужденных бежать по своим делам. В офисы, магазины, супермаркеты...
Постепенно по мере углубления в город, автобус насыщался пассажирами. И чем больше их становилось, тем активнее становились они. Многие громко и нервно переговаривались по телефонам, выдавая на весь автобус свои в общем-то заурядные житейские проблемы. Они толкались и занимали освободившиеся сидения. Они ругались. Они смотрели друг на друга враждебно. И мне тоже все они казались глупыми и бессмысленными.
Некоторые из них наоборот старались не смотреть никому в глаза. Они лихорадочно листали разноцветные журналы с медийными рожами на разворотах. Изучали гороскопы и советы психологов. Они упивались жизнью звезд. А звезды в свою очередь, самодовольно лыбились жемчужной белизны зубами со страниц и победоносно глядели на серых пассажиров, давая понять всем своим существом к чему должен стремиться каждый.
И я думаю, каждый кто держал в руках подобную прессу, внутренне действительно стремился туда куда указывали разукрашенные направляющие.
Некоторые читающие были сосредоточенны и внимательны, боясь вероятно пропустить мельчайшие детали, другие наоборот мечтательно одурманенные животрепещущими картинками светской жизни благостно улыбались, забываясь и теряя ощущение реальности. Реальности нахождения в обществе пассажиров автобуса.
Вообще я давно заметил - когда люди скапливаются где либо в большом количестве они всегда теряют свою естественность. Но каждый по-своему. В некоторых начинает бродить внутренне напряжение и какой-то странный почти животный страх. Другие напускают лишнего отрешенного тумана и высокомерия. Третьи начинают держаться по-деловому, словно находятся на приеме у высокопоставленного чиновника. Четвертые… да впрочем, не важно. Важно то, что каждый надевает удобную ему маску.
Но зачем? Что он пытается изобразить из себя? О чем думает и к чему стремиться? И что он при этом испытывает?
Впрочем, какая разница. Все это врятли имеет смысл … - думал я, глядя на залитый дождем город.
К тому моменту, когда я уже подъезжал к нужной мне остановке, в автобусе образовалась жуткая давка и чуть не случилась драка. Какой-то даме, другая дама помоложе, вылила за шиворот холодного дождя с зонта. Поднялся визг и ругань. Смотреть на это было мерзко. Я протиснулся к выходу и выскочил пробкой из почти уже закрывшихся дверей.
***
Мы встретились с Бурковым у входа в кафе с символическим названием "Белочка". Сели за столик у окна. Сразу взяли маленький графин водки и одну на двоих порцию "Селедочки по-царски" с картошкой и луком. В дополнение к закуске я заказал любимый мною вишневый сок.
Бурков тут же закурил и мрачно уставился в окно. Я тоже достал сигарету, но курить не стал. Положил её перед собой.
- Льет с утра, а я представляешь ботиночки свои летние надел, - улыбнулся я и вытянул из-под стола ногу, демонстрируя мокрую вдрызг обувь.
Бурков не среагировал никак. Словно я обратился не к лучшему другу, а к какому-нибудь незнакомому цзен-буддисту в токийском метро.
- Что случилось?
Он опять промолчал. Таким мрачным я видел его крайне редко. А может быть, вообще никогда не видел.
- Ну что? Работает? - спросил я.
- Работает, - наконец отозвался Бурков и опять не уделил мне ни капли внимания, - наливай...
Я наполнил рюмки и мы, не чокаясь, выпили. Холодная водка сначала обожгла горло и
внутренности, а затем, спустя мгновенье разлилась в желудке теплым воском. Сигаретный дым тончайшей тканью качался на высоте полуметра от нашего стола. Дождь за окном стал, кажется, еще сильнее, так что другая сторона улицы оказалась теперь туманной и совсем не различимой.
Я взял со стола сигарету, с наслаждением прикурил и выпустил медленно дым, так что бы он словно сказочный спрут впутался в водоросли сизых волокон над нами.
- Так в чем дело, приятель? Чего ты не рад - если все работает? - я был слегка растерян.
Прибор над которым бился мой друг последние пять лет наконец-то оправдал ожидания. Это должно было вызвать, на мой взгляд, совершенно иную эмоцию, нежели ту, что я наблюдал сейчас.
Он тяжело взглянул на меня, тягостно выдохнул дым и ответил.
- Мы не понимаем мир, в котором живем.
Ничего удивительного в его словах, в общем-то, не было. Философская грусть – не больше, но произнес он это так невыразимо опустошенно, что у меня мурашки побежали по спине. Мне даже показалось, что сама атмосфера вокруг нас вдруг изменилась. Словно мир замер на миг и качнувшись, время поползло по иной неизвестной спирали, словно сквозь нас прошла вдруг невидимая волна, изменившая реальность.
- «Водка паленая!» – мелькнула у меня догадка.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Мы вовсе не те, кем себя считаем.
- То есть?
- Люди. Человечество... Мы вовсе не венец творения как многие считают. Мы - пешки. Муравьи, бороздящие огромный, титанический муравейник, который и увидеть то не в состоянии. Не в состоянии осознать.
Он смотрел на меня сумасшедшими, полными отчаяния глазами. Было в его взгляде что-то доселе мне в нем не открывавшееся. Я вдруг заметил, что и внешне Бурков изменился. Щеки его впали, под глазами наметились темные круги. И черты его, давно мне знакомые, так же претерпели неуловимые трагические перемены. Я вдруг понял, что он как будто бы постарел на несколько лет, но не то что бы внешне. Внутренне.
- Подожди-ка, успокойся, - начал я, - это все не ново. Такие теории...
- Я все видел сам! - перебил он меня, - Я видел всё!
- Что всё? – я совершенно не понимал о чем он.
- Всё это! - он мрачно окинул взглядом окружающий мир. Полупустое кафе, люди под зонтами, машины, дождь. Все текло свои порядком. И люди и дождь, и в то же время что-то было не так.
- Ты можешь подробнее рассказать? Я тебя не понимаю.
- И не поймешь. Это надо видеть!
- Ну, так покажи, - улыбнулся я примирительно, надеясь успокоить и себя. Вывести из этого чудовищного состояния мрачной подавленности. Я еще раз подумал, что может это водка так на меня подействовала. Или все же Бурков начал излучать свой тяжелый пессимизм? Хотя пессимизмом я заразился еще пока ехал на нашу встречу.
Женя Бурков молча уставился в мои глаза и смотрел долго и внимательно. Мне опять стало не по себе.
- Я, знаешь, не хочу тебе жизнь портить. Незнание в этом случае - благо, - изрек он, наконец.
"А может он обглотался чего? - подумал я, - Обожрался с ночи грибов или еще какой дряни, ну и сглючило человека, с кем не бывает? Вот и несет всякий бред?"
- Давай выпьем? - предложил я и тут же налил.
Мы выпили. В это время в кафе вошли еще два посетителя. Оба в широкополых шляпах и темных плащах. Точно как два шпиона из старой голливудской киноленты. Почему-то я задержал на них взгляд. Было в их облике что-то нелепое. Вычурное и неподобающее окружающей обстановке. Один из них внимательно посмотрел в нашу сторону, и медленно отвернулся. Они прошли к дальнему столику у стены и сели друг против друга.
- Вон смотри какие кенты еще бывают, - кивнул я в сторону новых посетителей.
Бурков медленно перевел взгляд на странную парочку. Побледнел. Быстро отвернулся и налив себе водки выпил, словно забыв, что он в компании друга.
- Ты чего? - спросил я.
- Ничего, - тихо ответил он.
- А… я понял, - это наверное за тобой шпионят? – я хотел разрядить обстановку и заговорщицки ему подмигнул. Но он моего юмора не оценил.
- Зря я туда полез. Вообще все зря! – выдал вдруг он как-то обречено, - Человеку лучше и не знать таких вещей.
- Да ты расскажешь, в конце концов, или нет, что там с тобой случилось? – меня начала раздражать его хмурость и подавленность. Может и правда мозги на бекрень съехали? Шутка ли столько лет ковыряться в вопросах, которые у другого и в голове никогда не возникнут.
Но он молчал, и молчание это затягивалось, погружая меня и без того не веселого в омут унылейшей депрессии. Дождь лил за окном не прекращаясь. Сигналили машины, омывая бордюры выпавшей с неба водой. Люди бежали по лужам, спасаясь зонтами от косых капель.
- Ну так что? – не выдержал я, - будешь говорить? Или может мне уйти? Зачем ты вообще меня позвал?
- Ну, хорошо, я тебе расскажу, - наконец согласился он, - нужен какой то пример… что-то похожее… - он на минуту задумался, - Ну вот представь себе ферму, где выращивают, скажем, свиней или коров. Как ты думаешь, понимают они для чего существуют? И как осознают тот мир, что их окружает?
- По-своему понимают, думаю.
- А я вот так не думаю. Свиньи эти родились и выросли в мире устроенном со всеми для них необходимыми удобствами. Со всей инфраструктурой требуемой для их жизни. Они сыты, спят в тепле, за ними налажен уход. Ветеринарные обследования. Ну что там еще с ними делают? Я не фермер почем мне знать? Однако единственное для чего они живут, смысл их существования - это быть кормом для людей. Так?
- Ну так.
- Так вот представь что человечество. Весь наш мир. Это точно такая же ферма. И мы тоже чей-то корм.
- Чей же? Сверх людей что ли? Или может как в матрице – машин и роботов?
- Ну, пойми ты. Мы же не свиньи конечно. Мы все-таки на уровне более высоком. А следовательно и фермеры наши глобально масштабнее нас. Каждый день каждый человек сталкивается со своим фермером, даже не понимая этого. Думаешь корова которую доят дважды в сутки, или сколько там раз в день? Думаешь, она воспринимает это как нечто экстраординарное?
- Ну, знаешь, если так смотреть, то вряд ли конечно. И все же доярка к ней приходит. Теребит, извините, сиски. И корова её видит.
- Да-да. Доярка! Именно. Она видит доярку. Ощущает прикосновения, безусловно. Да только доярка для неё это тот же самый объект, что и стоило, что и луг на котором она траву жует. Часть её мира. Постоянная и привычная.
- Возможно, так оно и есть, - я задумался, - Но тогда разъясни, какой же продукт вырабатываем мы? И кому он нужен?
Теперь задумался Бурков. Он посмотрел в окно, достал сигарету, и чиркнув зажигалкой, прикурил.
- Насколько мне удалось это понять ОНИ (он произнес это как-то странно, с чувством обреченности) питаются нашей эмоциональной аурой. Или как бы это назвать? Нашим внутренним миром. Энергией мозговых волн. Я не биофизик в прямом смысле. А возможно нам людям даже еще и неизвестна эта энергия. Они выжимают её из нас как паразиты. Как плесень, поразившая сыр.
- Кто это ОНИ? Как они выглядят? Ты их видел?
- Мне сложно это объяснить, - он замялся, - Как может объяснить к примеру батарейка, питающийся её зарядом сложный технический прибор? Я же говорю, они много сложнее и выше нас во всех отношениях.
- Да… не просто… наверное, тем более если учесть что батарейка не обладает самоидентификацией, - я ухмыльнулся, - Но мы то обладаем! И тут есть, ты уж меня извини, некоторые неувязки. Если коровы или свиньи, как ты говоришь, получают свои фермы от людей, в готовом так сказать виде, то мы люди сами весь этот мир себе построили. Ведь так?
- Неужели? – Бурков истерично хохотнул, - ты, может быть, родился на голой земле среди таких же, как ты голых человеков и вы дружно за двадцать лет твоей сознательной жизни все это воздвигли? От куда тебе известно, кто все это строил? Кто воздвигал города? Проводил границы государств? И когда вообще начался отсчет времен? Исторические факты? Доказательства? Телепередачи? Подтвержденные раскопками археологов факты? А теперь представь себе скажем программиста создающего компьютерную игру с определенными выдуманными им условиями. С чего он начнет? С большого вселенского взрыва? С динозавров или первой простейшей бактерии? Нет! Он сразу создаст мир, который ему требуется в той точке времени и со всеми подобающими этой точке деталями. Так вот наши фермеры находятся над нами на недосягаемой для нашего понимания ступени. И уж поверь мне им построить нашу «ферму» как тебе на салфетке чертика нарисовать!
- Ну…
- Вот тебе и ну! Иллюзия все это. Нет, конечно, безусловно мы сами участвуем теперь в процессе поддержания своей иллюзии, и строим и созидаем её, и кап ремонты наводим. И как бы открытия всевозможные делаем ежедневно. Сами. Но только именно что «как-бы». Да, впрочем, и открытия эти тоже суть - сама ферма. Вот скажем Энштейн со своей теорией знаменитой. Да кто угодно и как угодно смог бы предложить миру любую теорию. Любую формулу энергии атома. Когда в этом возникла бы необходимость для НИХ! Сам смысл в том, что все эти формулы и теории - условность для нашего мира. Пусть бы E равнялось не mc2, а две массы на две скорости света в кубе. Какая разница? Все работало бы точно так же. Или по-другому. И мы были бы не потомками обезьян, что конечно же и так само по себе абсурдно, а скажем зеленокожими, трехметровыми муравьями. Все это значения не имеет! Важны ИМ только наши мозговые волны. Наши эмоциональные заряды. Вырабатываемый нашими мозгами ресурс.
- Вообще-то похоже на бред Жень. Ну, сам подумай. Это из области утопической фантастики.
- Вот тебе тогда другая сторона вопроса, – он резко посмотрел мне в глаза, пронзительным взглядом, - Зачем ты живешь?
- Ну… - я задумался, - у меня много задач в этой жизни.
- Главная?
- Главная быть человеком – твердо произнес я, на манер киношных пионеров советского периода.
- А теперь сосредоточься и ответь серьезно.
- Что бы жить и наслаждаться жизнью.
- А дальше?
- А что дальше?
- После того как насладишься. Если вообще это у тебя получится – насладится. Дальше что?
- Дальше старость. Дети. Внуки. Как у всех людей.
- Вот именно, как у всех! А теперь подумай. Если человек такое высокоразвитое существо. Разумное. Если он не свинья и не корова, не кем-то созданный искусственно самовоспроизводящийся ресурс, то почему от него сокрыта главная загадка жизни?
- Это какая же?
- Вечный вопрос – что нас ждет после смерти? И для чего мы пришли в этот мир?
- Ты знаешь. Наверное, если бы люди знали для чего они пришли в этот мир. Если бы были уверенны, что после смерти есть еще жизнь или что-то лучшее, чем этот мир. Они бы надолго тут не задерживались, наверное, и тогда смысла в этом всём не было бы.
- Верно! Очень верно! В этом то и есть ответ на твой вопрос. Ты существуешь только лишь затем, что бы питать ИХ и плодить себе подобных, и цикл этот должен продолжаться пока мы ИМ нужны! Ты должен жить боясь неизвестности которую несет смерть и надеяться на невероятный исход. На рай или какой-то другой загробный мир. А на самом деле смысл твой и мой и всех людей – быть источником пищи.
- Хорошо, предположим это так. Что это меняет?
- Все меняет! Я не хочу жить, понимая, что я всего лишь био-робот. Нет даже скорее аккумулятор не понимающий зачем он, и почему, и для чего. Животное созданное кем-то для того, что бы мучиться, страдать, пылать идеями какими-то в которых в итоге нет никакого смысла, потому что смысла быть в них не может от того, что смысл только один – я источник пищи высших существ. Как куры американские в инкубаторах. Знаешь, как их выращивают?..
- Знаю. А ты, наверное, хочешь стать как ОНИ?
- Думаю это невозможно?
- Почему же?
- Не знаю ни одного примера, когда свинья стала бы человеком. Хотя обратный процесс довольно часто происходит.
- Ну, хорошо. Пока это все слова. Теория твоя. А мне ты можешь показать это наглядно?
Он угрюмо уставился на меня. Молча налил водки мне и себе, и сам выпил, не предлагая чокнуться. Я последовал его примеру. Закурив, Бурков с самой серьезной интонацией спросил:
- А ты уверен, что хочешь этого? Подумай хорошенько.
- Уверен.
- Я думаю, - тут Бурков придвинулся ближе ко мне и заговорил полушепотом, - это может быть опасно. ОНИ знают всё. И ИМ такие вот «битые файлы» как мы с тобой, думаю, совсем ни к чему. Я же теперь как взбесившийся бык на хорошо отлаженной ферме. Вдруг начну ворота рогами бить или собратьев кусать, заражая «бешенством» своим.
- Ничего, - я улыбнулся, - проскочим.
Честно говоря, все россказни Жени Буркова я воспринял скорее как выплеск многодневной усталости творческого человека, граничащий с легкой шизофренией. Но чем черт не шутит? Вдруг он прав и действительно все так и есть. Извечное мое любопытство загорелось жгучим нетерпеливым огнем.
- Поехали, - поднимаясь, сказал я.
Мы уже стоя допили остатки водки. Оставили на столике деньги и пошли к выходу. И я вдруг ощутил, что уже довольно сильно захмелел. Открыв дверь, я пропустил Буркова вперед и на прощанье окинул взглядом кафе. И взгляд мой почему-то сразу же наткнулся на двух широкополошляпых, которые в свою очередь пристально, с каменными выражениями лиц смотрели на нас. И было в их облике что-то такое от чего мурашки пошли у меня по спине. Словно они знали все, о чем мы сейчас говорили. Хотя совершенно точно слышать нас они не могли. Но тут же я себя успокоил, и отнес причину своего секундного страха к общему депрессивному фону нашей беседы и к водке. Явно паленой водке.
***
Дома у Буркова , как всегда, царил беспорядок. Драные обои в коридоре. Стопки технических журналов. Разбросанная обувь, которой не пользовались уже долгие годы. Разобранные компьютерные блоки. Пыльные приборы неизвестного мне назначения. В общем нормальная обстановка буйно помешанного изобретателя.
- Ты убираться не пробовал?
- А зачем? – искренне удивился он, - Тем более теперь…
Мы прошли в комнату и Женя усадил меня на диван.
- Слушай, а ничего, если мы выпивши? На частоту эксперимента не повлияет? – попытался пошутить я.
Но Бурков был серьезен как никогда. Он уложил меня на диван. Намазал виски какой-то жирной кремоподобной дрянью с запахом ацетона и подсоединяя холодные металлические присоски к моей голове произнес:
- Это даже к лучшему. Тебе все равно придется уснуть. Ну, как будто бы уснуть. То, что ты увидишь, будет больше похоже на сон. Я даже не уверен, что увидишь ты в точности то же, что видел я. Думаю, каждый отдельно взятый человек будет видеть ЭТО по-своему, исходя из собственной системы образов, наверное, потому что похожих определений в реальной видимой нами жизни просто не существует. Но не бойся – ты все поймешь.
Он вдруг остановился.
- Подумай еще раз. Нужно тебе это?
- Нужно, - уверил я его и закрыл глаза.
Очень долго ничего не происходило. Я несколько раз обращался к Буркову, но он только сухо отвечал, что надо просто лежать и стараться не думать ни о чем. Иногда я чувствовал легкое покалывание в висках и слышал, как Бурков клацает клавиатурой и мышью, как льет дождь за окном, как город, залитый водой, живет своей обычной суетливой жизнью. Шум проезжающих машин. Сигналы гудков. Отдаленные звуки музыки. Обычная городская какофония. Наверное, я задремал. Все смешалось у меня в голове. События дня, зыбкие эпизоды каких-то, не имеющих отношения к делу воспоминаний.
Я стоял у окна и смотрел на город.
Странно, - подумал я, - когда это я подошел к окну? Неужели с закрытыми глазами? Или Бурков меня подвел. В оконных рамах не было стекол, и не было теперь дождя, и еще над городом сгустились какие-то нереальные бурые сумерки.
Я видел все под странным углом. Конечно, я уже спал, просто не осознавая этого. Потому как видеть такое можно только во сне. От каждого человека, на улице, в квартире, в вагоне метро глубоко под землей (и это я тоже видел) словно нить тянулась извивающаяся жила. Исходила она прямо из головы и была почти прозрачна, поэтому можно было видеть как ежесекундно внутри неё всполохами возникают и с бешенной скоростью устремляются в высь разноцветные разряды. Все они имели в основе своей определенную эмоцию. Страх, радость, печаль, стремление быть успешным, желание быстро разбогатеть, вожделение, ненависть, оптимизм, надежду, гордость, скуку.
Эмоций вырабатываемых людьми было столь много и шли они нескончаемым потоком. Особенно живыми казались эмоции молодых. Они выстреливали в высоту яростно, словно трассирующие пули в ночи. От людей преклонного возраста в большинстве своем исходили тусклые медленные разряды. Я видел как тут и там, некоторые жилы вдруг обрывались и растворялись в воздухе, а человек секунду назад лишившийся своей жилы, темнел и исчезал из поля зрения. И внутренне я понимал, что это значило. Это были умершие на моих глазах люди. Выработавшие до конца свой ресурс. Они просто исчезали не оставляя после себя ничего.
Зато в это же самое время в определенных точках города вдруг возникало свечение, и из бурого неба на эти мерцающие блики, словно хищные змеи, вырывались новые жилы. Они летели к только что рожденным. И самое удивительное, что в этих жилах только-только нашедших своих носителей сразу возникали всполохи энергии.
Эмоции младенцев были в основном – удивление и интерес.
Но куда тянулись эти жилы? Я поднял глаза высоко вверх и увидел в небе совершенно неожиданное. Оказалось, что до этого я смотрел не на огромный город, а лишь на малый фрагмент грандиозной, немыслимой картины. Словно с измененного ракурса я увидел теперь все совершенно под другим углом. Нити полупрозрачных жил опоясывающих все обозримое пространство сходились в одну жирную извивающуюся кишку. Громадная, бесконечная она уходила на многие миллионы километров в черную бездну космоса, и на всем протяжении мерцала всеми мыслимыми огнями. Я видел все это не человеческим зрением, словно в кино, словно я сам мог регулировать градус наклона. По всей вселенной к другим далеким и неведомым планетам тянулись такие же шланги и нити из них, миллиарды нитей вгрызались в каждую точку этих планет.
Но самым удивительным был тот объект, из которого исходили все эти шланги. Он напомнил мне пульсирующий муравейник, живой и горячий как тысячи солнц. И на миг я физически почувствовал с ним связь. Будто что-то настолько невероятное, не постижимое моим пониманием смотрело в самую суть меня. И тут я понял, что и от моей головы тянется такая же тонкая жила, сосущая из меня все, чем я являюсь. Мне стало до того жутко, что я с остервенением начал рвать её, но ничего не выходило. Реально, физически никакой жилы не было. Но я знал, что она есть!
В ушах все еще звенело. Я лежал на полу весь мокрый от пота. Надо мной стоял Бурков. В руке он держал наполовину наполненный стакан.
- На выпей. Больше, к сожалению, нет.
Я выпил. Это была водка, но лучше мне не стало.
- Это все, действительно, правда?
- Да.
- Ужасно. Отвратительно и бессмысленно, - сказал я обречено.
- Теперь они знают, что и ты «битый файл».
- Плевать. Как же отвратительно чувствовать себя кормом…
- Вставай, - сказал Бурков.
Я поднялся с пола и подошел к окну.
- Но как все это началось? И когда?
- Когда? Это мне не известно. Но я заходил дальше, чем ты. И мне кое-что удалось узнать. Они селекционировали людей. Похоже, что-то изменили в нас на заре цивилизации. Кто знает, возможно, дали нам зачатки разума. Сделали нас теми, кем мы являемся. Знаешь про токсикоз у женщин? Это всё потому, что они вынашивают гибрид человека и черт знает чего. Может какой-то мыслящей медузы. Такое еще наблюдается у некоторых выведенных искусственно пород собак. Никакие другие животные на планете не испытывают такого дискомфорта при беременности.
- То есть если бы не они, нас и не было бы?
- Думаю да.
- Слушай, но что-то ведь надо делать. Как-то изменить это!
- Да. И как же? Я видел, как ты тут размахивал руками, пытаясь вырвать канал.
- Канал?
- Я называю эту штуку каналом. На самом деле это может быть чем угодно. Как ты сам видишь это не физический объект. Вероятнее всего некий энергетический канал, посредник. Я не думаю, что мы как-то можем освободиться. Говорю же мы животные на их ферме. Представляешь себе бунт коров?
- Да ты прав. Все бессмысленно. И потом нам никто не поверит…
- Это даже не важно поверят нам или нет. Думаю нас с тобой. Или, по крайней мере, меня просто изолируют. Зачем на ферме бешенное животное? - тихо сказал он. В глазах его не было ни страха, ни желания вызвать к себе жалость. Там была только обреченность.
- Да брось ты. Какое им до нас дело.
- Не знаю. Ты только увидел общую картину, а я пытался влезть в сам кластер. Хотел понять какие они. Кто это вообще. И мне кажется, сработала какая-то защита. Меня пометили.
- Пометили? Как это?
- Сначала мой канал «остыл» и я почувствовал себя совершенно иначе. Таким свободным, каким никогда не чувствовал. Знаешь, мозги начали по-другому работать. Все стало ясно и очевидно. Но длилось это доли секунд. А потом такая вспышка, в глазах круги. В общем меня выбросило. Но все последующие разы я уже не мог и близко подойти к этой штуковине. И мой канал теперь какой-то другой. Я это чувствую. Самое страшное, что я его теперь чувствую и без приборов.
- Это тебе может просто казаться. Мнительность.
- Хорошо бы... если так, - сказал он и отвернулся к окну.
- Слушай, давай лучше напьемся к чертям. Забудем всю эту дрянь. В сущности, что меняет наше знание? Ничего.
- Нет бухла.
- Я схожу. Проветрюсь за одно, - мне хотелось как-то разрядить обстановку. Увести его от этих мучительных мыслей. Да и себя тоже, - а лучше вместе пошли.
- Нет. Давай ты сам. Я пока приберусь тут, - он окинул безразличным взглядом свою комнату.
- Ну, как знаешь. Закуска какая-нибудь есть?
- Найдем, - отмахнулся он.
Через пять минут я уже стоял в очереди в маленьком магазинчике на углу дома Жени Буркова. Впереди меня два алкаша, шумно пересчитывали мятые десятки. Им мучительно не хватало нескольких рублей на самое дешевое пойло. Усталая продавщица раздраженно переругивалась с покупателями. Все казалось таким обыденным и пустым. И дождь не прекращая лил за окнами крохотного магазинчика. И горели в мутных разводах дождя фонари. Но я знал - сейчас каждый, каждый из этих людей подключен к этой громадной инородной дряни, которая качает из них всё чем они являются. И знание это было невыносимым.
Наконец очередь дошла до меня. Я взял сразу две бутылки приличной на вид водки и две пачки сигарет. Быстро добежал до подъезда и поднялся на лифте на Женин этаж.
Дверь оказалась закрытой. Хотя я помнил, что он за мной не запирал. И вообще привычки запирать дверь я у него никогда не наблюдал. Довольно долго я звонил, с каким-то тяжелым, все нарастающим чувством тревоги в душе. Я знал, что Бурков человек стойкий. И все же… Мало ли что он мог удумать? Наконец я услышал характерный щелчок замка и облегченно вздохнул. Дверь открылась, и в проеме я увидел неизвестного мне человека.
- Вы к кому? – спросил он подозрительно.
- Простите… - замешкался я, - я… я, наверное, ошибся…
Но я был абсолютно уверен, что стою сейчас перед дверью Буркова.
- Это квартира пятьдесят семь? – уточнил я.
- Пятьдесят семь. А вам кто нужен?
- Женя Бурков… Он тут…живет. Вы его родственник?
- Первый раз слышу, - мужик подозрительно посмотрел на зажатые у меня в руке бутылки.
- Третий подъезд, квартира пятьдесят семь? - еще раз уточнил я, уже понимая, что произошло нечто невероятное.
- Идите молодой человек домой. Никаких Бурковых тут не было и нет.
- Не было?.. - пробормотал я.
Тут я увидел, что этот тип одет в грязную засаленную футболку с отчетливым логотипом на груди – «МосМясПродукт» под которым была изображена отрезанная голова коровы с грустным взглядом.
- Скажите, - спросил я вдруг, уставившись на эту эмблему, - а что делают, когда на ферме одна из коров заболевает бешенством?
Открывший дверь, посмотрел на меня удивленно и подозрительно. Проследил мой взгляд и тихо сказал:
- Уничтожают, что же еще? – он захлопнул дверь.
- Все правильно, подтвердил я обреченно, - уничтожают, а её место занимает новая, здоровая корова…
***
Похожие статьи:
Рассказы → По ту сторону двери
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Добавить комментарий |