С тех пор, как погибла Ада, прошло много времени. Слишком много. Дни, месяцы, годы сменяют друг друга, и человеческая память стирает воспоминания, как детишки в школе стирают мокрой губкой с доски условия задачки.
В моей памяти, измученной прошедшими столетиями, не сохранилось почти ничего: ни подробностей того страшного дня, ни знания – почему Ады больше нет, а я все еще жив. Только не проходящая боль утраты и вспыхивающие, словно болотные огни в тумане, слова о потерянном доме – доме, где мы были счастливы вместе, и куда я должен вернуться, чтобы обрести покой.
Роскошные замки и скромные сельские жилища, пентхаусы и меблированные комнаты, апартаменты в старинных особняках и убогие мансарды с дырявыми крышами проносятся сквозь годы, мелькают, как пейзажи за окнами скоростного экспресса, как разноцветные квадратики на постоянно перекрашиваемых контурных картах мира, как кусочки паззла, выпавшие из коробки на белоснежную скатерть.
Я ищу дом, которого, возможно, уже давно нет. Не знаю, сгорел ли он в лондонском пожаре или был ли разрушен во время бомбардировки Кенигсберга; разваливается ли он по камешку в опустевшей Припяти или рассыпался под испепеляющим солнцем Централии; занесли ли его пески Колманскопа или он покоится на дне у побережья Йонагуни. Это неважно. Я должен найти его, ибо в нем, как в шкатулке с секретом, хранится моя память.
***
Этот дом стар, как и его хозяин – древний, как вечность, старик. Длинные, серые волосы владельца особняка похожи на поросли мха в трещинах, расползшихся по стенам причудливым узором сплетенной гигантским пауком паутины. Подслеповатые, прикрытые набрякшими веками глаза – словно окна с помутневшими стеклами. Просевшая крыша с обломанной, как зубы мертвеца, черепицей и жалкими кустиками на разрушенной балюстраде – двойник шишковатого черепа с залысинами, украшенными жалкими сальными прядками.
Грязный, обтрепанный наряд старика, похоже, сшит из потертых гардин с неразличимым рисунком, - тех, что когда-то прикрывали стрельчатые окна и высокие дверные проемы.
Лицо хозяина, как и обличье дома, кажутся мне странно знакомыми, будто когда-то давно я встречался с ними обоими на перекрестках памяти, в тумане потерянных веков, в далеких снах позабытой юности.
Я подписываю документы, выдаю чек и спешу выпроводить уже бывшего хозяина. Сам же выхожу через узкую дверцу в сад – отныне тоже мой.
Дорожка, усыпанная песком, уводит меня прочь от дома; бежит мимо молодых сосенок, стройных, как стан моей любимой; огибает поляну, усыпанную алыми, как губы Ады, ягодами земляники; и заканчивается возле лужайки с ирисами, синими, как очи давно потерянной милой.
Где-то там, в подступающем вечернем сумраке, среди темных елей таится заросший ряской пруд. Я не вижу его, но знаю, что он там, где и должно ему быть. Так же, как и старая беседка, ажурные стены и резная крыша которой не рассыпались только потому, что их оплел блекло-зеленый, дурно пахнущий гноем вьюнок с мертвенно-бледными, полупрозрачными цветами.
Там, в беседке, я в последний раз видел Аду. Она сказала, что полюбила другого, что чувство ее безответно, но она расторгает нашу помолвку, потому что не хочет, чтобы ложь стояла между нами во все дни и годы будущей жизни. Я упал на колени, умолял мою единственную, мою милую передумать, говорил, что любовь моя пребудет неизменной, что бы ни случилось, но Ада лишь тихо плакала. И тогда я схватил ее за шею, сжал пальцы изо всех сил и не отпускал до тех пор, пока лицо любимой не стало столь же бледным, как цветы вьюнка, а тонкая голубовая жилка на виске не перестала дрожать.
Я поцеловал Аду в поблекшие губы, поднял на руки, отнес к пруду и бросил в темные воды, покрытые узорчатым ковром зеленой ряски с яркими желтыми пятнами кувшинок.
Темнота сгущается, опускается на землю черным покрывалом. Из леса доносятся странные звуки – костяное пощелкивание, поскрипывание, шелест потревоженных вязов и буков.
Шаги. Легкие, почти неслышные. Кто-то невидимый в ночи выходит на опушку. Вот он миновал беседку, обошел полумесяц пруда, не измяв ни стебелька, ни листка, проскользнул по лужайке.
Я знаю, кто идет ко мне, не касаясь земли. Это – моя любовь, моя память, моя смерть.
Похожие статьи:
Рассказы → Легенда о единороге
Рассказы → Бритва Оккама (из ненаписанной схолии)
Рассказы → Успешное строительство и вопрос перенаселения
Рассказы → День, когда Вселенная схлопнулась [Рифмованная и нерифмованная версии]
Рассказы → Красная Королева