Я задумчиво брёл по дождевому асфальту безупречной осени. Ливней в последние недели не случалось, но нередко из природных туч выпадали малые осадки. Вокруг пешеходного и автомобильного пространств горели яркие вечерние фонари, весело искрились вывески магазинов и других учреждений. На моём левом ботинке развязался шнурок, и пришлось пригнуться, чтобы завязать его. Пальцы и ногти испачкались в прохладной и липкой грязи. После прогулки, стоя перед зеркалом и чистя зубную эмаль, я внезапно осознал, что потерял ладони. Они будто растворились в воздухе, но момент их пропажи бесследно промелькнул мимо самоуглублённого взора.
***
Я самозабвенно летал на уродливом драконе, спонтанно поджигая исполинские стога сена. Рептилия всеми фибрами собственных шипов подчинялась моим желаниям и прихотям. А у меня в наличии имелся кнут истязателя-дрессировщика. Потом прискакал верный львёнок.
Мой приятель как-то между делом произнёс: «Евреи не страшатся ничего, кроме Холокоста». Услышав это, я засмеялся, захохотал, восхищаясь крамольным остроумием. Меня действительно позабавила шутка, однако не обольщайтесь, не спешите с осуждением подобного юмора: и я, и товарищ категорически против расизма и фашизма в каких-либо формах.
***
Рептилии вызывают отвращение своим холодным телом, бледной окраской, хрящевым скелетом, грязной кожей, свирепым видом, немигающим взглядом, мерзким запахом, резким голосом, гадким обиталищем и ужасным ядом – вот почему Творец не потрудился создать их слишком уж много.
Если хаос нынешних годов отражает радикальное смещение в парадигмах визуальной грамотности, а именно окончательный отход от традиций доголографического общества Ласко и Гутенберга, то чего следует ожидать от этой новейшей технологии с ее обещаниями дискретного кодирования и последовательной реконструкции всей шкалы сенсорного восприятия?
В конце двадцатого столетия весь мир охватила и поглотила научная золотая лихорадка невероятных масштабов: безудержная, неистовая погоня за барышами в коммерческом применении достижений генной инженерии. Названная отрасль науки развивалась столь стремительно – причём при минимальной огласке, что её истинное содержание вообще затруднительно оценить.
Железо, почва, трава, люди, глина и всё другое составлено из особых мелких незримых зёрнышек, которые по-учёному называются атомами, то есть неделимыми частями. Кучи атомов и есть вещи. Эти атомы не стоят на месте, но беспрестанно движутся. Если вещь никто не трогает и ничто на неё не влияет – то атомы идут плавно один вокруг другого. Но этого не случается, солнце и люди постоянно тревожат вещи, не дают им покоя, атомы сбиваются с привычных путей, ударяются друг о друга, трутся, колются – и от них летит пыль. Сам атом меньше в миллионы раз всякой песчинки, и ещё от себя он испускает пыль, когда извне деконструируется его путь. Атмическая пыль легче света и мчится с ужасающей быстротой во все стороны. Она не знает остановки, она внедряется в любое тело, она меньше всего, что существует. Атмическая пыль и есть электричество.
Все люди, которых вы видите, все люди, которых вы можете узнать впоследствии, - всё это машины, настоящие машины, которые работают под влиянием внешних манипуляций. Различий фактически нет. Это необходимо понять. Они рождены приборами и умрут механизмами. Но есть возможность перестать быть машиной. Вот о чём требуется думать, а не о том, какие виды машин существуют. Конечно, есть разные машины: автомобиль – это машина, смартфон – машина, и арбалет – тоже машина. Но и что из того? Всё это одно и то же – всё машины.
***
Меня крепко напугала стая летучих грызунов. Лишь позже я сообразил, что испуг был напрасным.
Осенний почтальон доставил списки отчётности. Выпив газированной воды, я принялся усердно и добросовестно заполнять требуемые протоколы. Между делом пропала ступня, но у меня уже исчерпались силы для анализа и поискового выслеживания.
***
Мощные струи и больничные навесы. Низины и гулкий рокот. Металлические водосточные желоба. Стёкла и широкие потоки. Сплошная пелена пляжей и морей. Рыбацкие поселения и двухмесячные врачи. Приятный отдых и солнечные ласки. Экстремальная медицина и изнурительная стажировка. Искреннее дружелюбие местных жильцов. Прибрежное оборудование. Компетентные специалисты и уровни сложности. Противоположные окончания комнат. Сомнения и разрешительные паспорта. Ритмичный стрекот винтов вертолёта. Шаткая пристань. Голубые полосы вдоль бортов. Модернизация курортных приспособлений. Необычайные зрелища шумовой эффектности. Теннисные корты и центры активного копирования. Полнейшая изоляция. Облёгчённые вздохи унылых пилотов. Безвольно обвисшее тело и утренняя разминка. Ржавчина и барабанный треск.
Глубокая рваная рана. Приподнятые рубашки и жидкая подозрительность. Мнения и сердцебиение в грудной клетке. Плоть и дискретные обрывы. Белые обломки позвоночников и черепов. Вмятины и экскаваторы. Нервные облизывания и итеративные медали. Пенистая слизь и субъектная основа. Признаки ушиба и микроцефалии. Целостность территориальных пациентов. Вспышки и значимая освещённость. Тотальная иллюзорность и монашество. Массаж и кончики пальцев. Религиозные предрассудки и лицемерный фундаментализм. Долгие странствия и нечленораздельное мычание. Бильярдные шары и понятийное воровство. Рот, зажимаемый свинцовой ладонью. Нравственный выбор и семантическая инкубация. Самураи и послы с беретами. Защита от нападающего животного. Люстры и гильзы. Фиксация и телефонная агентура. Минутные колебания и выходы. Стоны и тяжкие вздохи. Мифология и символическое удушение совести. Униформа и дряблые консервы. Темы разговоров и мудрые повитухи. Дикая природа. Рай и ад. Родимые пятна и чёрнильные водопады. Фурункулы и плазменные кинотеатры. Агония и самокаты праздных клерков. Замечательные привычки и галстуки. Звездолёты и убытки. Мрамор виртуального бродяжничества. Кустарные диски. Паралич и узловатые рукоятки. Группы плясунов, онемевших от избытка слов. Сумрачные степи и шустрые олени.
Опьянение и ластик. Бесполезная нагрузка и расправленные перепонки. Шалаши и тектонические аберрации. Трактовки и фингалы. Парики и сомнамбулы. Бег молодой белки вокруг своей оси. Ассортимент и эклектизм. Арканы и термометры. Топография и сарказм. Энцефалит и броня. Чаепитие и алогизмы. Громоотводы и проявления румянца. Омнибусы и ирригационные улья. Гарь обратимых нашествий. Принудительное глотание зонда. Бессвязный лепет пещерной юродивой. Ворох логистических волосков. Поблажки и создание судоходный реки. Базальты солярных качелей. Амортизация женской ненадёжности. Релевантность и горох в замёрзшем мёде. Жимолость, проникшая в любовную легенду. Очерки и звенящие монеты на ослиной мостовой. Турбины внятных разнарядок. Сноб, вмешивающийся в интернациональный разговор. Одинокое недоедание в плотно запертом чемодане. Шагреневая кожа, вздувшая от психиатрических волдырей.
***
Я сочинял стихи и повести, одновременно листая редкий библиографический манускрипт. В кабинет влетели два ворона. Птицы пытались что-то выговорить, но безуспешно. Вскоре пара опечаленных, раздосадованных воронов оставила меня в позе статичного покоя.
Ступню заменил протез, но утерянные ладони совестливо возвратились к глупому хозяину.
Глядя в компьютерный монитор, я заметил бесформенную лужу человеческого естества. Срастающиеся предплечья постоянно трансформировались и текли. Я почему-то задался вопросом о том, чирикают ли ленивцы.
