Напролом. Глава 2

Глава 2                                    

          

На базу к нам, Моня пришел полгода назад. Невысокий, худой, со своеобразным говором, и острохарактерным носом, явно указывающим на национальность. Пришел в подранном комбезе, и с контейнером полным хабара. Прижился как-то сразу, а когда Гуцул попробовал прилепить ему погоняло "жид", и потерял половину зубов, Моня стал и вовсе своим в доску.

— Моня ты к каким евреям относишься?

— В смысле? – поднял бровь собеседник.

— Ну, к ортодоксам, или нет?

Давно перевалило за полдень, хутор без названия остался далеко позади, мы топали вдоль дубовой рощицы, не решаясь выходить на торный путь. Без оружия, и с полным дорогих артефактов рюкзаком, лучше ходить тихо и не светиться.

— А кто тебе сказал что я — еврей? — усмехнулся в щетину напарник.

Я обалдело уставился на него.

— Ну… Так все говорят… Внешность опять же… Имя...

— Много вы понимаете. Я аварец. Народность такая на северном Кавказе. Родился в Махачкале, в Дагестане. Отсюда же и внешность моя, нос и прочее.

— Так какого лешего тебя зовут Моня?!

— Сокращенно от Магомед. В молодости вообще Мухой звали.

— А говор тогда откуда? — не сдавался я — У горцев совсем другой.

— Так я в Одессе прожил почти двенадцать лет. И… Атас! Псы!!!

Из рощи метрах в двадцати от нас, выскочила стая, голов эдак на полтора десятка.

— Ох ни хрена себе!!! — заорали мы в один голос, и рванули с места.

Вообще-то бегать по Зоне не стоит, аномалии это демонстрируют наглядно, но выбора нам не оставили. Несмотря на все наши усилия, расстояние между нами быстро сокращалось. Я на бегу несколько раз пальнул из пистолета, не попасть так пугнуть. Судя по раздавшемуся визгу, попал. Моня сорвал с плеча двустволку, и с разворота всадил заряд крупной дроби в ближайшего хищника, крупный зверь с рыжими полосами на боку кувыркнулся через голову. Часть стаи тут же принялась рвать еще живого товарища. Что поделаешь, дармовое мясо в Зоне редкость.

-Чтоб вам провалиться! — задыхаясь, просипел Моня – Твари поганые!..

Вдруг я почувствовал, как земля под ногами просела, раздался хруст, и мы с напарником провалились, взметнув вверх комья земли и облако пыли. Лежа на спине, я ошалело уставился на дыру в потолке подземного хода, куда мы упали. Вокруг нас валялись доски перекрытия, и старые гильзы. В дыру сунулась коричневая собачья морда. Ударил по ушам грохот выстрела, морда исчезла в облаке кровавых брызг.

— Твою мать!!! — завопил напарник, попавший под кровавый душ.

На пол шмякнулись остатки мозга и осколок теменной кости с болтающимся на обрывке кожи ухом. Я встал, и огляделся. Стены и потолок дощатые, на стенах через равные промежутки расположены лампы в овальных решетчатых плафонах, соединяющий их провод в стальной оплетке, слой пыли на полу в палец толщиной, видимо давно здесь никто не ходил. Похоже что попали мы в старый бункер, судя по всему времен Великой Отечественной. Собаки к нам пока не лезли, и мы пошли вглубь, благо лампы светили по прежнему. В Зоне вообще вся электрика работает, даже без источников питания. Короткий коридор уперся в тяжелую деревянную дверь. Я потянул ручку на себя, раздался скрип, и старые петли не выдержали: дверь рухнула, едва не отдавив мне ноги, и подняв с пола густую тучу пыли.

— Ах, чтоб тебя, Баламут! Ты хоть что-то способен сделать нормально?

— Не… Апчхи! Не знаю… Не… Апчхи!!! Не пробовал...

Пыль пылью, но вход в подземную комнату я открыл. Большой деревянный стол посреди бункера, лавки у стен, груда ящиков в углу, и девять мумий в немецкой форме. За столом, уронив обтянутый коричневой кожей череп на высохшие руки, сидел мертвяк в офицерской форме. На лавках у стен, на полу, скорчились еще восемь фигур, судя по всему – солдаты.

Что странно: форму тлен не тронул, хоть одевай да носи, только пыльная очень. Следом вошел Моня.

— У тебя сколько патронов осталось?

Я подсчитал. Вышло двадцать три.

— Негусто. – напарник переломил ружье и вытащив стреляные гильзы, из патронташа на поясе потянул два красноватых пластиковых цилиндра — У меня только четыре.

— Не понял юмора. Почему четыре?!

Вместо ответа Моня показал разорванный подсумок. Когда только успел? Я достал нож, и начал вскрывать ближайший ящик.

— Что найти думаешь?

Я пожал плечами

— Это же военный бункер. Жратву, может оружие.

— Ну, пожрать, это вряд ли. Столь ко лет прошло… Кстати, странно. Видишь — все трупы целые. Ни одного ранения. А вот и оружие...

Напарник вынул из коричневых рук мумии допотопный автомат с дисковым магазином. Как и форма, он сохранился на удивление хорошо.

— Прошу любить и жаловать, легенда Великой Отечественной — ппш! — Моня щелкнул затвором — И по ходу дела, еще в смазке...

— Что-то я не догоняю, старый, ппш ведь у нас был. Какого лешего он у фрицев делает? — Хороший вопрос, — усмехнулся напарник — попробую ответить. Форму фрицев видишь, петлицы? Это не просто солдаты, это СС. Элита. Тут что-то серьезное было, раз эти орлы здесь валяются. А СС к твоему сведению, предпочитали ппш, причем именно с диском. Свои-то автоматы у них дрянь. Тут кстати, еще четыре диска с патронами, и полный подсумок гранат. — он подкинул на ладони черное металлическое яйцо.

— Они правда, сделаны через одно место, но выбирать не приходится.

Я взял гранату. Яйцо с выпуклым пояском, и грибком колпачка сверху.

— Чеку ищешь? — понял выражение на моей физиономии напарник — Под колпачком она. Вот так, откручиваешь его, а под ним веревочка. Дернул за колпачок, и кидай, через четыре секунды взрыв. Разлет осколков правда маловат, всего десять-двенадцать метров, но уж что есть.

— Фигня в общем.

— Тогда все оружие было таким. Автомат вон, хоть и 7.62, а бьет только на триста метров. Ладно, давай еще чего поищем.

Знаете что такое закон подлости? Это когда из девяти автоматов рабочий только один. Остальные проржавели в труху. Странное чувство юмора у Мамы-Зоны. Я вернулся к своему ящику. Вставил нож, надавил. Крякнули, вылезая из плотной древесины гвозди, крышка отошла в сторону. На толстом войлоке поблескивая в желтом электрическом свете лежала сабля. Черные, с тиснением и серебряными бляшками ножны, эфес, той же кожи, перевитый серебряной проволокой, витая дуга гарды, и серебристые кисти темляка. Сзади неслышно подошел Моня.

— Гусарская. — одобрительно крякнул он — Больших денег стоит на Большой Земле.

А я смотрел на саблю, и что-то родное чудилось в ее плавных линиях. Будто наяву перед глазами пронеслась вереница образов: поле усыпанное мертвыми телами, грохот пушек, извергающих пламя в облаках густого сизого дыма, конское ржание, и флаг нашего полка, гордо реющий на ветру… Стоп! Почему НАШЕГО? Да просто знаю, и все. Я тряхнул головой отгоняя наваждение, и потянул саблю из ножен.

— Сабелька-то, наградная. — хмыкнул напарник.

На голубоватом лезвии красовалась гравировка "Поручику Ахтырского гусарского полка, Дмитрию Ржевскому. За мужество и отвагу ". Я чуть на задницу не упал. Сабля поручика Ржевского!!! Я вдруг понял, что не отдам это оружие никому. И не продам. Моня с силой потянул меня за рукав.

— Чего тебе?

— Ничего. — удивленно отозвался из другого конца бункера напарник.

Я повернулся. Позади меня стоял крепко держа за рукав, покойный офицер СС.

— Майн… — вторая рука сухая как ветка, с пергаментной коричневой кожей, протянулась к сабле. — Майн...

Я машинально стукнул зомбака гардой трофея в лоб. Тот пошатнулся, но устоял.

— Шайзе! — рявкнул ходячий труп. — Русиш швайне!!

— Партизанен… — стряхивая пыль с формы пробуждались к своей странной квазижизни войны Рейха.

Грохнул выстрел, одного смело к стене, второй раз напарник спустить курок не успел. Ближайший солдат схватил ружье за стволы, и резким движением согнул вниз. Однако резвые какие покойнички попались. Элита, мать их!!! Моня отбросил ставшее бесполезным оружие, и пнул врага в грудь. Я отшагнул назад и в сторону, резко потянув рукав на себя, и взмахнул саблей поручика. Голова офицера улетела под лавку. Дальше все завертелось как в калейдоскопе: я рубил направо и налево, краем глаза успев заметить как Моня подхватив автомат со стола, превратился в маленький смерч, из которого в немецких солдат выстреливали ноги и приклад.

— Ша воин! Или тебе друзей мало, и ты решил из одного меня сделать двух? Таки учти, я против!

Я ошалело уставился на поле боя. Повсюду валялись фрагменты тел, Моня выглядывал из дверей.

— Ну ты даешь! Я таки был немножко связан с холодным оружием, и заявляю: это было что-то! Где учился рубке?

— Нигде… Я вообще саблю раньше в руках не держал… А ты чего туда спрятался?

Моня хмыкнул:

— Чтоб ты и меня на лапшу порубил? Оно мне надо? Ладно, проехали. Может выйдем уже из подземелья?

Я почесал затылок, и по-новому поглядел на саблю легендарного поручика. "Без нужды не вынимать, без славы не вкладывать!" пронеслось в сознании.

— Откуда этот девиз знаешь?

— Я что, вслух сказал?

Напарник кивнул. Я пожал плечами.

— Не знаю. Будто подсказал кто.

Интересно, мне сейчас почудилось, или держа саблю я действительно ощутил дружеское рукопожатие?

— Так ты идешь или нет? Если идешь, так давай двигать ящики к выходу.

— Какому выходу?

— Через который мы сюда от собачек ушли.

… Два ящика уже стояли под дырой в потолке подземного хода, я грохнул сверху третий.

— Хватит думаю.

— Я иду первым. — предупредил напарник — У меня автомат.

— Сидят сволочи, ждут. — Моня осторожно высунулся из дыры.

— Будем прорываться.

Он достал из подсумка гранату. Наверху громыхнуло, мне на голову посыпалась земля.

— За Родину! — бросился наружу Моня — За Сталина!!

Я выскочил следом с саблей наголо. Крупный черный зверь бросился ко мне, я рубанул его поперек слюнявой пасти.

— Слава Ахтырскому гусарскому полку! — неожиданно для себя заорал я, и уколол следующую тварь в шею.

Рядом трещал ппш, выкашивая собак. Мы встали спиной к спине. Бойня закончилась, когда от стаи осталось не более трети. Решив что добыча кусается слишком больно, псы отошли подальше, и уселись на хвосты.

— Думаешь уйдут? — я с сомнением поглядел на недобитков.

— Ой Баламут, не смеши! Где ты видел, чтоб собаки бросали столько мяса? Подождут пока мы наедимся, и уйдем.

— Что-то аппетита нет.

— Тогда режь хвосты и пошли.

Собачьи хвосты с пахучими железами под ними, стоят дорого. На Большой Земле из них делают вытяжки, которые потом добавляются в элитные духи. Так что бросать такую кучу денег, неразумно. Вскоре, отяжеленные добычей, мы отправились на базу, оставив за спиной таинственный бункер с драчливыми зомби, и пирующих на трупах псов.

… В старый сарай, чуть пригнувшись в дверях, вошел высокий мужчина. Серые, круглые как у совы глаза, цепко выхватывали все, даже самые незаметные мелочи. Спецкостюм «Ягуар» сидел на нем как влитой, да и во всей фигуре чувствовался бывший военный. Винтовка LR-300 с оптикой, вещмешок, да кобура на поясе, из которой торчит рифленая пистолетная рукоять. Аккуратно обойдя «жарку», оглядел полутемное по вечернему времени помещение. Взгляд его зацепился за кучку перепревшей соломы, в дальнем левом углу.

— Вот хрень… — голос оказался неприятно скрипучим.

«Карусель» он обошел едва взглянув на нее, присел возле мертвой головы. Посеревшая мертвая кожа, закатившиеся под лоб глаза, старый шрам через лоб…

— Как же так?.. Дурак… Дурррак…

Тихо пискнул просыпаясь ПДА на запястье. Мужчина отдернул рукав, прочел сообщение. Коротко отстучал ответ. Протянул было руку к мертвой голове, и вдруг резко отдернул, будто обжегся… Посидел молча, скрестив пальцы под подбородком. Потом, решившись, снова протянул руку, и закрыл невидящие глаза. Вытащил из кармана разгрузки черный цилиндр зажигательной гранаты, и выдернув чеку, поставил рядом, на кучу соломы.

Грохот взрыва, и шум осыпающегося шифера, догнали его уже в дверях. Незнакомец остановился, повернувшись лицом к запылавшему сараю, и резко вскинул руку к виску, отдавая честь. В начинающихся сумерках, языки пламени бросали блики отсвета на мрачное лицо с раздвоенным квадратным подбородком, и щеточкой рыжих усов….

… Засветло добраться до базы не удалось. На знакомую тропу вылезло несколько «яйцерезок», этот вид аномалий появшись с полгода назад, отличается редкой паскудностью. Занимая окружность в несколько метров, при активации выбрасывает из эпицентра наружу кольцо плазмы на высоту пояса, режущую все на своем пути. Пытаться обойти их в сумерках смерти подобно, и мы решили разбить лагерь рядом. Нет стража надежнее аномалии. Не спит, не пьет на посту, мухи не пропустит. Только бы самому в нее по забывчивости не влезть… Все помнят, как покойный Гуцул проведя ночь возле «электры», наутро в нее же и пописал… Я развел небольшой костерок, мы расселись вокруг на термоковриках, Моня засыпал в алюминиевые кружки кофе и сахар. Залил по пол кружки воды, и достал из шмотника портсигар с «вертячками», это такие мелкие артефакты. Находят их возле разрядившейся жарки, около огненных шаров. Дешевые, но очень полезные в сталкерском хозяйстве. Выбрал две, с фасолину размером. Щелкнул по темно-зеленой бусинке ногтем, и закинув в кружку, протянул мне. Внутри тут же забурлило, повалил ароматный пар. Я дождался, пока танцующая в кружке «вертячка» успокоится, и подцепив ее ложкой, выкинул.

— Ты обещал рассказать почему на столбе оказался. — напомнил напарник — Таки жду. — Да чего там рассказывать? — пожал я плечами — Получилось так.

— Вот и рассказывай, люблю сказки на ночь. Без свежей порции лапши на ушах, уснуть не смогу.

И я рассказал как нарвался в погребе на контролера, как тот откупиться пытался, как в ловушку завел. И как от кровососа на лестнице с чердака на столб переехал. Моня слушал прикрыв глаза, но я знал, что не дремлет, а слушает ночь.

— А ведь ты недоговариваешь, брат — взъерошил он короткий ежик черных, с проседью, волос.

— Ты о чем?

— Это ты мне скажи. Перед самой грозой мне на ПДА пришел свежий некролог. Филин загнулся, причем по соседству с тобой. Я ведь помню, как ты с ним обошелся, а он не из тех кто прощает. Я заглянул в сарай где он погиб, крысы половину растащили, но рожу-то узнал. И на датчике ваши маячки встречались. А ты об этом ни словом. И я нашел там еще кое-что. Остатки следов аномальной активности. Очень необычной, между прочим. Что за чуму ты нарыл на этом хуторе, что даже мне о том не говоришь?

Мне стало стыдно. И я рассказал другу все. Моня подбросил в костерок пару веток, и почесался.

— Спать давай. — объявил напарник — До базы еще топать и топать.

— Кто на дежурстве?

Вместо ответа Моня протянул две веточки зажатые в кулаке. Я потянул левую. Длинная. Значит предстоит "собачья вахта". Я растянулся на коврике, и провалился в сон.

— Папенька, почто Прошку на конюшне вновь порят? — девчушка лет четырнадцати сидя в плетеном кресле в тени раскидистой яблоньки с толстой книгой капризно надула губки — Ведь голосит же! Отвлекает!

Дородный краснощекий папенька, для челяди барин Игнат Матвеевич, стоял на крыльце двухэтажного терема, в красном халате с кисточками. Большой палец левой руки он зацепил за пояс халата, прятавшийся под могучим пузом, а толстым как сарделька указательным пальцем правой, укоризненно грозил дочери.

— Лиза! Прошка вор, поделом ему сыплют.

— Ах, папенька! Он же вырос на конюшне. — и добавила многозначительно — Бытие определяет сознание!

— Так значит, это кони его научили пить брагу, да волочиться за дворовыми девками. И уж точно они надоумили спереть из нашего погреба свиной окорок, и вино что дед твой делал, тоже они, стервецы, выпили? Неет, Лизонька! Потому Прошка ворует, что пьянь он горькая. И не бытие, но питие у него определяет сознание.

— Об этом я как-то не думала...

— Ты доча, о многом еще не думала. Пойдем-ка на конюшню.

Костлявое тело холопа удерживали на лавке двое дюжих молодцев, а еще двое деловито охаживали вожжами. Холоп дергался всем телом, и визжал дурным голосом.

— Бражку любишь значит. — вошел в конюшню барин — Ну-ка, хлопцы, сбрызните его!

Один из мучителей оставив вожжи, взял кувшин, от которого за версту несло сивухой, и щедро полил исполосованную спину. Прошка взвыл.

— Как бражка-то? — поинтересовался барин, приподняв голову холопа над лавкой за волосы – Хороша ли? Может еще дать?

— Нееет!!!

— Вот видишь доча, — поворотился барин к дочери — Не бытие определяет сознание. Битие, и только битие, определяет сознание у холопов...

Разбудила меня короткая автоматная очередь, и чей-то истошный визг.

— Что? Где? — выставил я перед собой пистолет.

— Не что, а кто. — отозвалось темнота за костром голосом Мони — совиный хрюк приходил, пришлось пугнуть.

Я окончательно проснулся, и убрал оружие. Совиный хрюк — сам по себе не самый опасный мутант. Зато самый забавный. Если кровосос или химера являются воплощенным кошмаром, то совиный хрюк — чистой воды ходячее недоразумение. Если взять сову ростом в полметра, обрезать ей крылья, а на место клюва прилепить свиной пятак, то получим как раз его. Этот ночной хищник тоже появился относительно недавно, и живет только в пределах Новой Зоны. Охотится он тоже весьма оригинально: подкрадываясь к спящим сталкерам, орет на ухо. Питается погибшими от страха, от выживших удирает. Хуже другое: на вопли хрюка могут пожаловать другие хищники.

— Который час?

— Около трех. — из ночного мрака к костру шагнул Моня — В принципе, твоя очередь.

— Ааа… Ложись. Только автомат оставь, мало ли.

Напарник положил мне на колени автомат, и пошел к своему коврику.

— Только не роняй его, там предохранитель хреновый. Очередь даст.

И свернувшись калачиком, засопел. Я подбросил в костер хвороста, и повесил автомат на плечо. Из головы не шел странный сон. Никогда раньше ничего подобного не наблюдал за собой. То видения, то сны о старине. Девиз еще этот, откуда я его знаю? М-да, творится с тобой Баламутик что-то странное. И как бы крыша не потекла...

Словно в подтверждение моих мыслей, раздался звук льющейся в кустах воды. Что за фигня?!

— Ночной Дозор! Всем выйти из Сумрака!!! – рявкнул я, вспомнив старый фильм. Смешной такой, там электрики дубасили ртутными лампами гопников, и орали всякую чушь – Или ща как стрельну…

— Я те стрельну!.. Уже по нужде в кусты сходить нельзя, чтоб на пулю не нарваться.

К огню шагнул высокий широкоплечий мужчина. Более нелепого наряда для рейда по Зоне я не встречал: высокие сапоги с заправленными в них узкими светлыми рейтузами, широкий пояс из каких-то шнурков, мундир с двумя рядами серебряных пуговиц, и короткая курточка с меховым подбоем. Красный курносый нос выдавал любителя выпить, длинные черные усы лихо закручены кверху, а роскошные бакенбарды воинственно торчали в разные стороны. На голове у незнакомца был цилиндр с козырьком, сдвинутый на затылок. « Кивер» — всплыло в памяти название странного головного убора. А кивера, если я не ошибаюсь, носили гусары.

— Так я присяду?

Я кивнул, а сам покосился на Моню. Напарник безмятежно дрых.

— Ты ружьишко-то убери. Стрельнет еще.

— Щазззз. Ты кто таков будешь? – что-то с этим типом не так, но что именно, я понять не мог.

Конечно гусар сам по себе нынче в диковинку, но в Зоне чего только не бывает. Может, ролевик какой заблудился, они возле периметра раньше часто ошивались.

— А на кого похож? – уселся у огня пришелец.

— На психа.

И вдруг я понял, что не так с незнакомцем. Сквозь него просвечивала коряга, на которой он сидел. Не очень явственно, но заметно. Глюк что ли?

— Только призрачных гусаров мне не хватало. Все, водку на голодный желудок больше не пью. Пока Чингисхан не явился.

— Это ты зря. — пришелец поковырял в углях тонкой веточкой — Мировой дядька.

В сознании что-то щелкнуло, и кусочки мозаики последних событий встали на места. Не все пока, но все же...

— Поручик?.

— Соображаешь. — Ржевский гордо подкрутил ус. — Может нальешь, за встречу поколений?

— Ты разве можешь? Не материальный вроде...

Вместо ответа, поручик протянул полупрозрачную руку, выудил из моего шмотника бутыль, и кружки из которых мы пили кофе. Налил. Мы чокнулись, и бравый поручик лихо выдул свою. Мда… Чудеса в решете.

— Так зачем пришел?

— Поглядеть как мой прапраправнук тут справляется. Саблю гляжу, мою нашел.

Я чуть водкой не поперхнулся.

— Это как понимать… Мать… Мать...

— Ты глаза-то не пучь. Ну да, потомок ты мой. Что тут такого? А насчет того, зачем пришел… Ну, считай это моей прихотью. Вроде как духи предков с нами. Ладно, за водку спасибо, пойду я пока. А ты привыкай, привыкай...

И растаял в ночи. Оставшееся до рассвета время я провел в раздумьях...

База показалась вдали, когда нас догнали. Из-за кустов с костным хрустом вывалились давешние зомбаки. Ну и видок у них был! Отрубленные конечности подвязаны тонкими веревками, форма превратилась в лохмотья. Я вытащил саблю, напарник выставил перед собой автомат. Однако, драки не вышло. Чеканя шаг, ко мне подошел зомби-офицер, державший голову в фуражке подмышкой.

— Ми есть хотеть стафаться ф плен. — прокаркала голова.

— Ёпсель-мопсель! — прохрипел Моня — Такого я еще не видел… Чего делать будем?

… Бывший офицер СС, а ныне военнопленный, вел впереди нас маленький отряд мумифицированных солдат. Чем не отмычки?

…Огражденный бетонными столбами с густо натянутой колючкой хутор, приветливо смотрел на мир зрачком крупнокалиберного пулемета, установленного в узком проходе. Вокруг ограды кольцом протянулся довольно глубокий и широкий ров, дно усеяно острыми кольями. Роль моста выполнял дощатый настил, который при необходимости убирался. Им же, на манер ворот, закрывался вход. Конечно в свое время пришлось со всем этим здорово повозиться, но зато теперь случайные бродяги рассказывают во всех барах, что клан Волка очень неплохо устроился.

Шницель, сидящий на сложенных бруствером мешках с песком, чуть окурком не подавился.

— Стой, кто идет?! — завопил он, мышью нырнув за пулемет.

— Ша, ша, ша! — замахал руками Моня — Уже никто ни куда не идет!!!

— Да мы это, — подтвердил я — мы!

— Баламут, ты что ли? — над вороненым стволом показалась настороженная рожа Шницеля — И зомбаки с вами??

— Ну да. Отмычки.

Ответом мне, стал истеричный хохот по ту сторону баррикад.

— Ай да Баламут, ай да сукин сын! — стрелок вылез из укрытия, и снова уселся на мешок.

— Такое отмочить! Тебя, кстати, Бекон ждет, так что в бар загляни.

Мы с напарником пожали постовому клешню, помахали дежурившим на крышах стрелкам и отправились к Бекону.

… Бар "В доску!", как и все жилые помещения в Зоне, находится под землей, занимая старое овощехранилище, квадратов этак, на двести с хвостиком. Вдоль крашеных стен протянулись ряды дощатых столов с лавками, старый советский линолеум на полу, с затертым рисунком, тяжелая стальная дверь, с крошечным, зарешеченным толстой арматурой окошком, справа от барной стойки. Из колонок под потолком, Высоцкий хрипел о почерневшей от горя земле. Хорошая песня. Жизненная. Мы с напарником вошли, на ходу пожимая руки сидящим тут вольным бродягам. Компания собралась пестрая: за столиком справа от входа, Кот с Гильзой азартно резались в карты. Долговязый Гильза мрачно смотрел в свой расклад, невысокий коренастый Котяра, довольно жмурился. Выпустил в потолок длинную струю сизого дыма и ехидно посмотрев на соседа, выложил карты на стол. Гильза сплюнул и замахнул стопку.

Гедзь мочил усы в пивной кружке. Обряженный в синий ватник, с черной повязкой на левом глазу, Моргало задумчиво ковырял вилкой яичницу с двумя сосисками на пластиковой тарелке. Оно и понятно: на что-то более существенное нужны деньги, а их у старика давненько не водилось. Хорошо что Бекон у нас мужик с понятием, в кредит покормит и стопку нальет. Вообще-то называть Моргало стариком, неверно. Мужику всего лишь сорок три, но Зона старит быстро, да еще если пить…Тем унизительнее это для некогда самого удачливого промысловика клана. Было время, и Волк на базу без ценного хабара из рейда не приходил. Собственно и клан как таковой, он собрал, так и зовемся с тех пор, Волками. А потом… Потом беда с ним приключилась. Ушел Волк на промысел, четырех новичков-отмычек с собой увел. А вернулся один, еле живой. И без глаза. Сперва долго не могли из него слова вытянуть, только водку хлестал, и плакал. А на второй день заговорил. Пошел он с новичками на Агропром, тот уже больше года как пустым стоит. Мало кто туда заглядывает, вот и решил вожак счастья сталкерского попытать. Сперва все нормально шло, во дворе мелочевки всякой насобирали, несколько «капель», пару «вывертов», ну и всякое такое. Вроде нормально для учебного выхода, можно и назад, но дернул Волка черт в здание самого Агропрома сунуться. На третьем этаже группа на стаю кикимор нарвалась. Вот тут-то все и завертелось. Если Припять-кабан, или слепой пес являются просто мутировавшими зверушками, то кикимора — порождение инферно, другого мира, причудливо перемешавшегося с нашим в Зоне Отчуждения. Высокая, худосочная тварь, с когтями сантиметров по пятнадцать. И с невероятными рефлексами. Еще поговаривают, что у них есть пси-способности, но это так, слухи…

В общем, когда первый новичок из коридора закричал, ведущий понял что вляпались они по самое не балуйся. А потом словно тени в комнате замелькали, и парни начали падать, один за другим. Волк сперва начал палить, потом сообразил что остался в одиночестве — остальные хорошо разделанными тушами на полу валяются. И сиганул в окно с третьего этажа. Спасло его росшее под окном дерево, упал на ветви, сломал два ребра и левый глаз сучком выбил. Но жив остался. С тех пор, отвернулась от него удача. Сколько ни ходил, все в пустую. Потихоньку начал спиваться, просадил все сбережения, костюм защитный – и тот пропил. Теперь в ватнике ходит, да «стекловату» собирает. Клану новый глава понадобился, а тут Бекон в лужу «ведьминого киселя» влез, оставил там ногу по колено. Ходить на промысел понятно, больше не мог, но связи с нужными людьми не утратил, так и стал торговцем. Брал все, по честной цене, да и за свои товары не драл три шкуры, как другие торговцы. Раньше-то хабар таскали кто куда, на базе лишь отдыхали. Потом бродяги подумали, да и выбрали Бекона главой клана, что для него стало полной неожиданностью. А Волка добило окончательно. Тогда он отказался от прежнего погоняла, а в замен нынешнее себе взял – Моргало. Бекон же оказался главой хоть куда: при нем хутор укрепили, ввели охрану, лично им кстати оплачиваемую. Да и бар тоже – целиком его заслуга. Так и превратился наш хуторок из перевалочного пункта, в полноценную базу.

Леший с Похабычем боролись на руках. Судя по трем бутылкам "Теней Чернобыля" и их красным рожам, уже давно. Четверо незнакомцев в брезентовых защитных куртках, за столиком с лева от входа травили анекдоты под пиво.

— Вышли — начал один, заросший бородой почти до глаз — три сильно пьяных Сталкера из здания заброшенного завода.

И вдруг их неожиданно начало рвать...

— Много выпил… — подумал первый Сталкер, глядя на свои заблёванные ботинки...

— Аномалия близко… — подумал второй, глядя на разлетающиеся куски третьего...

Этот анекдот был как и рассказчик, с бородой, но компания все равно прыснула со смеху. Отхлебнув из бокала, слово взял другой, с повязанной зеленой банданой.

— Идет Сталкер по Зоне. Видит Монстряка сидит плачет, горькими слезами обливается...

— Ты че плачешь, Монстряка? — спрашивает.

— Все меня обижают, другие Монстряки обижают, Сталкеры обижают...

— А хочешь я тебе НАКУ дам?

— Хочу — оживилась Монстряка.

Сталкер, снимает автомат и прикладом: — НАКА! НАКА! МОНСТРЯКА! ПОЛУЧИ! НАКА!!!

Ржание заглушило льющуюся из динамиков песню.

Кот спрятав в карман выигрыш, отодвинул карты и повернулся к весельчакам:

-Ученый-сталкер с Янтаря исследует зону, кидает болты и записывает разные виды аномалий. Весь день ходил всю тетрадь исписал: уже глаза на лоб лезут. Ночью возвращается на базу, смотрит куст какой-то разворошенный один, остальные рядом нормальные растут — кидает болт. Оттуда кровосос спросонья:

Кровосос (не понимая происходящего): — Ой эююй, больэюйно!

Ученый-сталкер (многозначительно): — Так, новый вид аномалии под номером N255 — "Говорящая!"

На этот раз заржал даже мрачный Гильза. Бекон, бородатый здоровяк средних лет, флегматично протиравший стакан за барной стойкой, махнул мне полотенцем. В углу, почти у самой стойки, за столиком расположился настраивая гитару Саня Струна. Не особо высокий, он обладал пивным брюшком, и носил очки. Струна провел большим пальцем по струнам, прислушался. Довольно кивнув, наш бард взял аккорд и тихо начал:

Мы потомки проклятого племени

Истекаем в песок как вода

По сигналу неточного времени,

В след за нами ступает беда.

По сигналам неточного времени,

Наши дети идут на войну.

Наши отпрыски семя от семени,

Искупают не нашу вину…

Зал притих. Даже обычно хамоватый Похабыч, не упускавший случая достать кого угодно до печенок – и тот заткнулся. Мы с Моней, не сговариваясь, приземлились на стулья. В разом наступившей тишине бара, сквозь густой сигаретный дым пробивался струнный перебор и не громкий баритон Струны. Теперь голос окреп, зазвучал строже, сильнее.

Обжигает нас боль покаянная,

И стекает к вискам седина.

Ночь с тоскою завоет как пьяная,

Гаснет свечкой молитва – луна.

Ставят свечи уставшие женщины,

Постарев до времен у икон.

Мироточат иконы сквозь трещины

Под набатный испуганный звон…

Я сидел и слушал. Каждая нота гвоздем врезалась в сознание. Каждый риф – бил как ток по оголенным нервам. Против воли в углу глаза собралась предательская влага. Я слушал. Тем временем проигрыш закончился, и голос Струны снова зазвучал тихо.

Звон сигналов неточного времени,

Над простором великой страны.

И в глазницу распятого племени,

Целит ворон грядущей войны…

Отзвучал последний аккорд. В отличие от других бардов, поющих о Зоне, охоте на артефакты и стычках с опасными тварями, Струна всегда поет о другом. О мире лежащем вне Зоны. О любви, о людях. О нормальных людях. С которыми не нужно держать ухо востро, фильтруя каждую фразу. Потому как за неверно сказанное слово вполне могут зарезать. Я обвел слегка затуманенным взглядом зал, все бросив занятия замерли как и я, неподвижными скульптурами. Может за это и ценится Саня Струна, что не дает оскотиниться нам окончательно, напоминает что мы–люди. Что кроме Зоны есть внешний мир, где люди живут совсем иначе. Где хоть начальник и сволочь, но пулю в затылок не влепит. Где собака – друг человека, ее следует кормить и выгуливать, вместо того чтоб стрелять и отрезать хвост. Где контроллер – всего лишь толстая тетка в трамвае проверяющая билеты, ничем не напоминающая жуткого псионика… Где аномалия – обозначение непонятного науке феномена, а не область измененного пространства, готового вывернуть тебя на изнанку. И в замен каждой отнятой жизни, дарующую артефакт. Такую же непонятную фиговину, с мало изученными свойствами, ради которых мы идем на смертельный риск. Мир не готов принять назад своих детей такими, какими они стали. Как не готов оказался принять ребят после «горячих точек». Люди ставшие воинами, всегда пугают «овец», изнеженных цивилизацией тварей. Так вернувшимся из Вьетнама солдатам, встречающие их в аэропортах не знающие вида крови идиоты, орали: «убийцы!!!!!». Так наши ветераны прошедшие Карабах, Афган, Чечню, оказались не нужными обществу…

Не вина тех парней, посланных своей Родиной на смерть, что они выжили и не смогли устроиться в «нормальной жизни»… Горькая ирония, но правдива на сто процентов.

Зона опаляет всех, тут с человека слазит будто старый носок, все наносное, ненастоящее. И остается только истинная сущность. Даже если она настолько неприглядна, что становится мерзко глядеть на отражение в зеркале. Но это – ты. Проходящий мимо раненого незнакомого бродяги, не оказав ему помощи. Режущий артерии на шее пока живого врага. Это – ты. Лгущий, ворующий, убивающий. Это все – ты. Но и делящийся последней банкой консервов с другим бродягой – тоже ты. Лезущий в аномальные поля, не ради козырного артефакта, а из-за исследовательского зуда – это ты. И регулярно отправляющий матери, сестре, жене, весь заработок с улова – тоже ты…

Когда душа покрывается слоем коросты – приходит кто-то вроде Струны и говорит; ТЫ ЧЕЛОВЕК… Я украдкой смахнул непрошенную слезу, и поднявшись прошел к барной стойке.

— Здорово, босс! — протянул я руку бармену — Зачем искал?

— Заказ принес?

Я водрузил на стойку круглый контейнер. Бекон открыл, осторожно заглянул внутрь. «Ведьмин кисель» — штука слишком коварная, чтоб с ним обращаться кое-как. По слухам, случай был в одном НИИ. Там немного киселя на пол пролили. Так вот: этот НИИ перестал существовать уже через сутки, а на его месте, образовалось целое озеро свежего «ведьминого киселя».

— Добре. Что еще?

Я выложил на стойку еще четыре артефакта.

— «Лунный свет», пять тысяч, да три «ломтя мяса», по четыре тысячи, — стучал толстой сарделькой указательного пальца по кнопкам калькулятора Бекон — да три литра «киселя». Еще две шутки. Итого девятнадцать тысяч.

Я хлопнул себя по лбу, и достал пакет со щупальцами кровососа.

— Еще три шутки. Итого, двадцать одна. Гы! Очко… Еще что?

— Еще запчасти слепышей. Моня давай.

На стойку тяжело упала связка из четырнадцати хвостов. Бекон тут же принялся придирчиво осматривать, ощупывая каждый. Откуда-то снизу, извлек небольшие весы, тонкие резиновые перчатки, секатор, и начал аккуратно отделять от них пахучие железы, складывая на блюдце весов. Все правильно, котлеты отдельно – мухи отдельно. Наконец хирургическая операция в исполнении нашего доброго бармена завершилась, на весах горкой громоздились мутные темно-коричневые пузыри, хвосты Бекон связал в пучок и убрал в шкафчик.

— Ну что ж, не плохо… — сложив ароматное содержимое блюдца весов в термоконтейнер, бармен стянул окровавленные перчатки — За хвосты даю две штуки, и еще четыре за железы.

— Мне бы ствол посерьезней, калаш в киселе утонул...

— Извини Баламут, все продал. Патронов, хоть жопой ешь, а стволов нет. О! Сходи-ка к Шплинту, он как раз о тебе вспоминал.

Пересчитав деньги, убрал во внутренний карман куртки.

— Слушай, босс, тебе охрана бара часом не нужна?

— Это ты про себя, что ли? — хмыкнул Бекон.

— Ну зачем же? Тут ребята без дела слоняются, думал к тебе пристроить.

— Сколько?

— Девять рыл.

— Много. Я им всем платить не смогу.

— Эти за жратву пахать будут. Звать?

Моня за столиком вежливо замаскировал смех под кашель.

— Зови, поглядим что за орлы.

— Вольф! — крикнул я — Давай с ребятами сюда!

Ей-богу, забавно наблюдать как у всегда невозмутимого главы клана, глаза на лоб лезут, а челюсть пытается продавить барную стойку.

— Ттты кого привел?!!! — сорвался он на несолидный визг.

— А что? — отозвался из-за стола напарник — Целых девять рыл, вояки бывшие, опять же. Дисциплину понимают. Не пьют, не воруют. Только корми иногда, и все дела.

Бармен наконец совладал с собой. На бородатой роже Бекона, как в зеркале отражалась борьба. Между врожденной купеческой жадностью, и сталкерским инстинктом, велящим пристрелить нечисть. Наконец, бармен грохнул по стойке пудовым кулачищем:

— Добре. Беру на работу. Но под твою ответственность!

— Понятно. За дармовых работников наградить не хочешь?

— Сколько хочешь? Учти, много не дам!

— Пожрать нам с Моней, и водочки, конечно. "Зов Припяти". Думаю, четырех бутылок хватит. И курево. Побольше.

— Ты меня разоришь!

— Босс...

— Ладно. Сделаем. Есть жареная картошка с грибами и отбивной, есть борщ с мясом и сметаной. Что будете?

— Босс...

— Понял, понял. — проворчал тот — Щепка!

Из прохода ведущего на кухню, высунулась лопоухая голова помощника бармена, увидала гостей, и юркнула назад. Я сгреб два блока сигарет, и пошел за столик к напарнику.

— Щепка, твою мать! Живо тяни с кухни сюда свой хребет, и обслужи парней!

Мы с Моней уплетали картошку с отбивной за обе щеки, народ в баре потихоньку приходил в себя, а Бекон деловито осматривал своих новых подчиненных, о чем-то в полголоса с ними переговариваясь. Не знал, что он владеет немецким...

— Баламут — спросил меня напарник, работая челюстями — тебя в этой истории, ничего не напрягает?

Я вопросительно поднял бровь.

— Что именно?

— А вот подумай. — взмахнул вилкой Моня — Филин вдруг в заброшенном хуторе нарисовался, а ведь бандиты в Зону не ходоки. Шакалят на Свалке, да на подступах к базам. А Филин не только забрался к черту на кулички, обойдя все аномалии, так еще приперся ОДИН. О чем это говорит?

— Хрен его знает. Может, искал что особо ценное. А один, чтоб не делиться. Что же до рейдов по Зоне, так жизнь на месте не стоит. После того как Зона разрослась, они тоже в глубине оказались. Вот и пришлось учиться выживать как все. Что поделаешь — естественный отбор.

— Логично. А зомбаков немецких ты как объяснишь? Ведь чтобы ходячим мертвяком заделаться, под Выброс попасть надо, либо у Радара дозу хватануть. Ну, еще контролер, как вариант.

— Об этом не думал.

— А теперь сложи два плюс два. И напомню, что ожили фрицы именно в твоем присутствии.

Тут меня как током ударило: а ведь точно!

— А еще ко мне предок явился.

— То есть?

— Ржевский. Он оказывается, мой прапрапрадед. Вчера ночью, ты как раз спать лег. — Еще веселее. Ты когда-нибудь о таком слышал? Думаю нет. Что из этого следует? — Думаешь, артефакт виноват?

Моня пожал плечами:

— А я знаю?

Действительно странно и чем дальше, тем больше.

— Ладно – протянул я тару — наливай. За то, что вернулись.

Звякнули, встретившись стаканы, "Зов Припяти" зашумел в голове. Все дела и заботы — потом. Мы вернулись живыми. И это главное.