29. Колдуны Подмётной эпохи. Чомга

136…((210.а)) Реконструкция. Качели
Алчность. Всепожирающий огонь в треноге, зажжённый демоном себялюбия. Ложь, воровство и убийство – три ноги, на которых она стоит. Ведь даже торгуя чужими пряниками в чужой лавке, ты что-то отдаёшь – свои улыбки, своё время и приветливые слова. Это не настоящая алчность. Себе, себе и только себе! Так выглядит настоящая. В тех, кто подвержен, ей выжжены дотла даже иные пороки, вроде искусства обольщения и терпеливого коварства. Пламя в треноге алчности не согревает, не бросает свет на лица, не играет на них отблесками страстного азарта. Его дело – испепелить всё вплоть до радости обладания, до минутного удовлетворения, испепелить всё.
Будучи воплощением этого ненасытного порока, Чомга, без сомнения лучший ученик Болотного Козодоя, и сделался ростовщиком. Хуже того – фальшивым ростовщиком. Его ложь, наведённые им тоскливые мороки стелились по земле, как тяжёлый дым, ниже самого тёмного колдовства. Всепроникающие, ядовитые мороки.
Чомга создал извращённое ростовщичество: ссудив дыхание жизни, он забирал её саму. Дав иллюзорное утешение, ростовщик оставлял человека на крючке. Его магия колдовского заступничества перед смертью была сплошной ядовитой ложью.
Он караулил больных, выжидая момент отчаянья.
Он за версту чуял тех, чья совесть не чиста.
Он преследовал тех, что дрожит пред мыслью о смерти, навевая им ночные кошмары и дурные приметы.
Он говорил: «Я искуплю твою вину, я отодвину твой срок». Но из фальшивого металла была его ссуда. Бывают такие злочервонные монеты: что ни купишь на них, всё пойдёт во вред.
Как это происходило...
Солгав, что может отодвинуть смертный час, Чомга приказывал своей жертве подуть на принесённые монеты и оставить ему. Чем больше монет, тем лучше. Чем выше сумма, те надёжнее колдовство. Чомга объяснял… – а ведь пред обычными людьми колдуны отродясь не снисходили до разъяснений! – что предсмертный выдох останется на деньгах. Он же, целуя в губы, даёт просителю новое дыхание жизни.
Но страх разжимает пасть на дни, а не на годы. Разжимает на час или несколько минут. Скоро, очень скоро все эти люди вернутся. Они будут платить ему до полного разорения и после будут, пока способны найти, выпросить или украсть хоть какие-то деньги. Того, кто уже не способен, кто пришёл с пустыми руками, Чомга обнадёжит и задержит до позднего вечера, ожидая старуху Гарь – собирательницу падали, чтобы швырнуть человека ей под ноги и получить за него последнюю монету.
Размышляя о том, как можно докатиться до такого, Колдун решился аккуратно воспользоваться нелюбимым колдунами зельем и разок выпил-таки вспятный взор. Снадобье позволило Колдуну мельком увидеть прошлое Чомги. Прока от этого видения не было, но любопытство того стоило.
***
136…210.а Исходник
Колдун рассказывает увиденное:
– Происходило это в детстве.
Ты помнишь лодочку качели?
Лицом к лицу встают, их разгоняя.
Ученик:
– Сплошная радость,
девчонок юбки ветер задирает!
При балагане видел.
Колдун:
– На поляне те были сооружены
для малышни.
День пасмурный и никого вокруг.
Шёл мимо Чомга с лучшим другом.
У друга были деньги: где-то сто
монет серебряных и медных,
разбил копилку, подсчитал:
«Иду за настоящим арбалетом!»
У друга были деньги.
И Чомга это знал.
Как раз на полпути у них – качели…
– Кто первый струсит! – Чомга крикнул. – На слабо!
Всё выше, всё сильнее.
Как слепой с ненастоящими глазами,
из тени к небу проносясь, смеялся Чомга.
Но не играют с таким лицом.
Друг испугался:
– Ты победил! Останови! Уйдём!
Не слышит.
Качели выше себя летят.
Была ли в этом ворожба?
Не могут дети колдовать,
но выше дерева,
круга не делая,
они летели.
– Довольно! Я прошу!
– Отдай мне деньги.
Мальчишка их швырнул и сам упал.
Он не разбился.
Вскочил и убежал слезах.
А Чомга поднял...
Он собирал в траве монеты целый день.
Он их искать вернулся завтра,
послезавтра.
***
137…((211.а)) Реконструкция. Из рода василисков
Ученик, скривившись от услышанного, гадает:
– Предположу: он мелкий суетливый уродец – ростовщик?
Колдун качает головой:
– Мимо. Чомга высокий, а в юности был так хорош на лицо, что отчасти благодаря этому и дожил до своих лет.
Род Чомги из переселенцев. Они синеглазые, как васильки, но это лишь совпадение с родовым именем Чомги. Не по цвету глаз они так назвались. Род Басилевсов – это Василиски по-нашему – изгнанные с каких-то весьма далёких краёв слуги базилевса, иначе сказать – тамошнего царя, а возможно, его родня…
Придя позже других в ученики, мнительный, нетерпеливый Чомга постоянно затевал ссоры и поединки, но в итоге ни у кого не поднялась рука на такую красоту.
Справедливости ради, когда успехи в магии уже позволяли Чомге выигрывать одной левой, стычки прекратились, и мести с его стороны не последовало. Надменность и алчность покрыли льдом всё, что не приносит выгоды.
Ученик, с сомнением:
– Чтобы красота была колдуну в масть, такое первый раз слышу.
– Дело не в чертах лица, это я так упомянул, чтобы ты понимал: внешность обманчива. Суть в другом. У него взгляд всегда жил сам по себе какой-то потусторонней скорбью. Воровать у своих начал, и тогда ничего не изменилось. До смешного: рука лезет приятелю в кошелёк, а в глазах штиль бездонный, горький океан! Я встречал его после изгнания, – припоминает Колдун, откинувшись в кресле. – Невменяемый, сухой как остов дерева, он не утратил гипнотической красоты. Издали я безошибочно узнал его в хламиде нищего. Угадал по глазам василькового цвета. Как букетики, которые девицы прикалывают на шляпку, такие же яркие, только снизу – под рваными полями.
Дорога была прямая, мы сближались, я держал нож в кармане и заклятие на языке, но не смог. Не смог! Мы разминулись, кивнув друг другу. Хламида, кстати, не была ни волшебством, ни маскировкой. Чомга стал такой невменяемый, что не брезговал и нищенствовать!
Ученик наливает в широкую глиняную чашку колдуна золотой чабрец, припорошив щепоткой серебряной мяты. Идеальное сочетание.
Колдун опускается в кресло и жестом приглашает Ученика присоединиться к чаепитию. Щедро. Этим вечером учителю пришла охота поболтать.
***
137…211.а Исходник
Колдун:
– Есть вещи, что превыше колдовства,
но с ними справится оно,
едва остынет к сути данного вопроса.
Отрезок жизни нашей, например.
Предельный срок тут каждому отмерян,
а лешему перевернуть несложно
песочные часы,
Он чем-то лучше прочих?
О, нет! Но может заблудить и заморочить
он сам себя!
Сколько захочет, столько и будет жить.
Есть и другие вещи, что вровень колдовству.
Вот с ними совладать оно не может:
усталость, скука, красота…
Всё, чью опору, чей глубинный корень
Искать бессмысленно
за полным отсутствием его.
Такие свойства, будто без секрета.
Я думаю, и Треф был воскрешён за это,
ненужный некроманту своему.
Он излучал покой бесстрашия,
лишь гостьей
в итоге оказалась для него
смерть. Он ведь и погиб за это свойство,
для всех так очевидное.
Что лестно было б Трефу, но
как своего затылка,
нам главного увидеть не дано.
Из всех вещей подобных, не волшебных
я нахожу опасной самой – красоту.
Она – сургуч, она – печать.
Она не создана молчать
и не способна уклониться.
Себе равна и больше ничему –
загадка не подвластная уму.
Как лезвие – открыто безоружна,
победоносна, как февральский ветер южный.
Цветок магический пустой,
ценою в слиток золотой.
***
138…((212.а)) Реконструкция. Голод
До тех пор, пока Болотный Козодой был жив, Чомга нищенствовал, не рискуя колдовать в округе.
Козодой был мастером расставить ловушки-бумеранги магии в самых неожиданных местах. Особенно злые и смешные – на младших учеников. Если кто-то гадал без его позволения или заговаривал колоду карт – имел все шансы увидеть вместо туза самого учителя и весьма гневного лицом.
– Покупал в эти годы Чомга хотя бы еду? – задумчиво произносит Колдун. – Не уверен. Ведь и горбушка хлеба что-то стоит, а отбросы валяются даром. Падаль искал, птиц и лягушек, жуков ловил и ел. Безумие. Мне жаль его, Козодой погорячился с наказанием.
Однажды Колдун видел странный сон, который весь день не выходил у него из головы. Лишь к вечеру Колдун понял, что это не его сон, а мир глазами Чомги, голодного, отдыхающего среди полей, под невесть откуда взявшимся одиноким деревцем вишни. Наверно, птицы посадили его вдали от всякого жилья.
Вишня цвела. Голодный Чомга и мог бы, но боялся закрутить небосвод вокруг неё ради того, чтоб мигом поспела, ради нескольких горстей ягод. Он хочет есть и пить, он разговаривает с собой.
***
138…212.а Исходник
– Куда ты целишься, колдун голодный,
так запрокинув голову?
Не он ли, не голод ли застил тебе глаза?
Не видишь ты, прицелился в кого
сквозь крону вишни цветущей?
Поистине, дождаться её плодов
и утолить грызущую боль ими
разумнее, чем выпустить дробинку
эту с руки. На чёрное перо взгляни.
Не для тебя ли обронила?
Там зеркальце и в глубине – ты сам.
Не правда ли, безумные глаза?
Ты целишься, безумец, между них!
Смертельно горько мясо у этой птицы,
говорят отцы, от прадедов услышавшие.
Вряд ли тебе преданья их нужны,
а голос разума не слышен.
Взгляни, летит она гораздо выше,
чем облака и даже утренние звёзды.
Оставь свой замысел пока не поздно,
в зарю холодную проснись.
Лекарственен прозрачный воздух,
хоть голод и не исцелит.
Крест чёрной птицы в вышине скользит.
Неспешны взмахи крыльев,
до времени не слышен
крик, имя повторяющий твоё.
***
139…((213.а)) Реконструкция. Жажда
Чомга по природе двуличное существо. Такой флёр отрешённости и такая адская жадность – к похвалам, успеху, вещам. Деньгам, особенно деньгам.
Флёр, но не обаяние, его в Чомге было… Да вовсе не было. Пока молчит, ещё ничего, терпимо. Как начнёт с кем торговаться или обсуждать чужой успех... Позорное зрелище. Он сдерживал себя иной раз, но без толку, на пять минут его хватало. Весь морок его меланхолической красоты исчезал, едва Чомга открывал рот. Фальшивая речь, завистливое сердце. Губы извиваются змеями. Сразу видно, как явно и гнусно лжёт, каждым словом укусить хочет. Смотришь и тоскуешь: лучше бы ты молчал. К чему такая ревность, когда ты по праву можешь смотреть на других свысока?
– Он был весьма талантлив, – повторяет Колдун.
– И какова природа, особенность его таланта? – интересуется Ученик. – Ведь у каждого свой ключ маги. Всякий берёт новые высоты через свою, коронную?
Колдун разводит руками:
– Не могу тебе сказать. Сосредоточившись, Чомга делал успешно самые разные вещи, с которыми не был прежде знаком: и погоду, и магическую деву. Пропасть из виду, рану заговорить – всё ему давалось легко. Каких-то предпочтений не было. Темперамент был, качество характера: брать верхнюю планку и уже с неё отыгрывать назад. Чомга неважно рассчитывал силу, то есть, совсем плохо. Нет ещё хуже – никак не рассчитывал. Если мы шли мимо болота, скажем, старухи Гарь, и Козодой, не желая с ней здоровкаться, приказывал Чомге сделать туман… За секунду мы все оказывались в чане с молоком! Ни земли, ни неба! «О-хо-хо, – ворчал Козодой, – молодец. А теперь прикрути, а то спотыкнусь ненароком». Лишь после этого туман превращался в стелящуюся дымку.
***
139…213.а Исходник
Чомга:
«Добрый – безволен, хитрый – бессилен.
Время смиренья настает в могиле,
Хватит с покрышкой там, под землёй,
Здесь надо быть королём!
Мне притворяться?
Перед людьми?
Мизинца колдунского лучший из них
стоить не может,
слабей воробья,
что наколдован был спьяну.
Кривляться не стану.
Держать ответ
не перед кем.
Когда я взлечу,
над ними Подёнкой Чёрной,
Пусть смотрят в рот и пьют глазами,
не выбирая, что сказал, что сплюнул.
Исходит от колдуна
всемилость колдовская.
О, как я голоден.
Я скоро отыграюсь.
Вода на вкус так отвратительна, любая.
Впредь никогда не стану пить её.
 

Похожие статьи:

Рассказы → Новогодняя история в черно-белых тонах

Рассказы → Лестница в небо из лепестков сакуры

Рассказы → Пустота

Рассказы → Брокер жизни

Рассказы → Танатос 78