Дом господина инженера

1.

- Уважаемая, не упрямьтесь! – околоточный с трудом держался вежливо – только из уважения к возрасту хозяйки да памятуя о стоящем рядом госте. – Господин инженер предлагает вам хорошие условия.

- Это мой дом. Моя земля, - хрипло сказала старуха.

- Да скажите же ей! Вы же мужчины! - наконец сорвался на крик служитель закона.

Трое сыновей старой женщины – высокие, широкоплечие, - промолчали, только старший нехорошо сверкнул глазами на дерзкого представителя власти.

- Позвольте мне, - одетый в цивильное господин отодвинул околоточного и, сделав шаг вперед, низко поклонился старой женщине.

- Почтенная стыр мад! Я знаю, эта земля и дом на ней принадлежали вашему супругу, а до него – его отцу и деду. Но взгляните по сторонам… - рукой в светло-серой перчатке господин очертил полукруг, указав на потемневшие стены, на подслеповатые, затянутые бычьими пузырями окошки, на потертые ковры на полу, на полку со старыми глиняными горшками и мисками с обитыми краями. – Я уважаю вашу верность почившему супругу, ваше желание жить там, где жили и ваши родные. Однако позвольте заметить, - и в этом нет ни малейшего стремления принизить вас и ваших сыновей, - вы небогаты. Дом этот невелик и тесен. Вы ничего не потеряете, напротив того, приобретете. Я выкупил хорошие участки возле реки. Там – под вашим личным присмотром, выслушав все ваши пожелания, - рабочие построят новый дом – светлый, удобный. В нем достанет места и для вас, и для всей вашей семьи. Туда вашим уважаемым сыновьям не стыдно будет привести жен, там будет просторно вашим внукам. Рядом с домом вы сможете разбить сад, где будете отдыхать тихими вечерами.

- Это мой дом, - тихо повторила старуха.

Старший сын – в волосах его уже пробивалась седина – выступил из-за спины матери, прошел к двери и распахнул ее.

- Уходите.

- Коли так… - господин в цивильном развел руками. – Что ж, придется уйти. Но если ваша матушка изменит свое решение, вы знаете, где меня найти.

Полуденное солнце, казалось, поджидало господина инженера и околоточного: стоило сделать шаг за порог, как прохлада дома сменилась удушающей жарой, свалившейся с неба как тяжелое ватное одеяло, и ярким светом, ослеплявшим после полумрака старой мазанки.

- Чертова карга! – пробурчал околоточный, снимая фуражку и вытирая пот со лба нечистым платком. – Я ж знаю, господин инженер, сыновья ейные вовсе даже не против переехать. А она упирается. Совсем рехнулась на старости лет! А они супротив ее воли не пойдут… Хотя, конечно, можно уговорить-с, ежели постараться, - околоточный хихикнул и потер пальцами левой руки друг об дружку.

- Думаешь? – рассеянно спросил инженер, сквозь прищуренные веки осматривая расчищенные участки по сторонам и торчащий как бельмо на глазу покосившийся домишко в середине.

Нахмурился, подвигал бровями, сомневаясь, вспомнил жену – тонкий профиль, золотые прядки на висках, нежный голос: «Ах, милый, я уверена, Иннокентий Павлович построит нам самый чудесный дом в городе!» - и, наконец, решившись, кивнул:

- Ладно, попробуй. Ты знаешь, я в долгу не останусь, - и, сунув несколько ассигнаций в услужливо подставленную руку, быстро пошагал прочь.

Околоточный довольно хмыкнул и двинулся обратно в участок, на ходу раздумывая, как лучше приступить к делу. Младшим-то сыновьям старой ведьмы он уже намекал – эдак аккуратненьно, со всей деликатностью и почтением к джигитским традициям. Мужики вроде и не против были, да сказали, старший брат артачится, против воли матери не пойдет. А старуху как заколодило: «мой дом» да «мой», «здесь помереть желаю!». Хоть бы и вправду померла – только небо коптит да место занимает, как яблоня засохшая: и сыновьям ни семьей обзавестись, и господину инженеру огорчение. Ну да ничего, что-нибудь сообразим, чай, не зря двадцатый год на должности – опыт какой-никакой имеется.

Господин же инженер, идя по выжженным солнцем улицам, терзался куда сильнее. Он снискал репутацию человека добропорядочного, и дорожил ею. Ни разу не позволил он себе расходовать средства, выделенные на строительство мостов и благоустройство города, на собственные нужды, не лгал, не давал обещаний, коих не мог выполнить. И вот теперь, польстившись на прекрасный участок, так приглянувшийся Мари, готов был – в первый раз – нарушить выработанные им для себя жизненные правила.

«Нехорошо это, недостойно – старую женщину с родной земли вытеснять», - думал он.

Однако, ежели посмотреть с другой стороны, господин инженер предлагал за клочок земли и старый дом куда больше денег, чем они стоили. Да и место для нового дома было выбрано удачное – прохладное, к реке ближе. А он ведь уже сговорился с Иннокентием Павловичем – талантливейшим архитектором, с которым инженер приятельствовал по велосипедному клубу, - и проект был готов.

Вспомнив, как радовалась жена, как вместе с Полинькой, которую господин инженер растил как родную, выбирала обивку для стен, как раздумывала над обстановкой для детской (в скором времени в семействе ожидалось прибавление), как обсуждала с садовником, где посадить яблони и каштаны, а где разбить клумбы и поставить альпийскую горку, - инженер махнул рукой.

«Ничего дурного я не делаю! Главное, чтобы околоточный деликатность проявил, не пёр напролом. Всем же лучше будет».

На том и завершил беседу со своей совестью и, успокоенный, заглянул в кондитерскую за французскими бисквитами, до которых Полинька и Мари были большими охотницами.

Околоточный явился к господину инженеру спустя три дня, ближе к десяти вечера. Инженер, удивленный столь поздним визитом, попросил проводить гостя в кабинет и поспешил туда сам.

Служитель закона вид имел растерянный и смущенный: тискал в руках фуражку, переминался с ноги на ногу и отказался присесть, несмотря на настойчивое приглашение хозяина – человека неспесивого.

- Я что сказать-то хотел, господин ***, - зачастил околоточный, позабыв, - видать от волнения, - поздороваться. – Беда приключилась. Совсем беда.

- Какая беда? Что стряслось?.. Да сядь ты, не маячь.

Околоточный осторожно умостился на краешке кресла.

- Дык… Старший сын старой грымзы… то есть хозяйки дома того, - увидев нахмуренные брови инженера, быстро поправился околоточный, - поехал по делам в дальнюю деревню.

- И что с того?

- В реке его нашли, утром только.

- Да, наши реки коварны. Уж местному уроженцу ли не знать. Вот уж действительно горе. А как его почтенная матушка?

- Так она, как узнала, удар с ней приключился. Дохтура позвали, только не смог он помочь. Скончалась старуха, и часу не прошло. Сначала еще бормотала что-то, глаза пучила, а потом обмерла разом – и все, конец. Сыновья сейчас в дорогу собираются, схоронить брата да мать, как положено. Говорят, ноги их в этом проклятом городе не будет больше. И дом, сказано было, забирайте – не надобен он им.

- Вот как, - инженер побарабанил пальцами по столу, подумал. – Ты деньги им отдай: они люди небогатые, на новом месте обустраиваться нужно – так пригодятся.

- Я вот… того… про деньги-то не успел, господин инженер. Вот они, целехоньки, вы не думайте, - околоточный выложил на стол изрядно помятые бумажки, глянул на них с сожалением. – Сказали, не надобно им, горе от них одно.

- Да какое ж горе? Или такие гордые? Я понимаю, осетины народ нравный, но когда жить не на что… Да и не за какое плохое дело я их даю.

- Так… Оно совсем нехорошо случилось. Со старшим-то… - околоточный как-то странно скосил глаза, нервно сглотнул и продолжал:

– Не потонул он в реке. Убили его.

- Как убили?! – вскочил со стула инженер.

- Да вот так. Горло перерезали. Да так чикнули, что когда из реки доставали – голова-то и отвалилась. Может, лихие люди напали, кто знает. А, может, и кровник какой постарался. Они ж тут дикие все, чуть что – и кинжалы вон из ножон… Следователь, конечно, уже дело открыл, только надежды мало, что отыщется убивец.

- Да… Вот уж действительно – горе да беда. Но я-то тут при чем? Что плохого в моих деньгах? Ты им скажи потолковей еще раз, пусть возьмут. И соболезнования передай, какие полагается.

- Да уж скажу, конечно. Только у этих диких слово – закон. Не отступятся.

- Это уже меня не касается. Чем смогу – готов помочь… Спасибо, что пришел, рассказал… Себе там возьми за труды, чтобы по честному.

- Благодарствую-с, - околоточный сгреб со стола ассигнации и, поклонившись, вышел.

А господин инженер, качая головой и жалея старую стыр мад, так и не дождавшуюся внуков, пошел телефонировать Иннокентию Павловичу, чтобы сообщить, что все препятствия устранены и можно начинать строительство. С другом-спортсменом он, разумеется, поделился, при каких печальных обстоятельствах получил землю, но ни жене, ни Полиньке ничего говорить не стал. Ни к чему тревожить их такими вестями.

2.

Мария Викеньевна подошла к двери кабинета, прислушалась и открыла, не постучавшись.

Муж сидел за столом в домашней куртке и шлепанцах. Волосы всклокочены – как обычно, когда он, по давней привычке, ерошит их, размышляя, - на носу пенсне. Стол завален картами, чертежами, листками с цифрами и формулами.

- Все работаешь, милый?

- Да, дорогая. Нужно закончить расчеты для строителей. Очень сложный перегон – вот тут и тут дорога будет проходить по ущелью, а наши горы, сама знаешь, опасны и ненадежны.

- Знаю. А ты знаешь, что я ничего не понимаю в твоей работе. Женщине не дано понять инженера. Но все равно люблю, - Мария Викентьевна пригладила мужу волосы, поцеловала в макушку. – Тебе надо поторопиться. Полин и Серж ждут нас к ужину.

- Ох, милая, совсем забыл! Эта дорога… Поезжайте вдвоем с Аннетт.

- Но милый…

- Извинись за меня перед молодыми. Я постараюсь приехать к десерту. Или… - господин инженер взглянул на листок с расчетами, вздохнул. – Или после ужина.

- Право, милый, так нельзя. Полин расстроится. Да и то сказать: не слишком ли много ты работаешь. Иногда надо и отдыхать.

- Хорошо, хорошо. Приеду, точно приеду. К десерту. Слово даю.

- Ловлю на слове.

Мария Викентьевна рассмеялась, вышла из комнаты и плотно закрыла дверь.

Муж не любил, когда его беспокоили за работой. А на слово его можно положиться: ни разу за все те годы, что они были женаты, он не нарушил данного обещания.

Господин инженер с облегчением вернулся к расчетам. Через час-полтора нужно будет вставать, переодеваться, собираться. Ехать в гости к Полиньке не хотелось: сейчас важнее закончить работу. Однако приемная дочка расстроится, если папа не будет на ужине, а волноваться девочке вредно: Мари по секрету сказала, что Поленька в интересном положении. Дай бог, чтобы все прошло благополучно. Мальчик ли, девочка – лишь бы здоровенький. И станут они с Машей бабушкой и дедушкой.

Господин инженер отложил карандаш, логарифмическую линейку. Задумался.

Как быстро летит время. Казалось, совсем недавно въехали они в построенный дражайшим Иннокентием Павловичем дом, только обустроились. Аннетт тогда и трех месяцев не исполнилось, а сейчас уже барышня – скоро вывозить. Да и друга Иннокентия прошлой зимой схоронили – умер архитектор от коварной инфлюэнсы. Казалось, должен был понимать, что не мальчик уже, не лазить под ветром и дождем по недостроенным торговым рядам. Ан нет – лично пошел все проверять, как в молодости научен был. Жаль старого товарища, но господин инженер и сам не поступил бы иначе. Да, надо, надо будет съездить на горную дорогу, что расширяют под руководством господина инженера. Мари, конечно, будет ворчать, Иннокентия поминать, но работа прежде всего.

Стареешь ты, брат, стареешь! О работе мысли, а сам уселся в мягком кресле да думки думаешь, о былом вспоминаешь.

Негромко прозвонил брегет. Господин инженер провел рукой по глазам, отгоняя воспоминания, и поднялся. Пора собираться к Полиньке и Сержу.

Где-то послышался негромкий треск – то ли половица скрипнула, то ли ступенька. Откуда бы? Слуги уже отдыхать разошлись, в доме никого нет. Не иначе, воры забрались.

Сняв со стены ружье, господин инженер тихо-тихо вышел из комнаты. Постоял в темном коридоре. Треск раздался еще раз – отчетливый, громкий, со скрипом. Ах, это же из спальни. Там, за секретной панелью, сейф, где хранятся драгоценности.

Бесшумно ступая мягкими тапочками по ковру, господин инженер двинулся по коридору. Вот уже и спальня. Поудобнее перехватив ружье, он толкнул ногой дверь. В комнате слабо мерцал свет потайного воровского фонаря. Кто-то темный копошился у стены, пытаясь открыть хитрый американский замок.

- А ну стой, зараза! Руки подними и поворачивайся. Да медленно, - господин инженер наставил на грабителя ружье, зная про себя, что в живого человека не выстрелит. Не сможет. Да тут не важно стрелять, напугать бы. Пусть хоть в окно выскакивает – со второго этажа прыгает. Чай, не убьется!

Вор замер, повернулся. И тут что-то странное случилось с глазами господина инженера. Заросшее бородой лицо грабителя дрогнуло, сочные губы искривились в усмешке, а под ними – поперек горла – раскрылся еще один рот – такой же яркий, сочный, и из него на темную рубашку хлынула кровь.

Инженер моргнул – вместо грабителя перед ним стояла седая старая женщина, с прямой не по годам спиной и горящими глазами.

- Ты, ты убил моего сына! – хрипло сказала она и вытянула вперед костлявую руку.

- Нет, это не я! Я не причем.

- Ты знал.

Откуда-то из глубины памяти всплыло лицо околоточного, его бегающие глаза, дрожащие руки, собирающие ассигнации на столе.

Она права. Он знал, с самого начала знал. Но молчал. Не было у него ничего, кроме подозрений. И те загнал на чердак, пылью присыпал, камнями заложил, чтоб не выбрались. Нет, не из трусости. Ради Мари, ради Полиньки, ради еще не родившейся Аннетт. Ради дома. Этого дома.

Отступая от дьявольского призрака, господин инженер – шаг за шагом - выбрался в коридор. И тут кто-то, невидимый в темноте, сзади обхватил его шею, приставил к горлу нож.

Холодная сталь коснулась, казалось, лишь слегка, но шее сразу стало жарко, и что-то горячее потекло по груди. Мгновением позже пришла боль, а за ней – тишина.

3.

- Говорю ж тебе, Марьяш, так оно всё и было. Тут по соседству жил один, князем прозывался. Уж бог или черт его знает, вправду ли князь был, или только прикидывался, чтобы в приличном квартале поселиться. Только слуги у него были как на подбор: чистые абреки-душегубцы. Страшные, черные, волоса и бороды не стриженные. Вот ентот князь-то господина инженера и порешил, и дом его ограбил. Марья Викентьевна с дочкой как раз в гостях были. Возвертаются, а дом обчищен весь – ажно мебеля и ковры вынесли, в коридоре лужа кровавая, а хозяина-то и нету. Так вот и нету… А как же, конечно искали. На третий день в тоёй речке и нашли. Стали вытаскивать, а горло так перерезано, что ажно голова и отвалилась. Вот те крест! Так все и было… Да оттедова и знаю. Я в те годы у инженеровой поварихи в помощницах была. Господин инженер добрый был, не чета нынешнему барину, хоть он и товарищ. Никогда с нами, слугами, похристосоваться не брезговал. Вежливый такой, уважительный. На «вы» всегда звал, по имени-отчеству. И супруга его тоже барыня была не спесивая, и дочки славные… Что говоришь? А кто ж его знает! Как господина инженера-то в реке нашли, так жена с младшей дочкой – старшая-то взамуже уже была – мужа схоронила и из дому уехала. «Не могу, - сказала, - тут больше оставаться. Муж для нас этот дом строил, для семьи нашей. А теперь нету больше семьи. И счастья мне тут нету». Всех нас на прощанье обняла, жалованье за два месяца выплатила и уехала… Так, Марьяш, давай, кончай чаи распивать. Слышь, товарищ наш комиссар пожаловал. Эвона, кожей скрип-скрип. Накрывай уже на стол. Их коммунячество, небось, много дел переделали, утомились, ужинать желают… Да откудова мне знать, какие такие у него дела комиссарские! Все с религиями борется, по деревням ездит, джигитам про опиум для народа лекции читает. Да вот и я говорю: чем та ихняя, или, положим, наша православная вера коммунизмам мешают? Никуда они без Бога не придут, только в самый ад! Господин-то инженер хоть и был человеком неверующим – ну за то ему перед Господом на том свете ответ держать, – но в чужую веру не встревал, по святым праздникам завсегда нам выходные дни делал. А ентот товарищ комиссар только и горазд лекции рассказывать да господина инженера плуататором обзывать. А какой он плуататор, когда за всю жизнь неправдивого слова не сказал. Товарищ комиссар сам куда плуататарнее будет! Только и знает, что цепляться да капризы высказывать: и каша для евойного желудка твердая, и суп для нервов негодящий. Ну все, все, беги, накрывай. Я чай, их коммунячество уже к столу изволили.

………

- Что делаю? Что делаю?! Вещички вот собираю. Да и затем, что ноги моей больше в ентом доме не будет! А ты бы спала дольше, коли ничего не знаешь! Смерть свою, и то проспишь! Заутро товарищи наезжали – целая толпа. Документы какие ни то позабирали, али еще чего – мне про то неведомо. А затем, что убили товарища комиссара! А вот так – и запросто. Потому что не надо было Бога гневить да по деревне с лекциями про опиум ездить! Нашли, как же не найти! Лежит такой, в бурку завернутый, а головы и нетути. Совсем вот нетути. С местных какой спрос: они своих не выдадут. Только и сказали: «Про то, где голова, не ведаем. Может, и не было ее совсем. А была бы – не приехал бы сюда»… Я не знаю, что тебе делать, Марьяш, а я вот прямо сейчас дай Бог отсюда ноги. Проклятый это дом, как есть проклятый! Вот и хорошо, вот и умница. И пойдем скорее. А ежели кто неразумный сюда еще жить явится, так то его беда. Мне моя голова еще на плечах дорога.

NB Пожалуйста, не рассказывайте автору, «как оно было на самом деле». У меня был прекрасный гид по Владикавказу.

Но я художник, я так вижу.

Dixi

Похожие статьи:

Рассказы → Четыре зверя

Рассказы → Охота на ибиса

Рассказы → Любовь и смерть в Мавераннахре

Рассказы → Конь без всадника

Рассказы → Сказка о князе Петре и Февронии-знахарке