Огромные резервуары энергии взорвались. Хаос, ведомый безудержными судорогами энтропии, стал стремительно и беспорядочно (что для него естественно) захватывать всё вокруг, не минуя никаких уровней и этажей. Чистая энергия, энергия без форм, - вот что попадает на негативы фотовспышек. Она разделяется с помощью внешнего усилия, давления, на отдельные фрагменты, впечатления, описательные стандарты. Почтовые открытки вянут в карманах курток.
Точки и линии, алгоритмы и без того сумбурных движений, повторяющихся действий, разошлись на значительные дистанции. И где-то безумные художники держали в ладонях своих игрушечные черепа.
Я стою на мокром асфальте. Стою, окружённый городской ночью. Проливной дождь теперь заканчивается. Я достаю из кармана куртки пачку сигарет, зажигалку и закуриваю. Мои ботинки, кажется, прилипли к поверхности тротуара. Вдалеке можно разглядеть сверкающие небоскрёбы городского центра. На первых этажах многих из них и в подвальных помещениях располагаются офисы крупных компаний, мелкие конторы и пабы. Докурив сигарету, бросаю её в ближайшую урну. Урна полна всяческого мусора. Впрочем, урне так и полагается. На бронированном служебном автомобиле, способном разгоняться до огромных скоростей, добираюсь до дома. В своей квартире, поужинав и просмотрев сводки новостей, сажусь писать очередной свой рассказ. Его нужно будет, закончив, передать редактору. Брюки сохнут на батарее, в комнате слышен, помимо постукивания пальцев по клавишам, тихий звук работающего компьютера.
Гнилые стволы. Страшный мир и золотая лихорадка. Неоплачиваемый отпуск. Паника и бутылка пива в спортивном рюкзаке. Посланники мерзостных пустырей. Прививки и красные щёки. Парадоксы и паровозы. Языки и выкрики против пространства. Рабство материализма и законные способы саботажа. Надёжные прутья. Природа и культура. Трансгрессия и верстаки. Чай, обжигающий очки и пальцы. Театральный абсурд и мгновения лоснящегося воздуха. Креативные клерки. Сердечный ритм и нервная конституция. Агония на водопроводном равенстве. Дни и уравнения. Утренние взмахи крыльев. Ветряные мельницы в безоблачных пустотах. Простуда и замешательство. Обнадёживающие результаты. Биология и фашизм. Унитазы и гирлянды. Пророчества и самокаты. Нити и судьбоносные постановления. Воскрешение мёртвых, победа над тленом и смертью. Бензиновые пятна. Термодинамика и геометрия. Треугольники на бивнях единорогов. Заборы и верёвки. Обновляющаяся плоть и смерть всех богов. Карнавальные зрачки и творческая самодостаточность. Липкие министерства и отважные адреса. Шторы и прищепки. Венценосные палачи и рамки экспериментирования. Лакмусовые детекторы и ушастые шапки. Недоступные уступы. Утёсы, выливающие сухие слёзы из корыт. Мимика и раскрытые рты. Соль на дне благодарного кувшина. Баллы и лекции. Распятия трактирных стоек. Метафоры и услужливые консьержи. Ручьи сюрреалистических порывов. Общественные туалеты и турникеты. Непокорные народы. Желчь неистребимого сарказма. Цемент и ропот. Гнёзда молчания. Интимные построения в театральных ложах. Гремучие декорации. Ирландские быки и обратность фраз. Надстрочные увертюры. Скрижали фундаментализма. Утраченный интерес. Скользкие джинсы и семиотическое поведение. Коррупционные вливания и теневая экономика. Поддельные паспорта. Экзамены и чернота необычного льда. Адские пародии и стальные подражания. Разбег и танец свободы. Наплыв иллюзорных крыс. Запретные плоды и подвалы. Пилигримы и клеёнки. Катастрофы под подошвами горных хребтов. Мишени и смыслы. Космическая нелепица. Шоколад, тающий под лучами раскалённого солнца. Диалоги с воображаемыми оппонентами и колебание как главный принцип бытия. Пернатый звон и свободная любовь. Поздние сроки беременностей. Границы личных пространств и осколки опустевших витрин. Струя кипятка, заражённого компьютерными вирусами. Молитвы перед незримыми идолами. Жёлтые колпаки и элегантная маска, украшенная тремя блестящими камнями. Диалектика полового влечения. Подземные ходы и вращающиеся столы. Лопасти и челюсти. Традиционное сознание и угрюмые скиты. Ограбления банков и угоны самолётов. Волокнистая тревога и седина патологической эйфории. Закрытые вуалью министерства и листья. Пантеизм и синие папки для смятых бумаг. Жест, обращённый на предел. Лепестки роз и смакуемые строки ледяных абзацев. Горизонт новизны и пыльные окраины мегаполисов. Движение капитала и плесени. Медицинские флаконы и увенчанные завершением трудные дела. Ягнята, плетущиеся в конце железных колонн. Поиск истины. Песочные часы и вульгарный картон. Нищета и брючные ремни. Мясо, небо и похмелье. Океанические впадины и рвотные снадобья. Песни, распеваемые в кустах. Загар и золотистая отделка. Басни и имманентный признак. Опоздания и робкие вопросы. Псориаз и гневные проклятия. Мерцание и компостные кучи. Аристократизм и грузовики с игрушечными кроликами.
Автоматчики охраняют огороженную территорию. Я не сразу нахожу свой пропуск в совокупности карманов. Но вот он у меня в руке. Подношу его к сканирующему устройству, захожу на охраняемое пространство. На полицейской базе всегда суматоха. В здании, где располагается мой рабочий кабинет, что-то сломалось. Ремонтная бригада исправляет неисправность. Я читаю служебные записки, делаю пометы в документах. Время от времени, отдыхая, проверяю исправность пистолета. Позже, во второй половине дня, мне приходится испытать его в действии. Группа террористов засела в заброшенном здании завода в трущобах. Полицейские силы окружили бандитов, и завязалась перестрелка. К месту происшествия стягивали всё новые подразделения. Из пистолета выстрелом в голову я сразил предполагаемого главаря преступников, перед этим убив пятерых боевиков. Звание одного из лучших бойцов правопорядка уже давно остаётся за мной. Результат той операции таков: тридцать четыре террориста уничтожены, одиннадцать задержано; среди полицейских сил четверо убитых и девять раненых. После подобных столкновений приходится, увы, заполнять много бумаг.
Парламент в связи активизацией вооружённого подполья уже давно принимает всё новые законы, нацеленные на усиление безопасности. И такие меры значительно ограничивают права и свободы индивидов. Но цензуру вводить никто не решается. Я давно пишу статьи, рассказы и даже поэмы и публикую их в нескольких местных газетах и журналах. Они пользуются определённым спросом у читателей. До введения цензуры, думаю, дело не дойдёт.
Поздний вечер. Я принял стимулятор и ощущаю его действие: бодрость и энергия. В состоянии лёгкого опьянения пытаюсь играть на пианино. Увы, я не музыкант по своей природе. Небрежно бреюсь, слегка порезавшись, потом быстро расстилаю постель. В темноте я лежу, с тихим смехом обнимая матрац и подушку. Таракан ползёт быстро по моей ступне… Но нет, этого нет, это лишь кажимость.
Я давно уже не брал отпуск. В выходные дни от скуки спасаюсь сочинительством и общением по телефону или через Интернет со старшей сестрой. Она не один год живёт в одной из марсианских колоний.
Превосходная, казалось бы, охрана не спасла высокопоставленного чиновника. Он, как и большая часть его телохранителей, погиб от бандитских пуль светлым ранним утром. Через пять дней мощный взрыв прогремел у контрольно-пропускного пункта крупной армейской части. Один солдат погиб, девять солдат и двое офицеров получили ранения. Если бы не счастливая случайность, жертв могло быть значительно больше. И после этого пришло время тотальных, повсеместных облав, операций сыска. Тщательно проверяют даже самых благонадёжных агентов. И есть уже резонансные аресты. Нескольких человек приговорили к смертной казни через повешение.
За четыре дня мне пришлось три раза участвовать в уличных боях. Пистолет теперь отброшен, использую карабин и штурмовую винтовку. Бронированные автомобили служат для нашего укрытия, и они хорошо справляются с этой своей функцией. Впрочем, их можно уничтожить с помощью гранатомёта. Но у бандитов такое оружие есть едва ли.
Мы с напарником бежим через подземный переход. Фонари, прикреплённые к каскам, рассеивают мглу. На давно пришедших в упадок монолитных стенах повсюду граффити, самого пёстрого цвета и разнообразного содержания. Когда-то наверху ездили поезда, но теперь эти длинные и изящные машины стоят заброшенными, вышедшими невозвратно из строя, неуклонно ржавеющими. Их не все ещё растащили на металлолом. Из темноты впереди нас выскакивает сразу несколько вооружённых людей. Они открывают шквальный огонь. Но наша реакция всё же быстрее атаки, планировавшейся как внезапная: все нападавшие падают замертво. Но мой напарник получил ранение. Вскоре санитар делает ему укол обезболивающего. Рана не особо тяжёлая. Сдавшихся конвоируют под усиленной охраной. Зачистка окрестностей подходит к концу.
Я после работы захожу ненадолго в редакцию литературного журнала. Пью горячий чай и мило беседую с сотрудниками. Затем заглядываю в аптеку, где красавица-фармацевт продаёт мне стимуляторы и аскорбиновую кислоту. Дома, включив музыку, растворяюсь в сладкой мелодии. Пробовать играть на пианино не тянет. Зачем оно вообще нужно мне? Может быть, как-нибудь избавиться от него? Мне приходит в голову неожиданная (но неожиданная лишь на первый взгляд) и страшная мысль о том, что меня кто-то преследует. Вероятно, ведётся слежка. Как профессионал я ощущаю это.
Через день узнаю о том, что напарника моего арестовали. Его обвиняют в помощи террористам. Мне крайне сложно поверить в это. Это наверняка какая-то ошибка. Позже, к концу рабочего дня, получаю анонимную записку с предупреждением о том, что я могу оказаться следующим в числе арестованных силовиков. По почерку не могу понять, кто именно из сослуживцев написал это. Увы, на шутку это не похоже. Я понимаю, что больше не приду на службу. Домой разрешается брать лишь служебный пистолет, но мне удаётся выйти с охраняемой территории, прихватив ещё автомат с некоторым запасом патронов. Дома быстро собираю всё самое необходимое, затем на служебном автомобиле еду по городу, прекрасно его зная. Ночевать приходится в трущобах. Я сплю в автомобиле, припарковавшись в безлюдном месте. В машине я могу чувствовать себя в безопасности.
На рассвете я выезжаю за городские пределы. Природа манит к себе и собою: пустынные холмы, утопающие в зелёном море равнины. Когда топливо закончится, придётся, разумеется, идти пешком. Оно заканчивается относительно быстро. Теперь я вынужден покинуть мой милый автомобиль. Я ночую в овраге, прижимая нежно к себе автомат, постоянно проверяя ощупью наличие пистолета. Оружие со мной, и это придаёт уверенности. Но пока ещё нет очевидных признаков преследования. Сигареты почти закончились, как и питьевая вода и еда.
Так получилось, что мне пришлось схлестнуться с группой контрабандистов. Мои навыки боя не подвели: потратив не так много патронов, я сразил шестерых бандитов. Другие в панике бежали. Я пересчитываю оставшиеся патроны. Их ещё достаточно. Чувствую, что тоскую по прежней относительно спокойной жизни.
Горное ущелье. Я пробираюсь короткими перебежками, прячась среди камней. Пять полицейских вертолётов патрулируют горы. Я понимаю, что шансов уйти у меня очень мало. О том, что я здесь, преследователи знают наверняка. Они окружили меня. Мне известно, что пешие отряды также прочёсывают ущелье. Я никак не могу понять, за что меня хотели арестовать. Я верно служил системе, но стал вдруг мишенью. То же самое можно сказать и про моего напарника. Непонятен смысл преследования невиновных, безосновательных обвинений и суровых наказаний. Я забираюсь в крохотную пещеру. Думаю сражаться до конца. Но чувство страха меня подводит. Я чувствую, что могу погрузиться в бездну безумия. Меня обнаружили. Я отчаянно отбиваюсь, хотя намного благоразумнее было бы сдаться. Палю и из автомата, и из пистолета. Вижу каким-то отчуждённым взором, что уже убил двух преследователей и тяжело ранил третьего. Всё происходящее похоже на какой-то нелепый кошмарный сон. Наверное, и правда, это просто кошмар, наяву такое невозможно.
Огромный плачущий комар подточил нос, пролетая над безжалостными соборами традиционного сознания. Ритмы непорочной логики застучали сотнями венерианских молотков. Распахнутые двери магазинов привлекли маргиналов и грабителей запахом еды. Сыпучие витрины потеряли управление от журчания молока. Громадные массы энергии вернулись в резервуары своих прежних границ.
Всё начинается снова. Меня никто не преследует, и жизни моей ничто не угрожает. Я стою на мокрой асфальтовой поверхности. Стою, окружённый городской ночью. Проливной дождь теперь заканчивается. Я достаю из кармана куртки пачку сигарет, зажигалку и закуриваю.
