Я видел город, отраженный в мыльном пузыре. Солнцем облитые стены домов, синью бьющее небо над раскаленными крышами, фонтаны в парке, каменными грибами проросшие из асфальта. Я стоял и смотрел, а мыльный пузырь крутился у моей распростертой ладони, точно шар фокусника, изменчиво-переливчатый, радугой пропитанный шар. А потом я сжал пальцы, и шар лопнул с беззвучным щелчком, и дома, и фонтаны, и небо – растеклись по ладони липкой мыльною пленкой. Я вытер ладонь о штаны, присел на скамейку. Перед глазами кружилось – рыжее, синее, золотое, зелень взрывалась кровавыми соцветьями маков, гудел фонтан, смеялись мальчишки, на бегу выдувавшие в трубочку мыльные пузыри… Чертова жара, зачем я не взял с собой панамку? Так глупо получить солнечный удар…
И в этот момент мне позвонили.
– Дзинн! Тра-та-та-там! – донеслось из кармана штанов. Я сунул руку в карман. Там была трехрублевка и начатая сигаретная пачка. Звонок шел от нее.
– Трам-м! – резкий, требовательный, сердитый. Я оглянулся по сторонам и поднес пачку к уху.
– Александр Кратовский на проводе. Я вас внимательно слушаю.
– День добрый, Александр Васильевич! Простите, что отвлекаю вас от законного отдыха, но дело безотлагательной важности…
Ноги мои сделались ватными, словно бы солнце, треклятое парковое солнце, пудовым раскаленным кулаком ударило мне в затылок, отправив в бессрочный нокаут. Я узнал этот голос, его мудрено было бы не узнать – чуть дребезжащий, я слушал его в радиоприемнике, раз в неделю, по выходным, голос Первого секретаря ЦК КПСС товарища Хрущева, зачитывающего перед народом очередную речь. Несколько раз я видел его вживую – невысокого, приземистого, в темно-сером пальто на трибуне Мавзолея. Он принимал военный парад на Красной площади, брал под козырек, салютуя войскам – артиллеристам и пехотинцам, танкистам и зенитчикам; в выцветшем осеннем небе плыли ярко-красные флаги, бледные кучевые облака стояли над ними – словно клубы дыма, выпущенные из гигантской небесной пушки. Холодные дождевые ядра падали на площадь, со звоном впечатываясь в брусчатую мостовую, раскатами дальнего грома ревел над толпой громкоговоритель… Дам-м, дам-м, тра-та-та-ра-рам!
– Вы изучаете новостные сводки, Александр Васильевич?
…С тех пор, как я вышел на пенсию в 1959-м, я только и делал, что читал газеты. Черные, пороховые буквы на дымчато-белом – я читал об ударных стройках и битве за урожай, о новой модели самолета, выпущенного московским авиазаводом, и кадровых пертурбациях в столичном руководстве, о международной обстановке – Америке, разместившей свои ракеты на авиабазах Турции, нацеленные на СССР ядерные ракеты, готовые ударить по нам в любой момент, превращая все нарастающую гонку вооружений – в полноценные боевые действия… Тада-амс!
– Да, вы все правильно поняли. Американские агрессоры вот-вот нападут, они уже готовят нападение! Мы должны опередить их, нанеся превентивный удар! И ваш гражданский долг, как талантливейшего ученого, лучшего специалиста в области военных разработок…
– Бывшего специалиста, – мозг плавился, словно пластилин, втиснутый в тесную коробку кусок пластилина, размякшего на жаре, – я уже три года на пенсии. Мои возможности на нуле, здоровье тоже. Доктор прописал мне поездку на минеральные воды и отдыхать. Зачем вы звоните мне? Откуда вы узнали…
– Би-ип, би-ип, би-ип… – я держал в руках сигаретную пачку, мокрую от пота – выжми и брось! – сигаретную пачку «Прима». Я заглянул вовнутрь и не обнаружил там ничего, кроме пары мятых сигарет. Откуда шел сигнал? Как физик, я не находил этому разумных объяснений. Я кинул пачку в урну и пошел домой, сквозь голубиное воркование фонтанов и крики детей, сквозь перекрестный огонь солнечных лучей и взрывы ослепительной зелени на газонах… Я чувствовал, что этот звонок не последний – и я оказался прав.
***
Приемник жужжал, как рассерженный шмель, гигантский шмель, залетевший в распахнутую форточку, из солнцем раскаленного дня – в укрытую занавесками кухонную прохладу, жужжал и жужжал, не переставая, пока, взяв шмеля за тонкую ножку, я не отсоединил его от розетки. Шмель поник крыльями и замолчал. Я уложил приемник на стол, застеленный «Известиями», отверткой отделил крышку от корпуса.
Я не люблю ремонтные мастерские. Не знаю, где готовят криворуких недоучек, работающих там – ни разу не оставался доволен результатами их труда. Сорок лет я проектировал военную и бытовую технику, я мог с закрытыми глазами собрать любой прибор, не перепутав ни малейшей детали, я видел во сне чертежи – черной, дрожащею паутиной оплетшие ватманные листы, и грифельно-серый паук-карандаш скользил по бумаге, свивая новые узелки, и цифры бились, беспомощными бабочками пойманные в паутину, и ластик прожорливым ртом вгрызался в тела их, возвращая бумаге первозданную белизну… Сменить забарахливший конденсатор в приемнике – смешно даже думать, что я не смог бы сделать этого сам.
– Вз-з… ав-вз-з…
Я замер с паяльником в руках. Уснувший шмель просыпался, махал крыльями, обивая пыльцу, газета вздрагивала – точно ветром растревоженный лепесток, ночной аэродром для шмеле-самолета…
– Вз-з… дз-з… Александр Васильевич, день добрый! Приятно снова разговаривать с вами! – разобранный приемник ожил, смеялся мне в ухо кривым динамиком рта, наглухо отключенный от розетки радиоприемник – здоровался со мной голосом Первого секретаря ЦК КПСС, чуть хрипловатым, спокойно-деловым голосом ответственного за судьбы страны, говорил, нарушая все мыслимые законы физики… а что, в сущности, все эти законы? Всего лишь открытые людьми, записанные, задокументированные, впечатанные в учебники законы природы – и сколько их мы еще не знаем, сколько еще нам предстоит узнать! – Ав-вз… Александр Васильевич, где ваша гражданская сознательность? Советский Союз стоит на пороге величайшей войны, наша страна в опасности, а вы…
– А я чиню приемник… товарищ Хрущев, и это все, что я способен сделать для страны в данный момент. Мои бывшие коллеги – институтская профессура, почему бы вам не обратиться к ним, не дать задание разработать…
– В-вы-з-з… Вы соображаете, что говорите, товарищ Кротовский?! – приемник взорвался волнами негодования, с треском лопнула лампа, шрапнелью осколков усеяв газетное поле.
– Кратовский. Меня зовут Александр Кратовский, – поправил я, счищая осколки в мусорное ведро, – и я действительно не понимаю, почему…
– Кругом враги, шпионы… вз-з… они пробрались даже в стены института, чтобы следить… дж-ж… за нашими успехами… Соединенные Штаты… вз-зр-р… мы должны разработать смертоносное оружие, чтобы ударить первыми… приказываю приступить к выполнению, Александр Васильевич… бип… би-ип… би-ип…
…Наверное, я действительно крепко перегрелся на солнце. Или это возраст, старческая деменция? В шестьдесят с копейками лет – несколько рановато. Хотя… отключенная без работы ЭВМ со временем зарастает паутиной и пылью, ржавеют заводские станки, списанные с производства на склад, пересыхают чернила в непишущей ручке… Так и человеческий мозг, масштабнейшая в мире ЭВМ, от вынужденного безделья приходит в негодность и начинает барахлить. Даже если этот голос – всего лишь иллюзия, полуденно-жаркий бред в моей голове, может, стоит к нему прислушаться? И воплотить в реальность – все эти сны, три года донимавшие меня, сны, где я по-прежнему глава институтской кафедры, передовых военных разработок… смогу ли я вернуться к этому вновь?
Я провел пятерней по затылку, сглаживая примятую шевелюру. Встал перед зеркалом навытяжку, с паяльной лампой наперевес.
– Я выполню ваше распоряжение, товарищ Хрущев! – сказал я своему отражению. И отражение кивнуло – откуда-то из темной глубины зеркал, и старый домашний халат залился парадно-кительной синевой, и золотом блеснули на груди ордена. Я отдал отражению честь – и оно ответило мне зеркальным салютом.
***
Я видел город – бледно-серый, как на выцветшей фотопленке, залитый пеленою дождя, холодный ноябрьский город в запотевших стеклах очков. Пестрящая флагами, как осенними листьями, Красная площадь – я парил над ней на трибуне, словно за корабельным штурвалом, почетный гость столичного праздника. Я поднял голову, к нарастающему самолетному рокоту, там, где за пеною облаков притаилось осеннее солнце, мутной дымкой лучей подсветившее небо, как парадными прожекторами.
– Военный парад… по случаю… годовщины… объявляю открытым… крытым… ым… – звуки бились тяжелыми грозовыми раскатами, смазывались, растекаясь в ушах, обращались в мерно рокочущий шум. А потом он усилился, словно сотни палочек ударили разом в барабанные перепонки, словно там, за облаками, взревели с надрывом сотни невидимых труб. Оглушенный, я вцепился руками в подлокотники кресла, точно в спасательный круг, брошенный мне в море невыразимого шума. Это было поистине невыносимо.
– Рад видеть вас на городском параде, Александр Васильевич… сильевич! – пробилось сквозь визгоскрипучие звуки. – Надеюсь, вы пришли сюда не с пустыми руками? Надеюсь, вам тоже есть, что показать? Почему вы молчите? Вы что, уснули, что ли?.. то ли… то ли…
Последнее время я практически не спал – чертежи, долгие месяцы заполнявшие мои сны, выплеснулись в реальность, неостановимым ливневым потоком падали на бумагу, чернильными венами рек расползались по ней. Работа целой научной кафедры – я выполнял ее в одиночку, я проектировал, конструировал, я без конца проводил испытания, мои пальцы пропахли порохом, как оружейные стволы, мой домашний халат обзавелся черными несмываемыми пятнами, словно следами от пуль – военный мундир. Да, у меня определенно было, что показать. И я пришел сюда не с пустыми руками.
Я посмотрел вперед. Черное людское море кипело, волновалось подо мной, пестрыми разноцветьями флагов накатывало, точно утренний прилив, билось за бортом трибуны, моего деревянного корабля. Казалось, асфальтовая чаша площади вот-вот не выдержит, и море плеснется через край, штормовыми потоками захлестывая парк и окрестные улицы, смоет дома и деревья, отправит на дно трибуну-корабль, мраморную трибуну Мавзолея под парусом ярко-алых знамен, где, точно капитан за штурвалом, стоит Первый секретарь ЦК КПСС товарищ Хрущев, беспечно салютуя толпе…
– Александр Вас…
Я ударил кулаком в подлокотник, в кровавую кашу рассаживая костяшки пальцев, спасаясь от невыносимого приливного рева человеко-волн, бьющего в ушные раковины до острой рези, от красно-кровавых флагов, вспышками взрывов мельтешащих в глазах, от голоса над трибунами Мавзолея, требовательного, убедительного, обвиняющего. Я сделал все, что мог – берите, пользуйтесь результатом моих трудов, мне не жалко!
Я поднялся на ноги, вмиг вырастая над соседями по трибуне, подпрыгнув, вскочил на сидение кресла. Словно затянутая мутной, туманом колышущейся пленкой – площадь была подо мной, всем ветрам открытая площадь, с запахом мокрого асфальта и перегнивших листьев. И, наклонившись вперед, я бросал и бросал в нее, вынимая из туго набитых карманов – черные эбонитовые шарики, каждый размером с горошину, гремящей пороховой смертью пропитанные шарики, и бурные человеко-волны взрывались ошметками красно-мясного, и в воздухе пахло горело-кислым, и замолчали динамики – жуткой, мертвящею тишиной, чтобы мгновение спустя – взвыть с рокотом стартующего самолета, войти в штопор, на ультразвуке, на пределе, вонзиться в мозг мириадами раскаленных иголок…
И прежде, чем черная река тишины подхватила меня, унося по ту сторону грани, там, где безвластны законы физики, я успел подумать, что желал бы, чтобы мое изобретение было названо кратон, в честь меня… но догадается ли об этом товарищ Хрущев?
Я до последнего надеялся, что да.
***
«Известия», 08.11.1962.
«Вчера, на параде по случаю 45-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции, произошел чудовищный теракт. По данным Комитета государственной безопасности, совершивший его бывший профессор ЦНИИ ВВС Кратовский А.В. сотрудничал с американской разведкой и готовил покушение на Первого секретаря ЦК КПСС товарища Хрущева Н.С. «Товарищи! Я расцениваю этот акт терроризма как демонстративный срыв договоренностей по недавнему урегулированию Карибского кризиса, – сказал товарищ Хрущев на очередном заседании президиума ЦК КПСС, – и призываю к жестким ответным действиям против американских агрессоров. В нашем распоряжении имеются средства, которые будут иметь для них крайне тяжелые последствия! Господин Кеннеди, наверно, забыл, что наши ракеты еще не вывезены с берегов Кубы и могут быть пущены в дело в любой момент! Очередная провокация Соединенных Штатов не должна остаться безнаказанной! Они хотят войну – так они ее и получат!»
Похожие статьи:
Рассказы → Красная планета
Рассказы → Живее всех живых
Рассказы → Марсианская империя
Видео → - Вырвем тайну у природы! Эксперимент.
Видео → В 1977-м СССР стал 1-ой в мире страной с бесплатным высшим и средним образованием.
