Ваш выход, паяцы!

[из цикла о персонажах Харлана Эллисона]

Эпиграф

Смеются паяцы – любви им не нужно;

И плачут паяцы – по карме, по роли, -

Так каждый юродничать будет, доколе

Все люди в театре и в цирке все дружно.

Паяц, он же Эверетт С. Марм, был занят привычным в последнее время делом – сидением в кресле. Самое интересное, что и понятие времени стало для него привычным, невзирая на коренные изменения, им же, Э. С. Мармом, внесённые… ну ладно, не в вековечную, но в довольно возрастную вещь.

Долго пересказывать, поэтому поверьте схематичности:

1. Миром заправляла Система, каковой он вообще-то и являлся.

2. Главным регулировщиком в Системе работал Тиктак.

3. Тиктак ненавидел Паяца за глупые, а нередко и вовсе бездумные выходки, которые стоили Системе драгоценных минут, порядка и прозрачности.

4. В течение одного длительного противостояния Тиктак успел победить, потом Паяц одержал верх, была раскидана чёртова прорва листовок в окружении бомбошек, которые щедро рассыпал Марм, пролетая в своём автотранспорте: над Городом, Системой, Жизнью.

В данный же момент и в тот самый миг, когда вы читаете эти слова, Тиктак сидит в Зоне, поедает принесённые Мармом бомбошки и затуманенным мозгом безуспешно пытается осознать, что он не Марм. Сам же Паяц, фактически отошедший от революционно-юмористических дел, удобно расположившись в широченном кресле, по-прежнему не знает, как обращаться со свалившейся на него чудесатым образом властью над временем.

Ну вот в его руках часы Тиктака, да. Ну вот он их завёл – и где-то там, на Зоне, или в Переделкино, или Называйте-Как-Заблагорассудится, Тиктак сделался чуть более подвижным. А ещё Паяц подарил ему лишние секунды жизни, потому что они лишними, и это известно со школы, никогда не бывают.

Но то в масштабе отдельной личности, Шестерёнки. А как быть с Целой Системой? Паяц – вернее, теперь просто Э. Марм – занимал главный пост… давайте подсчитаем… 4 дня 11 часов 57 минут 36 секунд и сколько-то там минималистичного чего-то ещё. Дурацкая привычка подсчитывать время, доставшаяся от предыдущего владельца часов, вот этих вот, круглых, с серебристой крышечкой и затейливыми шестерёнками на ней. Открой крышечку, и… ничего интересного не обнаружишь. М-да, даже грустно.

«Тиктак заразен? – думал Марм. – Или только моя лень? А может, его… Ладно, о Тиктаке не стоит беспокоиться, пока: человек, вообразивший себя мной и напяливший мармские лицо и душу в неизвестно каком поколении, нескоро от них избавится – больно летуче-приставучие, хотя и безобидные. А вот Систему неплохо бы наладить: сам в ней живу, страшно сказать, почти четыре с половиной дня».

Почти четыре с половиной дня.

Что могло произойти за такой безудержно короткий и безумно длинный временной промежуток после жуткого количества нестабильностей, привнесённых в Ядро и на Периферию Системы боевыми Тиктаком с Паяцем?.. Что могло произойти? Что угодно! Вплоть до полной аннигиляции Системы и замены её Иллюзией.

Марм вздрогнул и поёжился, а затем нажал кнопку интеркома. Работает, отлично! Значит, реальность на месте… вероятно…

— Кэтти, кисонька, будь добра… — начал он, не совсем готовый к диалогу, потому Кэтти и перебила:

— Сию секунду.

Интерком отключился, Марм закинул в рот (целиком) не подлежавшую подсчёту карамельную «Мини-бомбошку»*, полюбовался из окна фабричным дымом. Затем открылась дверь, и вошла, нет, вскочила, вспрыгнула, влетела Алиса – его бывшая жена, ныне опять замужем, — и плюхнула ему на колени мешок с чем-то нетяжёлым, но увесистым и мягким.

Марм заглянул внутрь: маскарадная одежда.

— По какому поводу, моя экс-любимая-единственная?

— Давно на улицу выходил?

Он не нашёлся, что ответить, кроме «М-м… я… я могу посмотреть в записях…»

Алиса пропустила беспомощное жужжание мимо ушей.

— Не помнишь, значит, каково это, на свежем воздушке? Ну так есть повод прогуляться!

Она схватила его за локоть и дёрнула на себя. Паяц вылетел из кресла, наткнулся на Алису, откатил назад и решил проявить «главность» (кто тут, в конце-то концов, руководитель?):

— Что же столь экстраординарное должно оторвать меня от срочных дел по управлению?

— Да ничего, — пожимая плечами, просто ответствовала Алиса. – Только Тиктак устроил мятеж в Зоне и вырвался на волю с сотнями шестёртых и недостёртых. Да, он всё ещё облачён в твой костюм Паяца.

Эверетту наступившая тишина почудилась не обычным отсутствием звуков, а полным их небытием в связи с поглощением звуковых волн какой-нибудь особо коварной (и привередливой в «еде») чёрной дырой.

— А-а, — сказал он, и его можно понять: что тут ещё скажешь. – А что в мешке? Костюм Тиктака?

— Мы развелись, а ты, когда не шутишь, при мне всё равно строишь из себя глупца. – Алиса дважды глубоко вздохнула. – Костюм Тиктака, как и был, на Тиктаке, а в мешке костюм Арлекина.

Марм снова заглянул в мешок, порассматривал одежды, вынул, повертел в руках.

— Это самое умное, что ты придумала?

— Держи карманы шире. Я взяла с собой одеяние Колумбины, оно дожидается на первом этаже, в камере хранения.

— И-и… — Марм поспешно увязывал точки друг с другом, — что… эм-м… ладно-ладно, не кипятись: ты же не электрочайник. Только мгновеньичко, хорошо?

Нажатие кнопки интеркома.

— Китти, киска.

— У-угу?

— Файф о’клок, похоже, отменяется. Только не обижайся, успеется. О’кей?

— У-угу.

Алиса неодобрительно покачала головой.

— Система и тебя не пожалела: сделала послушным – это да, но ещё и размазнёй.

— У меня такое лицо с рождения, — честно отозвался Марм.

— А у меня нет. – Алиса мотнула пепельными волосами. – Идём.

Узнать Тиктака – Марму, Алисе или кому-либо другому – представлялось уравнением с тремя неизвестными, причём лишь из них задача и состояла. Что это за попрыгунчик среди исторгающей крики толпы? Почему на нём костюм Паяца, хотя сам Паяц-Марм – вот, рядом с Алисой, у входа в Здание Управления? И основное: куда, чёрт дери, подевался столь необходимый подлинный Тиктак?!

Марм нашёл ответы достаточно легко, поскольку сохранил шпаргалку из прошлого; Алиса – также; но как быть с «беснующимися» горожанами, распевающими развесёлые песенки, закидывающимися и перекидывающимися разнообразными сластями, и ещё с военными и гражданскими машинами, перекрывшими подступы к Управлению, а кроме прочего, с сутулой фигурой в паяцевской одежде, однако совершеннейшим образом не паяцевского сложения, и, наверное, с назревающими интересными временами?

— Люди выражают эмоции, — заметил огорошенный Марм.

— Как ты когда-то, — подсказала Алиса.

— Но ведь Тиктак больше не у власти, он даже не Тиктак, говоря прямо.

Тот, кто изображал Паяца, взобрался на дуло танка, перепрыгнул на палатку, где в более спокойные дни торговали конфетами, и, прокричав: «Никто, блин, не уйдёт обиженным!», — вскинул руки из глубоких карманов, осыпая землю и занявший её народ разнопёстрыми мармеладками и шоколадками.

— Мармелад?! Ну, это уж чересчур! – Эверетт, не исключено, что впервые, проявил эмоцию наподобие отрицательной. – Этот парень, кажется, плохо на меня влияет. Где мой костюм героя? Где ближайшая подворотня? – Он повернулся к Алисе, чтобы быть уверенным, она его слышит. – Я об одеждах Арлекина.

— Наконец-то дотумкал.

Алиса схватила Марма за рубашку и повлекла за собой, в узковатый, уставленный мусорными баками проулок. Там, освободившись от бренной в конкретной ситуации верхней одежды, они надели новые костюмы: кто до того был Паяцем, стал Арлекином; Алиса, ранее просто Алиса, превратилась в Колумбину.

— И ты намереваешься подобным смехотворным способом остановить мармо-шоковый бунт? – с сомнением произнёс Эверетт, оглядывая себя, оглаживая обновки, критически осматривая получившийся результат в большой луже – следствии прошедшего вчера обильного дождя.

— А что? – безразлично откликнулась Алиса. – Он же первый начал.

— Какие у него требования хоть?

— Вот и выясним заодно.

Она ладонями подтолкнула в спину Паяца… извините, с нынешней поры – Арлекина. А тот, увы, пока не успел войти в роль; к тому же ему мешали аж 4,5 дней крайне вредоносной власти.

— Эта толпень… пестрит, — попробовал выразиться иначе Марм.

— Привыкнешь, — по привычке сухо подбодрила бывшая жена. Наряд женщины выглядел более «строго», чем у него, однако и более блёкло.

Э. С. кивнул, выражая готовность, Алиса прищёлкнула пальцами, и двое вновь-одетых комедиантов вынырнули из проулка к третьему паяцу.

— Ага! – завидев их, провозгласил Тиктак, посыпая дорогу к себе шоколадом и конфетами: для этого пришлось изрядно попрыгать. – Смотрите, друзья! – затем прокричал он, разводя руки в стороны и обращаясь ко всем собравшимся разом. – Их я и пригласил на чаепитие! И они пришли, ура!

— Ура!!! – хором раздалось отовсюду.

— А давайте-ка троекратное ура.

И народ трижды приветствовал Арлекина с Колумбиной.

— Ну, и? – шепнул Марм-Арлекин Алисе.

— Отвечай, — практически не двигая губами, произнесла та.

— Да? Ага. – Арлекин подбоченился и прокричал – громко, однако не слишком: — Пей свободу! Она вкусна, как чай.

— Нет-нет-нет, — остановила его Алиса. – Ты обязан сказать что-нибудь смешное, но колкое; забавное, но «чёрное». Понял? – Она заглянула в простые, добрые и честные глаза Марма.

Все ждали.

— Экхм… — начал переодетый Паяц, пытаясь войти в более чем неизвестную роль Арлекина. – Попробуем так? – И продекламировал:

— И тень твоя взмывает враном;

Встаёшь ты после секса очень рано;

Тебе не выжить в этом мире странном…

Тебе не выжить – а миру и подавно.

Колумбина помяла губами воздух; то же самое сделал Паяц-Тиктак.

— Уже лучше, — сдержанно похвалила девушка. – Но давай в прозе: она понятней большинству.

— Так убеги ж из размера сама, — резонно заметил Арлекин. И вдруг подался вперёд, провозгласил: — Эй, Паяц! Где забыл ты пепелац?

— Скорее отлично, — оценила стоящая в сторонке Колумбина.

Паяц, перебежавший ближе к Арлекину, в долгу не остался:

— Безумный Шляпник дело говорил когда-то, и Кролик тоже, и Пернатый!

— Ах, чтоб тебя… Колумбина – моя! Уяснил? Можешь снимать необходимость за три цента, если отыщутся такие деньжищи в твоих дырявых карманах.

— Свобода, булочки, классно!

Битва то ли разгоралась, то ли переходила на иной уровень, то ли ещё что. Все наблюдали.

— Классному научат тебя в классе, когда наряд позорный поменяешь свой!

— Уж лучше рубашом, чем с Колумбиной и тобой!

— Свои мозги оставил ты на полке, но мне не жаль: ты на словах лишь колкий.

— Картошкой рот займи, потом бомбошкой, потом, глядишь, обзаведёшься и башкой.

Толпу чрезвычайно заинтересовала перепалка пробел тире пробел ментальный бой. Чуть позже интерес превратился в заразительность, после чего заразительность, естественно, начала распространяться: пошли лозунги, старые и новые; побежали приспешники, проверенные и только что обращённые. Понеслись – люди, массы, волны.

А двое мужчин-комедиантов к тому Времени просто перекидывались безобидными шутками:

— Паяц ты, но внешне лишь – в душе Тиктак.

И как ты победишь? Конечно же, никак.

— Тебе велели переходить на прозу. Бомбошку съешь: она питательно богато. (Вот ведь! И я стихом сказал, пускай и «белым».)

— Да-да, ты сам не очень перешёл…

— Не очень и хотел, ты знаешь…

Колумбина постаралась вклиниться между двумя своими возлюбленными – «устаревшим» и «модернизированным», — однако сделать это было так же легко, как, например, собственноручно погасить гейзер или одному, без помощи, на верёвке, протащить ледокол через Полюс.

— Ребя… — успела сказать она, прежде чем её не услышали.

— Колумбина нет, не ждёт тебя.

— И от тебя уходит, не любя.

Паяц давно спрыгнул на землю, Арлекин подошёл к нему. Экс-Тиктак, видимо, под завязку почувствовал себя «в роли», и Марм, судя по всему, успешно «перевоплотился». Алиса-Колумбина непонимающе взирала на происходящее. К счастью, когда развивалось нечто похожее, библиотека оставалась свободной, ведь вперёд двигают не авторы и не фантазии, а устремления людей. И она, подобрав юбки, устремилась в Читальню, что на соседней улице.

В наполненном скучанием и ожиданием одинокой библиотекарши заведении Колумбина быстро припомнила нужное. Она назвала рассказ, после – по просьбе работницы храма книг, и автора, получила на руки старое потёртое издание и столь же скоро убежала.

Арлекин-Паяц и Паяц-Тиктак, совсем перестав бояться друг друга, вдруг принялись отпускать колкости нос к носу. Все шумели. Что-то назревало. Подбежала Колумбина-Алиса.

— Эй! – привлекла внимание противоборствующих фигура в цветастых платьях и, раскрыв книгу на определённой странице, вознесла сборник над головой. – Глядите сюда! Читайте сюда! Вы, дети трансляции!

Ну что ж, стоило Тиктаку взглянуть на рассказ, и он узнал, что тоже “man”. А Арлекин почитал, поскрёб макушку и оказался правда Арлекином. Алиса же, перестав быть Колумбиной, сохранила себя как Алису.

— Мы – выдумка! – пронеслось над Городом.

Лёгким, изящным движением пальцы снимали маску за маской. Одна из них, спикировав на землю, по чистой случайности упала на тот самый рассказ, что вспомнила Алиса. Да, вот пухлый сборник лежит на тротуаре, снова немного подзабытый, страницы шелестят на лёгком ветру, однако книга не закрывается, и все расходятся по домам. Вселенная отдыхает…

Как непонятно, что случилось? Что тут может быть непонятного? Прочитайте рассказ «- Кайся, Паяц!..» на языке оригинала, и только – ведь всё начинается там, где начали. Да и Эллисон трудился не зря, that’s right.

А вот переводчики на русский, работавшие с первоисточником… Хотя ладно, и без них никуда.

(Июль 2014 года)

Похожие статьи:

Рассказы → Пёс и его парень [18+]

Рассказы → Пограничник

Рассказы → - Ну что ж, кайся, Тиктак... - предложил Паяц

Рассказы → По ту сторону двери

Рассказы → Властитель Ночи [18+]