Вам очень идёт

Григорий Неделько

Вам очень идёт

   — Пап, я не хочу этого делать.

   — А что ты хочешь? Попрать наши многолетние традиции?

   — Традиции… Они мне никогда не нравились. Ну почему я должна...

   — Что-то ты раздухарилась. Ешь давай.

   Отец пододвинул к ней тарелку с блинами.

   Стефани взяла блин, окунула его в желе и откусила небольшой кусочек. Скривилась. Нет, блины были вкусные — хотя и холодные. Но со вчерашнего дня у девушки начисто пропал аппетит, а также разговорчивость и либидо.

   — Пап...

   Отец молчал и, как кролик, жевал свою зелень.

   — Пап...

   — Наедайся.

   — Па...

   — Молча.

   Стефани ссутулилась и уткнулась носом в банку с молоком.

   — Будешь молоко? Налить?

   — Нет, — буркнула Стефани.

   Отец снял крышку и налил в большой прозрачный стакан молока. До краёв. Взял из горы булочек две наиболее толстые и положил перед Стефани.

   Девушка отвернулась. На её лице было написано презрение к глупым обычаям, а в руке она держала булочку...

   Трапеза закончилась в тот миг, когда Стефани почувствовала: больше она не запихнёт в себя ни одной булочки. Или блина. Или куска жареной рыбы. Или бутерброда с копчёным мясом.

   Отец набил рот петрушкой и кинзой и сказал:

   — Фставай. Пофли.

   — Что?

   Отец двигал челюстями, не останавливаясь ни на секунду. Теперь он напоминал удручённого чем-то быка.

   Что могло его удручить, Стефани не представляла. Зато прекрасно знала, почему она сама чувствует себя отвратительно. Несмотря на лето, на тёплое, но нежное солнце, и на лёгкий и прохладный ветёрок. Мир мстил ей за что-то, и она не понимала, за что.

   Отец схватил со стола салатный листок, веточку укропа и ткнул Стефани в бок локтём. Погружённая в свои мысли, к тому же не слишком светлые, девушка вернулась в реальность, точно вынырнула из-под воды. Она споткнулась, зашаталась и, конечно, упала бы. Всё к тому и шло, ведь день был словно создан для таких случайностей.

   Но сухая и твёрдая рука отца схватила её за локоть.

   — Я хочу, чтобы ты вступила во взрослую жизнь целой.

   — А я не хочу, не хочу туда вступать!

   — Придётся, все когда-то вступают.

   — Все дураки, слышишь? — Она обернулась и закричала: — Дуу-раа-кии! — Стефани впервые так громко и яростно выражала свои чувства и не могла остановиться.

   Отец похрустел листиком салата, и на этом запасы зелени иссякли.

   — Вперёд!

   Он хлопнул её по попке. Стефани едва не налетела на куст дикой малины.

   — Это всё старые веяния! — крикнула она, на этот раз не оборачиваясь.

   — Предложи новые.

   — Я уже говорила...

   — Мне это неинтересно. — Отец начал злиться. — Иди.

   Стефани не двигалась места. Она стояла и смотрела на деревья, на траву, на кустарники. Вот пролетела, слева направо, ворона и села на ветку разлапистого дерева. Раздался шорох, и из куста выскочила белка; семеня крошечными рыжими лапками, она взобралась по стволу старого дуба и скрылась в дупле. Мошкара кружила стаями. Два комара заприметили Стефани. Они сели на пухленькую ручку и приготовились к атаке.

   Ладонь второй пухленькой ручки опустилась на них с громким шлепком.

   — Да хватит уже...

   Отец не выдержал, пихнул дочку, и Стефани, вскрикнув, очутилась в лесу.

  … Она шла по еле заметной тропке и размышляла. Эту дорожку проложили сотни таких же, как она. Но откуда она знала, куда идти? Может быть, кто-то этому и удивлялся, но только не сама Стефани.

   Шестнадцать лет она жила в деревне, которую основали её предки. И, получается, все жители были её родственниками. Стефани, в отличие от многих, не сторонилась новых книг и новых знаний. Она познакомилась с худым, но немножко нервным молодым человеком по имени Джон. Он носил очки и потрёпанную рубашку. Он ничего к ней не испытывал, да и Стефани Джон был неинтересен. Но они стали приятелями, много разговаривали о науке, о городе, о будущем. То есть, это он рассказывал ей о науке, о городе и о будущем, а Стефани, без особого удовольствия, посвящала его в обычаи деревенской жизни. Джона утомила городская жизнь, Стефани — жизнь в деревне, и они охотно поменялись бы местами… если бы это было возможно. Пока же им оставалось только разговаривать и мечтать. Джон приносил пыльные потрёпанные книжки, а Стефани — бабушкины рецепты. И те, и другие были написаны на толстой жёлтой бумаге. Они обменивались "рукописями", и потом каждый уходил в свой мир.

   И Стефани хорошо понимала, что её мир находится не в деревне.

   Но что она могла сделать? Ей не повезло, и она родилась девочкой. Какой смысл грустить об этом? Зачем изводить себя мыслями о том, что неспособен изменить? К тому же она была дочкой старосты. Она могла сколько угодно презирать старые правила, ненавидеть их, но выбора у неё не было. Отца она тоже ненавидела, но в глубине души — уважала, а оттого ненавидела ещё больше. Она была безвольна и бессильна, и она смирилась с этим. Стефани не хотела подчиняться правилам, но ей недоставало смелости признаться себе в этом. Только сегодня её протест вырвался наружу. И разве это что-нибудь изменило?

   Она не могла изменить саму себя, что уж говорить о других.

   Стефани отодвинула утыканную иголками, пушистую ветку. Идти, идти вперёд, вглубь леса, и не останавливаться. Потому что, если остановишься, сделать это себя уже не заставишь. И тогда...

   Она выкинула из головы мысли об отце и стала думать о себе.

   Себя она ненавидела не меньше. У неё не было на это особенных причин, но разве это кому-то когда-то мешало? Если очень захотеть, то всё получится. И ты убедишь себя в том, что тебе противны собственные пухленькие ручки и ножки. А "осиная" талия — где она? В книгах и журналах у всех настоящих красавиц "осиная" талия. Руки? Некрасивые. Глаза? Недостаточно большие. Её губы не пробуждают в мужчинах желания. Зубы неровные. А уж грудь и бёдра...

   Примерно так убеждала себя Стефани. В том, что она непривлекательная, неженственная и чуть ли не уродина. Долго и упорно она убеждала себя, и это принесло плоды. У Стефани был талант оратора. Она об этом не подозревала, а потому ничто не помешало ей навесить на себя ярлык "Некрасивая". Никто ей не возразил. В деревне, где жила Стефани, женщины были всего лишь довеском к мужчинам. Пока мужчина руководил судьбой, женщины, вплоть до свадьбы, тихо сидели по домам, убирались и вышивали платочки.

   Девочкам запрещалось появляться на людях. Если их и видели в общественных местах, то только в сопровождении взрослых. И в тёмных платках, закрывавших почти всё лицо.

   Но, когда девочке исполнялось шестнадцать лет, всё менялось. По традиции, в этом возрасте девочка превращалась в девушку и должна была вступить в брак. Она ничего не знала о своём "суженом", о его родных и благосостоянии. Стефани была почти неиспорченной девушкой. Она знала, что в день её шестнадцатилетия устраивался пир, на который собирались все родственники, друзья и знакомые. Стол нагромождали едой, напитками, сладостями. Все веселились и поздравляли будущую невесту. Которой, наконец, позволяли снять платок. Но только чтобы побольше съесть. Девушке нужно было запастись силами, ведь впереди её ждал обряд венчания, первая брачная ночь, роды, грудное вскармливание… Никто не притрагивался к рагу, котлетам или картошке пюре — все ели только зелень. Так родные и гости показывали, что отдают всё лучшее будущей маме и хранительнице очага. А та наворачивала пельмени, трескала рыбу под соусом, объедалась свежим хрустящим хлебом, запивала мёд и варенье молоком, вином, брагой...

   Не у всех невест были сильные желудки. Стефани повезло.

   Хотя однажды съеденное дало себя знать. Пока Стефани шла через лесную чащу, у неё помутился взгляд, и прозрачные кругляшочки заплясали перед глазами. Она прислонилась к дереву, закрыла глаза, перевела дыхание.

   И услышала голос:

   — Привет.

   Она огляделась.

   Перекрещенные ветки, с листвой и иголками. Пышные завитки кустарников-париков. Темнота, сочащаяся между стволов, как густое чёрное молоко. Постоянное движение: животные и насекомые.

   — Привет, — повторил голос.

   "Какой-то странный голос", — подумала Стефани.

   Негромкий, спокойный. Он мог бы быть приятным, если бы не был таким… ровным. Бесчувственным, холодным — как у робота.

   Вдруг она поняла, что должна бы испугаться, — и не на шутку перепугалась.

   — Кто это?

   — Привет, — сказал голос.

   — Привет, — сказала Стефани.

   Она стала отступать назад.

   — Как тебя зовут?

   Стефани казалось, что за ней наблюдают. Но откуда?

   Скорее всего, голос раздавался из тех кустов. Она присмотрелась к ним, но ничего особенного не увидела.

   — Меня зовут Стефани, — сказала Стефани.

   Первой мыслью было броситься бежать, но она переборола страх. Она знала, что случится что-то подобное, ведь всё идёт по заведённому порядку. В лесу прячутся парни из её деревни, и тот, кого она найдёт первым, станет её мужем.

   — Не бойся, — сказал голос. Безразлично, словно какую-нибудь банальность. — Меня зовут Дрог. Ты та девушка?

   — Дрог? Это что за имя такое? — выпалила Стефани.

   — Очень распространённое, — сказал Дрог.

   — Ну да?

   — Зачем ты здесь?

   — Я ищу. — Стефани поняла, что, когда говорит с незнакомцем, её страх постепенно исчезает. Она очень удивилась.

   — Еду?

   — Нет. — Стефани даже улыбнулась, хотя минуту назад мысли о еде вызывали у неё приступы тошноты.

   — Аа, — протянул голос так, словно читал по бумажке. А может, так оно и было? — Ты та девушка?

   — Та… девушка?

   — Верно?

   — Я… я сегодня выхожу замуж. — Стефани умолкла. Голос никак не реагировал, и она добавила: — Если ты об этом.

   — Я не знаю. Много чего.

   — Что?

   — Ой, прости. Не так сказал? Сейчас… Я много чего не знаю. Так правильно?

   — Угу. — Стефани кивнула. А кому, собственно? И видел ли её тот, с кем она разговаривала? Как его… Дрог. Ну и имечко...

   — Ты та девушка, которую все искали?

   Стефани показалось, что она услышала в голосе интерес.

   — Мм… — промычала она.

   — Существа одного пола. С мускулами. Без ярко выраженной груди и с половыми чл...

   — Да-да.

   Стефани быстро закивала. Её щёки покраснели — она смутилась. Ей вдруг стало неловко. А в следующую секунду она подумала, что сходит с ума. Перед кем она краснеет? Перед собеседником, которого даже не видит?

   А вдруг он маньяк? Стефани вычитала это слово в одной из книжек. Она более или менее догадывалась, что оно означает.

   — Что "да-да"?

   — Ой, прости… То есть… Да. Я — та девушка, которую должны искать юноши из нашей деревни.

   — А что такое деревня?

   — Они свистят и хлопают в ладоши...

   — А что такое ладоши?

   — … а я иду на звук, ищу их. И тот, кого я найду первым, станет моим мужем.

   — А что такое муж?

   Тут Стефани поняла две вещи. Что женщины в её деревне очень напоминают домашних животных, которых тоже подзывают свистом и отводят на случку. И что разговор вышел из-под контроля.

   — Стефани? — сказал голос, вроде бы обеспокоенно.

   Стефани решила перевести разговор в другое русло.

   — А кто ты? — спросила она. Она больше не боялась Дрога, или как там его звали. Сейчас ей было просто интересно.

   — Я? — Дрог замялся, впервые его голос звучал неуверенно.

   — И куда делись все парни? Пока шла сюда, я не слышала ни одного свистка. И хлопка тоже.

   — Я — Дрог, — сказал Дрог с сомнением. — На этот вопрос сложно ответить. А вот на второй совсем легко: я их убрал.

   Стефани знала, что означает это слово. Не все книжки, которые давал ей Джон, были древними и пыльными.

   — Ты… лишил их жизни?

   — Разве это не устаревшее выражение?

   — Ты убил их?

   Мышцы живота свело. Там, внутри, снова зародился страх. Он поднял голову и пополз вверх, к горлу.

   — Не пугайся, — сказал Дрог, теперь уже ласково. — Я не убивал их. Я их просто убрал.

   — Куда убрал?

   Стефани заставляла себя дышать, но это было трудно: на грудь давило что-то тяжелое. Дыхание спирало.

   — Стефани, я сейчас подойду к тебе и всё объясню. Хорошо?

   Листья зашевелись, зашуршали. Что-то вылезало из кустов. Оно становилось всё выше и выше. Метр, полтора, два...

   Стефани больше не могла с собой бороться.

   Её глаза закатились, а сознание, сверкнув напоследок, дало отбой. Девушка рухнула на землю.

   А над неподвижным телом склонилось это. Два с половиной метра полупрозрачной белёсой плоти...

   Пусть неохотно и толчками, но сознание возвращалось.

   Стефани проплыла по чему-то белёсому, вязкому и отрывистому. Вынырнула, посмотрела по сторонам. Вдалеке маячило яркое белое пятно. Оно светилось и подзывало её. Стефани подплыла к нему, пригляделась...

   И закричала.

   Глаза Стефани распахнулись, и она села — рывком, разорвав связывавшие её путы ужаса. Её руки дрожали, сердце исступлённо колотилось о грудную клетку. На висках выступил пот. Стефани часто дышала.

   Она ещё помнила это. Помнила в деталях. Она хотела бы забыть его, но знала: больше он никогда её не покинет. Этот кошмар навсегда поселится в ней, испоганит её жизнь, загрязнит собой...

   — Ты в порядке?

   Это говорил кошмар. Мягким и дружелюбным тоном.

   — Ч-что?

   — Не бойся.

   — Ты это уже говорил! — Её голос сорвался на крик.

   Она вскочила с земли, стала озираться.

   — Да успокойся же.

   Странная фраза. До этого голос говорил так, будто только позавчера начал изучать земной язык. А теперь… Откуда в его словах появилась жизнь?

   — У меня было время потренироваться, пока я пытался разбудить тебя.

   — Ты...

   — Да, я умею читать чужие мысли. Но, если хочешь, я отключу эту функцию.

   — Фу-функцию? — переспросила Стефани.

   И против своей воли улыбнулась. Забавно звучит: "Фу-функция".

   — Не фу-функция, а функция, — сказал голос. Серьёзно, но не нравоучительно. Он не занудствовал — просто поправлял.

   Стефани чувствовала, что рядом с ней кто-то чужой и незнакомый. Но её страх пропал. Этот обморок словно смыл с неё все предрассудки, все боязни и страхи, очистил её, сделал другим человек. Открытым для новых, самых поразительных вещей.

   — Ты ничего не знаешь о функциях? — удивился голос.

   — А почему тебя опять не видно? — спросила Стефани.

   Голос замолчал. Наверное, Дрог был сбит с толку. Если он не такой, как я, думала Стефани, он мог не знать, что люди то и дело перескакивают с одной мысли на другую. Это для них настолько же естественно...

   Так уж получилось, что теперь Дрог сбил её с мысли.

   — Я спрятался. Мне не надо было этого делать? Я ведь испугал тебя.

   — Ты… — Стефани говорила и удивлялась тому, что говорит. — Нет, ты, скорее, заинтересовал меня.

   — Так мне выйти?

   — Выйди… пожалуйста.

   Дрог встал во весь рост и вышел из-за куста.

   Стефани вскрикнула. Но привыкнуть к Дрогу оказалось несложно. Да, он был высоким, белёсым и полупрозрачным, но совсем не злым.

   — Попробуем снова? — И Стефани улыбнулась. — Привет.

   — А разве мы не здоровались? Или у людей так принято?

   Они сели на ствол поваленного дерева, и Дрог рассказал о себе.

   О том, как вдруг включились его чувства, и он ощутил, что вокруг него — целый мир. До поры до времени Дрога не существовало, а потом он появился. Может, он и был раньше, но сам Дрог не знал этого наверняка. Он помнил вспышку — в голове… в той части тела, которую он называл бы головой, если бы был человеком. А следом за вспышкой возник лес. Густой, полный запахов и живых организмов. Дрог взял и появился здесь. И никто не объяснил ему зачем, не рассказал как. Его "включили" — так он это называл — и предоставили самому себе.

   В памяти Дрога хранилось много сведений: о том, как двигаться, как добывать пищу и есть, как пользоваться конечностями, как читать мысли, убирать других существа, синфазировать и квилоцириться...

   — Что делать?

   Дрог поднял руку и вытянул указательный палец. Там, куда он показывал, появился второй, точно такой же Дрог.

   — Он не умеет размножаться. Он только повторяет всё за мной...

   — … повторяет всё за мной… — одновременно с настоящим Дрогом произнёс поддельный.

   — … копирует меня.

   — … копирует меня.

   Дрог щёлкнул пальцами.

   — Вот.

   Двойник открыл и закрыл свой беззубый белёсый рот — и не произнёс ни слова. Дрог выключил звук. Потом опустил руку, и двойник исчез.

   Дрог перевёл взгляд на Стефани.

   А девушка смотрела на него широко открытыми глазами и молчала.

   — Стефани?

   — Да?

   — Ты хотела бы слиться со мной?

   — Я читала одну фантастическую книжку.

   — В ней описана наша встреча?

   — Нет… по-моему, нет.

   — У нас есть книжки, в которых говорится о том, чего никогда не было. Но что ещё произойдёт.

   — На вашей планете?

   Дрог покачал головой.

   — У нас нет собственной планеты. По крайней мере, мне о ней ничего не известно. А эта планета, — Дрог охватил рукой землю, растения, зверей, — твоя?

   — Если бы… Моя планета — деревня.

   "Моя бывшая планета", — поправила себя Стефани.

   — Расскажешь мне про деревню?

   Стефани встала. Дрог тоже. Может, он не хотел обидеть девушку и поэтому повторял её движения.

   — В деревне неинтересно — это лучшее, что можно о ней сказать.

   — Но я там никогда не был.

   "И мало что потерял", — подумала Стефани.

   Она поймала себя на том, что странно смотрит на Дрога. А если учесть, что он был двух с половиной метров ростом и состоял из какого-то слизистого желе...

   "Я схожу с ума".

   — Покажи мне деревню. — Дрог протянул руку… конечность… и коснулся пальцем Стефани. Взял её за руку.

   Его прикосновение вызвало в ней бурю чувств, взбудоражило её.

   — Ой, извини, я всё ещё настроен на лес. Тут очень много живых организмов. Сейчас я настроюсь на тебя...

   — Не...

   Но он уже изменил настройки. Тело Стефани в одно мгновение стало податливым. И вдруг словно в тёплую воду опустили высоковольтный провод. Стефани вздрогнула, её сердце подпрыгнуло, ухнуло вниз и исступлённо заколотилось. Да, тряхнуло её хорошенько!

   — Дрог, ты...

   Он хлопал глазами: ресниц у него не было.

   — Пойми, ты симпатичный, но… непривычный.

   Но Дрога уже не было. Вместо него рядом со Стефани сидел Шон, белокурый красавец, сын богатого купца. Стефани видела его всего раз — как и большинство женщин деревни, — но с тех пор он время от времени ей снился. Девушек можно сколько угодно запирать дома, но мечтательности они не лишатся даже под пытками.

   — Ты прочёл мои мысли… Дрог?

   — Тебя это смущает? Тогда я прекращу...

   — Нет… — Стефани протянула руку и осторожно коснулась лица "Шона". Снова разряд! У Стефани внутри всё сжалось. Внизу живота бушевала огненная буря. — Скажи, а он… ведь он был с ними?

   — С теми представителями мужского пола? Да. Его я тоже убрал. Но я могу вернуть их, если...

   — Не надо. Пока. — Стефани сжала руку Дрога и непроизвольно зажмурилась. — А зачем ты их убрал?

   Дрог пожал плечами. Это вышло очень по-человечески.

   — Их было много, и они были… — он порылся в блоках памяти, — самцами. И я самец. А ты — самка. Нет, на самом деле, я не самец, но для людей...

   Он начал путаться. Он всё больше и больше менялся.

   — Да, я быстро перестраиваюсь. И обучаюсь. Думаю, я смогу стать человеком за...

   — А ты можешь стать женщиной?

   — Ты хотела бы иметь сношение с женщиной?

   Стефани подумала об этом. А потом о Дроге, который вызывал в ней невероятное возбуждение. Раньше за подобные мысли отец высек бы её розгами или на целый день лишил еды. Раньше она сама испугалась бы таких мыслей. Но это было раньше. Очень давно. Пару часов назад.

   — Я — хотела бы — чтобы ты — превратился — в женщину, — чётко произнесла Стефани.

   — Хорошо, — сказал Дрог.

   Черты Шона растворились в нём, как сливки в кофе. Дрог стал собой.

   — Какой женщиной мне обратиться?

   — Ты знаешь Джессику Лорну Стейт?

   — Нет. — Дрог опять покачал головой. — Но это неважно, ведь её знаешь ты. Представь её.

   — Я не уверена...

   Стефани смотрела на стройную длинноволосую красавицу, на которую так хотела быть похожей.

   Большие тёмные глаза.

   "Осиная" талия".

   Чёрный шёлк волос.

   Длинные стройные ноги.

   Соблазнительные, округлые и упругие бёдра.

   Высокие груди, заметно выпирающие из-под...

   Не в силах больше сдерживать себя, Стефани наклонилась и поцеловала Джессику-Дрога в губы. Дрог-Джессика совсем по-человечьи закрыл глаза, приобнял её. Аккуратно.

   И пропустил через её тело миллионы вольт.

   Мурашки покрыли всё тело Стефани. Внутренности точно попали в гигантские жернова. Её мысли стянуло в узел. Она потеряла ощущение реальности, она выпадала из неё. Реальность уходила, убегала, улепётывала со всех ног, а внутри Стефани всё перекручивалось, перекашивалось… изменялось...

   Изменялось.

   Стефани почувствовала эти изменения, когда Дрог отпустил её. Ей понадобилось какое-то время, чтобы прийти себя. И только тогда она поняла, что же случилось на самом деле. Она поняла. Но это была уже не она.

   Отец ходил по площади и, не переставая, жевал. Как гусеница, он поедал один салатный лист за другим и не мог успокоиться. Столы со стульями давно убрали, еду (зелень) поделили, гости разошлись. Площадь опустела. И только он один курсировал по ней, как заводной паровозик, пыхтел и бросал в топку новые листы салата.

   Его единственная дочка… кого она выберет?.. Найдёт. И что с ней?.. С ней всё в порядке? Надеюсь, что да...

   Мысли роились, жужжали, не хотели покидать головы. И размножались с огромной скоростью.

   Он никогда так не волновался. А ведь он считал себя уравновешенным человеком. Столько раз говорил с друзьями об этом обычае, рассуждал. Рассуждать просто.

   Теперь он начал бормотать что-то бессвязное. Ногти он пока себе не кусал.

   Неизвестно, дошло бы до этого — наверное, дошло бы, — но, когда голова отца готова была взорваться, ветви с тихим шорохом раздвинулись, и он увидел...

   — Стефани!

   Он бросился вперёд. Но замер. Перед ним была не Стефани. Нет, это какая-то другая, незнакомая и очень красивая девушка. Темноволосая, в облегающем платье. Правда, худая, как полвилки.

   Отец перестал жевать. Он рассматривал худенькую красавицу: вначале с недоверием, потом с интересом и, наконец, не спеша, с удовольствием. Его не беспокоило, кто она, откуда она такая взялась. Мужскую рациональность победило более древнее мужское начало.

   Черноволосая красотка улыбнулась.

   Он улыбнулся ей.

   Зашуршали ветки, и рядом с девушкой появился ещё один человек. Парень. Невысокий, крепкий, светлые волосы, небольшие глаза. Он улыбнулся. Не шибко ровные зубы.

   И что она в нём нашла?

   Отец уже забыл о дочери. Всё его внимание переключилось на прелестную незнакомку.

   Тем временем за его спиной собрались люди. Они ничего не делали, только пялились во все глаза на странную парочку. На стройную девушку и мускулистого парня.

   Лицо которого почему-то казалось знакомым. Отец не стал забивать себе голову: очень уж ему хотелось познакомиться с девушкой.

   Он засеменил к ней. Протянул жилистую руку.

   — Рад приветствовать вас, сударыня.

   Ручка-спичечка с крашеными ногтями сжала ладонь отца, с удивительной силой.

   Брови отца взметнулись вверх.

   Дрог улыбнулся ему и сказал:

   — Здравствуйте. Я хочу попросить руки вашей дочери.

   Странный голос… Эмоции, вроде, есть, но какие-то они не такие. И не все на своих местах.

   Только сейчас до него дошло.

   — Дочки? Вы? Но это… вряд ли… Да и, знаете ли, её нет… Она… Может, вы подождёте?

   — Я тут, пап, — сказал мелодичный мужской голос.

   Но отец обратил внимание не на него. Он услышал хорошо знакомые нотки. Прошло шестнадцать лет, и он бы не спутал их ни с какими другими.

   Отец медленно повернул голову. Отец посмотрел на белобрысого юношу. Отец вгляделся в его лицо. Эти черты… нос, губы, глаза… Отец раскрыл рот.

   Собравшиеся за его спиной люди зашептались, заговорили, загомонили.

   А Стефани стояла перед ним с обновлённым, мужественным лицом. Лицом, на котором хорошо смотрелись и не очень большие глаза, и не особо пухлые губы. И кривоватые зубы не портили общей картины. Мужчину украшают шрамы — что уж говорить о зубах.

   — Дорогой, — сказал Дрог, — почему он так взволновался? Я всё правильно сказал? Я попросил твоей руки.

   — Ты всё сделала верно.

   Парень наклонился и поцеловал девушку. Потом повернулся к отцу.

   — Спасибо, пап. Это замечательный обычай! Если бы не он… если бы не ты… я бы никогда не нашёл её!

   Девушка провела по белым волосам парня. Они снова поцеловались. Он взял её под ручку, и они прошли мимо отца. Тот всё ещё протягивал руку кому-то невидимому.

   — Мы погуляем, пап. Я покажу ей деревню. Ладно?

   — Л...

   Тесно прижавшись друг к другу, влюблённые шагали по улице. Приземистые домики обступали их слева и справа. Парочка немного не вписывалась в окружение, но это не страшно. В конце концов, не пора ли разбавить эту муторную, однообразную жизнь чем-то новым?

   Но отец думал не об этом.

   "Какой здоровяк… Наказать такого? Запереть в комнате? Нет, мне никогда не сладить с этим парнем!"

   Вот о чём он думал.

Похожие статьи:

Рассказы → Проблема вселенского масштаба

Рассказы → По ту сторону двери

Рассказы → Властитель Ночи [18+]

Рассказы → Доктор Пауз

Рассказы → Пограничник