Танцуй!

— Все рыжие — потомки Каина. Невинная кровь Авеля въелась в их волосы и кожу — в солнечные дни можно увидеть ее брызги на их блеклой коже. Они скрываются от солнца — как и все порочное, рыжие боятся праведного света. Не кровь, но адское пламя плещется в их жилах. Рыжие распутны, бессердечны, сребролюбивы и тщеславны, порочные по сути своей, они чаще прочих обращаются к колдовству. Особливо опасны медноволосые женщины — слабая натура влечет их к греху. Самое ужасное — эти женщины, если не порождают потомство демонов сами, то отдают им чад своих. Чем большую поддержку оказывает ведьме дьявол, тем соблазнительнее она кажется мужчинам, отвращая лишь видом своим их от истинной веры, — монотонный скрип пера и тяжелые шаги убаюкивали молодого послушника, он то и дело клевал носом, и только божественное провидение препятствовало порче рукописи. Чтобы окончательно не задремать, он прервал речь инквизитора невинным вопросом:
— И Адалинде, что разносит цветы, ведьма? — послушник испуганно сжался под гневным взглядом наставника и отложил перо, дабы не замарать пергамент неловким движением руки. — Я слышал, она плясала на ярмарке так, что мужья побросали жен и ринулись просить ее руки.

...больше всего на свете Адалинде любила ярмарки. К ним она готовилась с особенным прилежанием — доставала единственное праздничное платье, доставшееся матери от хозяйки, долго любовалась на потускневшее золотое шитье на иссиня-черном бархате, с благоговейным трепетом подновляла истрепавшийся подол, перевязывала волосы самой новой алой лентой и, набрав еще до рассвета полные корзины цветов, шла к балагану. По обыкновению, уже к полудню корзины пустели, и она, оставив корзины в знакомом кабаке, гуляла в пестрой толпе до самой ночи, любуясь диковинными побрякушками. В такие дни она была свободна — насколько может быть свободной девушка ее сословия и достатка. Вечерами бывали танцы, подгулявшая и хмельная толпа отплясывала под аккомпанемент бродячих скрипачей и прочих музыкантов. Под беззаботные звуки лендлера Адалинде вытанцовывала в общем кругу, и волосы ее горели ярче факелов, а почти вытершиеся золотые нити таинственно мерцали, привлекая внимание к едва оформившейся груди. Она не замечала ничего вокруг — ни восхищенных взглядов мужчин, ни шутливых реплик одногодок, ни завистливых взглядов менее искусных в пляске девиц — душой и телом сливаясь с залихватской мелодией. Изредка артисты просили ее танцевать под их музыку и днем, привлекая внимание к подмосткам. Ее память бережно хранила эти счастливые дни, к тому же после них можно было с месяц не беспокоиться о выторге за свои наивные букетики...

— Истинно ведьма, — рявкнул монах, выходя из оцепенения, вызванного упоминанием колдовского имени. — Где ж это видано, чтобы порядочная девица позволяла себе такое! И шабашей ей мало, все на мирской люд смуту наводит плясками своими! Но все же довольно о ведовстве, уж солнце село, и упоминать нечистую силу в час ее торжества негоже. Пора к вечерне да и на покой, ибо сон дает необходимые силы нашим бренным телам, дабы могли творить мы дела во славу Господа нашего.

Но едва братья разошлись по кельям, Генрих ужом проскользнул сквозь заднюю калитку и заторопился прочь от монастыря, в старую часть Кельна, надеясь успеть перехватить прекрасную цветочницу у самого дома. Притаившись за углом, он с трепетом вслушивался в нежные переливы ее голоса — Адалинде со смехом прощалась с сегодняшним провожатым. С упорством, достойным лучшего представителя рода ослиного, юноша пытался напроситься на ночлег и успешно притворялся глухим.
— Мир вам, — изрек Генрих, выходя из своего укрытия, — да пребудет с вами милость Его. Почто смущаешь ты невинную деву своими греховными речами? Коль сам впал во грех прелюбодеяния, то покайся и обретешь спасение. А увлекать за собою невинных в адскую бездну — преступно вдвойне.
— Простите, — юноша склонился, спешно крестясь, — введен я был в искушение ее пляской и не смог сдержать греховного порыва. Спасибо вам, — парень поспешно развернулся, опасаясь очередной сентенции про адские мучения, и почти бегом скрылся из виду. Девушка, смиренно стоявшая на протяжении всей речи, несмело подняла глаза и робко спросила:
— Это вы, брат Генрих? Спасибо вам. Вы не подумайте ничего дурного, он вызвался лишь проводить, а затем... — она мучительно покраснела, едва слышно всхлипывая и пряча пылающее лицо в ладонях.
— Быть может, станцуешь для меня? — молодой монах подошел ближе, радуясь, что ночь и глубокий капюшон надежно скрывают блеск вожделения в его глазах. — Я не смог выбраться сегодня. Адалинде... тебе стоит поскорее выйти замуж. Я мог бы стать твоим...
— Нет, — девушка испуганно отшатнулась от протянутой руки, словно та была ядовитой змеей, — не говорите так! Я... нет... вы служите Господу, разве можно... Нет, нет!
Дверь с глухим стуком захлопнулась за ней, и инквизитор услышал, как опускается в петли тяжелый засов. Словно одержимый легионом бесов, он стучался в запертую дверь, едва не проломив кулаком хлипкое дерево. Он не понимал — что еще нужно этой юной кокетке, чтобы доказать ей свою любовь? Он был готов отказаться от всей своей жизни, покинуть навсегда монастырские стены, быть отлученным от церкви, обречь свою душу на вечные мучения — за право быть с ней. Лишь меркнущие звезды заставили его прекратить бесплодные попытки достучаться до бессердечной красотки и поспешить назад, в опостылевшие монастырские стены. Только преклонив колени пред распятием, он смог ощутить умиротворение. Озарение настигло его в час молитвы, и с этого момента мятущаяся душа Крамера обрела покой.

«Многочисленные свидетели из числа жен подтвердили, что видели, как обвиняемая покидала дом ночами, а именно: при полной луне, в слепую луну, на Вальпургиеву ночь и прочие ведовские ночи верхом на черной свинье, иные видели ее пролетающей на метле над звонницею, а фрау Краузе, покаявшись в собственном грехе, сообщила, что видела ее среди участников шабаша сношающейся с козлом. Многие достойные мужи, ставши свидетелями ее плясок, были околдованы и утверждают, будто являлась она к ним ночами для соития, после которого сил у них не оставалось вовсе, и по нескольку дней не могли они покинуть ложа, терзаемые слабостью и горячкой. Обвиняемая во вменяемых злодеяниях не покаялась и, дабы душа ее, захваченная в плен демонами, могла спастись, решено подвергнуть фройлян Адалинде Кляйн очищению огнем с первыми лучами светлого воскресенья. Да пребудет с нею милость Господня!»

Грубая веревка стянула руки, ноги же исполнитель, словно в насмешку, оставил свободными. Впрочем, после пережитых пыток, превративших некогда прекрасное тело в истерзанный кусок гниющей плоти, она не смогла бы и сдвинуться с места. Жизнь словно покинула ее и, едва поворачивая голову на шум, она глядела на толпу жуткими бельмами выжженных глаз.
— Танцуй, — раздалось над самым ухом. Через несколько секунд затрещал хворост.

Похожие статьи:

Рассказы → Пятый элемент

Рассказы → Лицом к лицу

Видео → Джентльмен в Москве. Американец о России.

Рассказы → Ход королем (эмблематический колофон театра войны)