Рассказы

- Мультивселенных не существует, - он ходил из угла в угол, а я не могла слушать этот бред, и уши закрыть не могла, руки за спиной связаны.

Мой муж, умнейший учёный, свихнулся! Ещё вчера, засидевшись допоздна в лаборатории, развлекали друг друга байками, пили кофе, слушали музыку. А сегодня он мечется между столов и этажерок, словно собака взявшая след. Я связанная, с заклеенным скотчем ртом сижу на полу и не понимаю, что происходит.

Я был единственным ребёнком в семье, поздним и вымоленным, поэтому детство мне запомнилось счастливым и безмятежным.

Маменька, бывшая воистину красавицей, судя по фамильному портрету, и чрезвычайно мягкосердечной и добродетельной, исходя из рассказов батюшки, к сожалению, не смогла отдать мне свою любовь и заботу, по причине того, что скончалась в тот самый момент, когда я сделал свой первый вдох.

События, описываемые в рассказе, происходили в две тысячи девятом году.

Когда человек хочет, чтобы его не поняли, он очень старается.
    
    Выходим мы из берегов,
    А помнят нас в пределах планки,
   

На самом деле понял я все сразу, вот только поверить было очень сложно. Вера удивительна по своей природе: мы можем слепо следовать за пророком, мы можем поверить в существование каких-то вещей, которые даже не состоянии увидеть или просто осознать, но, если это касается очевидного, вера часто подводит нас.

Она думает, что я вампир. Дура! Курица!
Ну да, я не выхожу днем – моя кожа боится дневного света. Я бледен. Очень даже бледен, ну и что? Мало ли у кого какие кожные заболевания. У нее вон веснушки, насколько я мог разглядеть в летние сумеречные вечера. Эта ненормальная таскается за мной уже не первый день. Поначалу я заинтересовался. Не так уж часто девушки обращают внимание на мою блеклую образину. А тут вдруг – эта… молода, почти хорошенькая, только вот взгляд – ошалелый, иначе не скажешь.

- Я не согласен!

Когда Владислав Меркулов говорит, что не согласен, значит, есть на то веские причины. Несмотря на внешность, этот мощный, лысый, как бильярдный шар, человек, напоминающий штангиста на пенсии, вовсе не был тупым упрямцем. В Совет Человечества таких не брали. Так что если было нечто, с чем Меркулов не соглашался, стоило подумать: а может, он и прав.

– Кто столько мух напустил? – голос Евгения, координатора областной группы "Звездопоиска", звучал недовольно.

– Так окна же были открыты, вот они и налетели, – оправдывалась Таня, инициатор и организатор сегодняшнего семинара.

– Безобразие! – проворчал Евгений. – Приличный санаторий, курорт, можно сказать, а мух не меньше, чем на какой-то помойке

Я смотрел в затемненное стекло экрана на огромный огненный шар и явственно ощущал, как в газовом облаке вместе с Далидой сгорают мои надежды, стремления и в конечном итоге – жизнь. Живописно разлетались куски планеты. Облака ядовито-красного цвета поглощали всё живое, миллиарды существ превращались в космическую пыль.

Высокий статный мужчина в чёрном плаще шёл по скверу Вивиани, поигрывая увесистым блестящим шаром. Перекатывая кругляш из руки в руку, он негромко разговаривал. Редкие утренние прохожие, оглядываясь на странного субъекта в цилиндре, осеняли себя крестом и шли дальше к храму Сен-Жюльен-Лё-Пёвр.

Драгоценные сны
О делах и минутах былого
Разлетаются вдаль,
Будь то стая лихих воробьев.

Прошлое цеплялось за настоящее, как назойливая нищенка за богатого господина, в надежде урвать для себя хотя бы ещё парочку мгновений.
Лето провела на даче – в одиночестве. Днём либо возилась в огороде, искренне сожалея, что из всего дачного пространства ему досталось так мало места, либо наводила порядок в доме. Ночью было сложнее.

Судоверфь давно была заброшена. Но несмотря на запрещающие таблички и разрастающийся с каждым годом всё пышнее бурьян, народ приходил сюда, кто купаться, кто ловить рыбу.

Мы не стали говорить никому, когда нашли затопленный старый док за кустами терновника. Тропинка, по которой рыбаки спускались к заводи, уводила чуть левее, а продираться сквозь колючие кусты ни у кого желания не возникало. А зря, рыбы там много плескалось.

Я еду по ночному шоссе, и деревья мелькают вдоль дороги, как черные стражники с алебардами. Дорога безлюдна. Встречных машин нет, да и откуда они теперь? Иногда свет фар выхватывает из темноты мертвые, брошенные тачки, приткнувшиеся у обочины; иногда их обгорелые, искореженные остовы, валяются вверх тормашками где-то в кювете. Я не останавливаюсь. Поздно. Слишком поздно.