Огненные следы страстных откликов. Обожествлённое страдание. Неисчерпаемые в своей глубине контексты. Полные колодцы холодного уныния. Дым из выхлопной трубы. Взорванные заводы. Агонизирующее сознание, висящее на тонком, ненадёжном волоске. Требовательные смертоносные петли. Искусство быть посторонним. Медленный и тернистый путь к счастью и равновесию. Весёлая, изменчивая правда всенародного карнавала, лишённого пространственных границ. Единство воли и волюнтаризма. Кипящие облака. Красивые здания. Религиозная иерархия. Крысы, пьющие сладкое вино. Безлюдные столицы вымышленных государств. Поверхность газетного листа. Безудержное цветение идеологий. Выдавливание, истребление внутренней рабской натуры. Череда свободолюбивых дней.
Поселившийся несколько лет назад в доме, построенном из невероятно прочных рыбьих костей, находящийся в благодатном абсолютном одиночестве, я курю гашиш. Я ощущаю бесплотную природу неудержимого смеха, наблюдаю мелькания радостных теней. Ряды освежёванных умелой рукой филолога синонимов встают перед закрытыми глазами. Звон ленивых тарелок ударяет в возбуждённые виски. И улыбка, наивная улыбка не сходит с уст. Когда-то где-то существовал метафизический капкан, но где он теперь, куда он исчез, куда пропал? Я стою, полностью нагой, перед зеркалом и мастурбирую, думая о танцующих стройных красавицах из Латинской Америки. Сперма с особым напором и наслаждением стреляет в равнодушное стекло. Её струйки стекают вниз. Куском туалетной бумаги я вытираю семенную жидкость, очищаю зеркало.
Демоны рождаются в тихих вулканах. Демоны рождаются в гнойных болотах. Их многочисленные орды наступают на заброшенные здания и гиблые места. Они играют на скрипках, иногда на пианино. Их музыка не вызывает восторга, она повергает едва ли не в панический ужас. По растянутым клеёнкам ползают тараканы и пауки. Иногда они подобны демонам. Люди, не умеющие смеяться, мрачные агеласты, бредут по выжженным пустыням к мёртвым аморфным камням. На могильных плитах написан кодекс празднества. Осуществление обряда требует от тебя решимости и мужества.
Бравые солдаты входят в каждый дом. В каждом доме нет людей, лишь куклы там ждут бойцов. Куклы – это полинявшие следы прежнего, неизмеримо лучшего времени. Двери шкафов, заполненных пылью, легко открываются. Священная пародия таится в треснувших лампах накаливания. Окрестные деревья неизменно спокойны. Листву их не трогают злые паразиты.
Терпеливые вспышки. Буря в стакане солёной воды. Многозначный хвост вороны. Иллюзии и искажения. Забытые беды. Неожиданная агрессия. Скольжения по граням крепких стаканов. Нервные расстройства и подзорные трубки. Медленный пинцет перечисления. Становление, разрушение, гонимые злым ветром облака. Безобразие, прячущееся в маленьких карманах. Пустые вазы, расписанные комическими изображениями.
Разум человека не столь силён, он отнюдь не всемогущ и не безграничен. Поезд уехал в другую сторону, оставляя душе смутную тревогу. Я сижу на диване и предаюсь несбыточным мечтам. Впрочем, я не уверен, что мечты могут быть несбыточными. Вполне вероятно, что возможно всё. На худых холстах нарисованы пиршественные образы. Мясные горы источают аппетитный для стервятников запах.
Вёсла и лодка. Щетина свиней и мастерство живописцев. Экономика сгорает в синем пламени. Неизбежная смерть предстаёт во всей своей нелепости. Она может родить смех. Социальные машины питаются собственными противоречиями. И нет средств против них. Но нет, изменить социальные машины всё же возможно. Против них есть надёжные средства. Грохочущие водопады – это красочные явления природы.
Когда-то небо противостояло земле. Затем же эта бинарная оппозиция стала казаться наивной и нелепой. Но за прогрессивные открытия людей сжигали на кострах. Столь отвратительны религиозные догматы. Зрячие черви и слепые воробьи. Закрытые, обнесённые колючей проволокой фонтаны. Скомканная композиция индивидуального текста, скомканные пути. Запутанные следы. Широкий уровень обобщения. Соединяющиеся разносторонние полюса. Электрические удары. Мимолётные изменения. Путь к пустоте.
Потоки жестоких ругательств. Сверкающие клинки. Забывчивая память. Расплавленное постоянство. Я сплю и не вижу снов. Может быть, сны есть, но я их бесповоротно забываю после пробуждения. Половины сплетаются друг с другом. Они перетекают друг в друга. Эмоциональное и физическое взаимодействие подобно древним схематичным символам.
В моём подвале завелась уродливая ползучая тварь. С револьвером я спускаюсь по сухой лестнице. В полумраке я вижу ползущее ко мне и тихо шипящее волосатое бесформенное чудовище. Одним выстрелом я убиваю тварь. Она быстро превращается в одно большое кровавое пятно. Пятно алой крови и ничего больше… Кровь вскоре сворачивается калачиком. Она притворяется хитроумным порождением. Но я знаю, что я мудрее её. Гораздо мудрее. Мой разум, да и разум всякого человека, сильнее её разума.
Пот и нефть. Сумрак и ванильное небо. Похоронные победы. Пытки и иррациональные методы познания. Негативная диалектика. Заржавевшая пружина. Новая волна. Длительный опыт аскетизма и мракобесия. Израненные ветви. Мировоззренческая точка опоры. Разрушающееся ядро личности. Нелюбовь к наглости. Любовник у закрытой двери, мокрой от слёз. Шуточные избиения. Резиновые вены. Гротескная уличная реклама. Скорбная наука. Воинственные обжоры. Хлопающие двери.
Палящее солнце плывёт над пустыней. Я иду по жаркой земле. Я медленно шагаю. Огибая изощрённые невидимые препятствия, я возвращаюсь домой. Я возвращаюсь в свой дом из немыслимо прочных рыбьих костей.
Там же у него часто посреди песен идут стихи, типа: "Кролик мусолил капустный листок - в 69м году был знаменитый фестиваль Вудсток,.." Или из последнего "приказ 227" - без рифмы.
Психоделика особенно ее красивая подача, всегда склоняют меня поставить еще один плюсик 
