Солнечный диск, излучающий обжигающие лучи своей кроваво-красной зримой формой беспощадного круга, постепенно и неумолимо восходил с пришествием утренних минут. Вода в плохих кранах и шлангах медленно закипала. На глазах людей выступали слёзы. Крокодилы и зайцы, а также хитрые лисицы и волки прятались под водой или в стогах сена. Но позже жара немного спала. Из открытых кранов потекла освежающая влага в подставленные ладони и вёдра. Своим ходом началось мытьё посуды.
Я долго работал на конвейере, уставая от кажущихся бесконечными алгоритмов действий. Утром моя смена закончилась. Я подошёл к начальнику, и он похлопал меня по плечу, затем дал причитающиеся усердному работнику деньги. Я вышел в поле зрелой ржи, чтобы затем оказаться на шестом этаже гостиницы. Там был кондиционер. Я смотрел в окно и видел женщин с детьми и толстых собак. Заметив на ладони едва различимую царапину, я смазал её йодом. Затем от яблока ароматного откусил кусок.
Старик с протезом вместо ноги из кармана достал кусок шоколадной плитки. Она сейчас же растаяла, став липкой и неприятной для осязания. Беззубый старик горько засмеялся. Позже он почувствовал нестерпимую боль в сердце.
Я сел в автобус и долго катался без цели. Старый кондуктор был одет в коричневую кожаную куртку. На одной из остановок в автобус зашёл гитарист. Он пел. Он наслаждался пением. И он хотел, он жаждал денег. Но лично я монет или банкнот труженику не дал. Позже я смотрел на куски сферического сыра на прилавке.
Жара снова дала о себе знать. Дети спешили домой. В песочницах они плевались. Но из-за ненормальной температуры воздуха сгустки смачной слюны стремительно таяли. Маленькие капли слюны шипели, но шипели едва слышно.
Я брился и обдумывал различные планы. Впрочем, график моей деятельности не позволял мне особо увлекаться проектированием личного бытия. Вскоре после окончания бритья я взял раскладной нож и им от скуки и чувства духоты отрезал на правой своей руке большой палец. После этого я смотрел на кровь, видел, как она, убоявшись формы фонтанчика, текла неспешно и столь же неспешно свёртывалась. Немного позже я приклеил отрезанный палец обратно. Боли не было. Болевых ощущений абсолютно не существовало в те временные единицы.
Когда-то я работал инженером. Я вводил в бесчисленное множество компьютеров тысячи сложных программ, чертил на специальных листах причудливые чертежи. Позже я стал писателем. Я неспешно работал, сочиняя монтаж, выдумывая забавные истории для журналов, что любили читать буржуазные соглядатаи. В последние же месяцы я работаю для себя фокусником, а для общественности являюсь работником конвейера.
Солнце стреляет стрелами удушья и гари. Даже опасность радиации наличествует в отдельных секторах. Но постройка геодезических куполов идёт медленно. Я видел только что рабочий вертолёт. Автор, утомившись быть автором, засучил рукав своей пижамы. А на пижаме у него маленький флажок Бразилии.
Я закрыл глаза. Отчего-то почувствовал страх. Мне привиделась на долю секунды маленькая девочка. У неё глаза, горящие глаза. Они разного цвета. В глазах виден огонь безумия. Огонь безумия и дымящейся жары.
Постепенно прихожу в себя от мгновений ужаса. Крыши автобусов, верх поездов накалились от беспощадного жара солнечного диска. Лучи ласкают нежно удивлённые лица смуглых красавиц. Но паутинки солнца, эти вестники, катализаторы жары, обманчивы по своей природной натуре. Таковы они и по натуральной своей природе.
Песчинки завоёвывают пляжи, они трансформируются в женскую плоть, они рвутся навстречу бреду, навстречу желанию.
Наступает вечер, всё вокруг погружается в сгущающуюся темноту. Время жары прошло. Солнце ослабло. Все наслаждаются прохладой, все пьют лишь слегка нагретую воду. Дети достают из-за пазух коробки с молоком или слащавым соком.
Я бреду по трещинам и кочкам. Конвейер снова ждёт меня. Ладонь начальника, я чувствую, скоро опять очутится на моём плече.
