(в соавторстве с Ольгой Амбарцумовой)
Вышел мальчик из дому
В летний день в первый зной.
К миру необжитому
Повернулся спиной.
Улыбнулся разлуке,
На платформу шагнул,
К пыльным поручням руки,
Как слепой, протянул.
Невысокого роста
И в кости не широк,
Никакого геройства
Совершить он не смог.
Но с другими со всеми,
Неокрепший ещё,
Под тяжёлое Время
Он подставил плечо:
Под приклад автомата,
Расщеплённый в бою,
Под бревно для наката,
Под Отчизну свою.
Был он тихий и слабый,
Но Москва без него
Ничего не смогла бы,
Не смогла ничего.
(Александр Межиров)
Антон проснулся на рассвете, еще задолго до звонка будильника, в состоянии радостном и тревожном одновременно. Шутка ли - отправиться самому в Москву! Он и в Питер-то из родного поселка Мга выбирался только три раза за свои неполные пятнадцать лет, а тут - в столицу! Матери не говорил до последнего. Она, конечно, знала, что сын выиграл районную олимпиаду по биологии. Но о победе в областной, и как следствие - приглашении в Москву - на всероссийскую, Антон говорить боялся. Не осталось у нее никого, кроме сына...
Отпустит, куда же денется. Гордится сыном. Мечтает о карьере врача для него. Дед был военным хирургом, погиб в сорок третьем при прорыве блокады, где-то совсем недалеко. Прадед же и вовсе прошел все три, случившихся в начале века войны - начав с военфельдшера в русско-японскую, он выучился на хирурга к Первой Мировой, закончив начальником передвижного госпиталя - в Гражданскую. И отец, разумеется, пошел по их стопам. Мальчик помнил - веселый шумный, всегда находивший время для сына, готовый выслушать, рассказать интересную историю, помочь, научить... Не стало его прошлой осенью... Пришло время. Антон был поздним ребенком, вот и не дожил батя до четырнадцатого дня рождения, не узнал, что сын передумал быть летчиком, а решил стать - как все они, Самойловы - хирургом. Что учится на отлично, что прочитал все отцовы тетради по хирургии и медицине, исписанные мелким, убористым почерком - совсем не врачебным, как говорит мама, понятным, разборчивым - уважал людей, которые станут потом читать. А, значит, и о нем думал, об Антошке.
Мама тоже медик, детский врач, на пенсии уже, а всё работает. Удивительно они с отцом познакомились - в Москве, на какой-то конференции, а жили-то неподалеку друг от друга. Отец здесь, в поселке Мга, а мама в Волхове. Оба уже в возрасте, маме как раз сорок исполнилось, а отцу уже за шестьдесят перевалило. У него было двое детей от первого брака, взрослые уже, у мамы - никого, ни детей, ни бывших мужей. Не ждали они ребенка, но оттого еще больше любили. Сводные братья, переехавшие в Москву, батю сначала к себе звали. Но как на маме женился, даже общаться не хотели с их семьей, оттого и не видел их Антошка ни разу.
А теперь, собирая свои вещи в старый, военного образца, вещмешок, раздумывал, навестить их в Москве, или не стоит. Не признают, наверное. Ведь на похороны не приехали, хотя мама им сообщила. Бывает же так. Антон понять этого не мог. Но увидеть хотелось, в глаза посмотреть. Им уже далеко за тридцать, оба в бизнес ушли, не пошли по стопам отца и деда, а Антон пойдет.
И еще станет известным на весь мир. Будет жизни людям спасать. А то пойдет в военные хирурги, как дед. Уже и сейчас много может, пусть и в теории, сколько раз смотрел видео, как оперирует отец. Бывало, смотрели вдвоем, и Антон был весь там - возле операционного стола, но комментарии слушал внимательно, впитывая их, как губка - иногда самодовольные, иногда жесткие, чаще просто серьезные.
А потом папы не стало, но видео сохранилось - целая полка. Антон мечтал перегнать все на диски, потому что мама обещала, наконец, купить ему новый компьютер, взамен старого, отцовского, вышедшего из строя уже месяца два как - окончательно. Теперь покупку, видимо, отложить придется. Ведь деньги понадобятся на поездку в Москву.
Разговор состоялся в субботу. Рабочая неделя позади, и мама всегда субботы любила. Удивилась, что Антон принес ей завтрак в постель. Засмеялась:
- Я уже не девчонка, чтобы такому радоваться! Бабулей который год кличут, да и привыкла за столом есть, как все нормальные люди!
Но завтрак съела и улыбалась довольно, а потом взглянула строго и приказала, пригубив кофе, который ей врачи давно уже запретили:
- Выкладывай, партизан. Всё - от начала и до конца. Я слушаю.
И вот как у нее это получается? Всегда так, словно насквозь его видит.
Он и выложил.
- Понятно, - кивнула мама. - Вещи собрал?
- Д-да, - Антон еще не понимал, что она думает, переживал, даже уши гореть начали. Они у него всегда горели, когда волновался.
- И, небось, в этот страшный рюкзак? Ты же в Москву едешь, в столицу, возьми лучше мой чемоданчик. Почти новый ведь.
От чемоданчика удалось отвертеться, не девчонка, чтобы катить его за собой - на колесиках. А вещмешок - от отца сохранился. Память!
С деньгами был напряг - после смерти отца еле-еле хватало на жизнь и на самое необходимое. И за лето не удалось накопить, сколько рассчитывали, но мать решительно распотрошила откладываемую к Новому Году заначку и не стала слушать никаких отказов:
- Еще заработаем.
Москва встретила их дождем и какофонией звуков. Антон вертел головой, пытаясь всё рассмотреть на площади трех вокзалов. Его немного напрягал шум, суета, толкотня. В голове вертелось: "Я здесь! Это же Москва!" Сопровождающая их молодая завуч из какой-то продвинутой областной школы, имени которой Антон не расслышал - а после стеснялся спросить, велела не разбегаться и повела сразу в метро.
По прямой ветке от Комсомольской доехали до Университета. И сразу в МГУ. Регистрация в списках участников на биологическом факультете длилась недолго, и впечатлений особых не оставила, кроме высоких потолков и множества лиц. Не дав толком осмотреться, им сообщили, что олимпиада пройдет завтра и повели в студенческое общежитие в главном корпусе, куда разместили на три дня - по четыре человека в комнате.
Посоветовав готовиться к завтрашней олимпиаде и ни в коем случае не покидать здания, объяснив, как пройти в столовую и где находится туалет, завуч ушла, кинув "до завтра". Сама она, как понял Антон из слов высокого очкарика, разместилась здесь же в главном корпусе, только на другом - девчоночьем - этаже.
Ребята сразу последовали совету, достав ноутбуки и расположившись на своих койках. За время пути, Антон так ни с кем не познакомился близко. Запомнил только имена. А парни, казалось, хорошо друг друга знают, и его сторонились. Виной тому, вероятно, тошкина небогатая одежда и старенький вещмешок отца. Доставать те три книги, которые взял с собой, было почему-то неловко. Да и выучил их уже почти наизусть. На месте не сиделось, все думал о том, как бы посмотреть Москву, доехать, наконец, до Дмитровского шоссе, где жил младший из его сводных братьев. Адреса старшего не было.
Побродив по длинному узкому коридору на их этаже около двадцати минут, наконец, решился, сбежал по лестнице в холл, и, улучив момент, когда вахтерша отвернулась, выскользнул из здания.
Дождь перестал, но небо затянуло тучами до самого горизонта и солнце не показывалось. Ощутив желанную свободу, Антон бодро шагал по улице, ведущей к метро, пиная ногами опавшие листья и глазея по сторонам.
До Петровско-Разумовской доехал без проблем. А вот нужный дом довольно долго не мог найти - пришлось плутать по вещевому рынку у станции, пока не вышел к красному кирпичному зданию на Дмитровском шоссе. Обойдя дом и убедившись по табличке с номером, что нашел то, что нужно, Антон собрался уже, было, войти, но остановил домофон. Сколько ни звонил - сперва осторожно, недолго, потом настойчиво - никто не отзывался. Прошел за какой-то старушкой в подъезд только спустя полчаса. На седьмом этаже сбросил на пол вещмешок, чтобы не бросался в глаза, позвонил в массивную железную дверь. Ответа по-прежнему не было. Пришлось ждать. Опустился прямо на каменный пол у окна лестничной площадки - на пол этажа ниже. Вечерело уже, часы показывали семь вечера. Даже если на работе, скоро должны вернуться.
Наверное, он задремал. Устал с дороги. В ночном поезде так и не поспал толком. Все думал и думал - обо всем сразу. Об отце, и о том, как бы батя сейчас им гордился. Шутка ли - победить в областной олимпиаде...
Проснулся рывком. То ли от звука лифта, то ли еще от чего. Поднялся, разминая затекшие конечности. Не торопясь, поднялся обратно к квартире, услышал за дверью работающий телевизор. Помедлил, ощущая, как начинают гореть уши. Но взял себя в руки, надавил на кнопку звонка. Зря он, что ли, ехал сюда? Так и не придумал, что скажет, да важно ли это - уж что-нибудь придет на ум.
Загремела с той стороны цепочка, женский голос спросил:
- Кто?
- Родственник, - громко и коротко отозвался парень.
После небольшой паузы заскрежетал замок. Женщина в красном спортивном костюме, не снимая дверной цепочки, осмотрела его с ног до головы, задержав взгляд на вещмешке.
- Что нужно? - спросила неприветливо, скривив накрашенные губы.
- Я сын Ивана Андреевича Самойлова. Хотел увидеть ... брата.
- Ааа, - глубокомысленно кивнула она, - Из Мги, вероятно... Нет его дома. Уехал - далеко и надолго
Не пригласив войти, но и не заперев дверь, она отошла в коридор и снова взялась за трубку телефона. Антон отчетливо услышал каждое слово:
-Прости, это родственничек моего, бомжи и то лучше одеваются. В камуфляже да с рюкзаком допотопным. Из какой-то дыры. Все лезут и лезут в Москву, будто она резиновая...
Антон вспыхнул, ощутив, что горят уже не только уши, но и лицо, и шея. Желание увидеть брата пропало напрочь, сменившись отвращением. Не дожидаясь больше, развернулся и бросился по лестнице вниз, игнорируя лифт...
На улице уже начало темнеть, всюду горели огни. Холодный воздух приятно обдувал разгоряченное лицо. Антон зашагал прочь, торопясь, злясь на самого себя. А чего он ждал? Зачем, зачем поехал?.. Сам не заметил, как добрался до опустевшего рынка, не останавливаясь, спустился в метро.
Добрался до центра. Выйдя на станции Боровицкая, он долго бесцельно бродил по узким улочкам старой Москвы, натыкаясь то на кремлевские стены, то на Храм Спасителя, то на Музей имени Пушкина. Обида глодала сердце - за что его так?
За грустными размышлениями не заметил, как на город спустилась ночь. Народу заметно убавилось. Неудивительно, одиннадцатый час. Может, в общагу уже и не пустят. Хорошо, вещмешок захватил с собой, а больше у него ничего и не было.
Его все еще трясло.
Снова найдя станцию метро - ею оказалась Кропоткинская - как раз на нужной ветке - засмотрелся на какую-то рекламу, чуть не упал на крутых ступеньках. К перрону подошел поезд, и пришлось пробежаться, чтобы успеть. Заметил удивленно, что вагоны красные. Как в старом кино. Антон таких сегодня еще не видел.
До нужной станции было несколько остановок и парень, забившись на освободившееся местечко, почувствовал, как устал за этот долгий день. В тепле его сразу разморило. Чтобы не заснуть, скосил глаза в газету соседа, стал читать, не особенно вдумываясь в смысл статьи. Мерное движение укачивало. Сам не заметил, как провалился в сон.
Проснулся оттого, что его кто-то трясет за плечо и светит фонарем в глаза.
-Ты кто, парень? И что здесь делаешь? Документы какие есть у тебя? - ослепленный ярким светом, бившим прямо в глаза, Антон спросонья даже не сразу понял - чего от него хотят. Наконец, припомнив разговоры о строгостях московской регистрации, сунул руку в боковой карман куртки, но (о, ужас!) ни паспорта, ни денег там не оказалось!
- Да погоди ты, Климчук, с документами! Видишь, мальчонка совсем, намаялся, себя не помнит! - перебил высокий пожилой мужчина, стоявший чуть сзади. - Откуда ты, малой, будешь?
- А вдруг он агент вражеский, а Кирилл Васильевич? Не зря же позавчера все депо собирали насчет бдительности,- молодой мужик в шинели с петлицами железнодорожника уступать не собирался.
- Из Мги я, сегодня только приехал, а документы... - Антон замялся, не зная, что сказать,- потерял, наверное...
- А родители? - не отставал молодой.
- Только мама, отца нет у меня. А в Москве - были родственники, да нету больше...
- И тебя война задела, значит. Вот что, малой... - тот, кого звали Кириллом Васильевичем, решительно взял дело в свои руки,- сейчас со мной пойдешь. Я тут недалеко, на Поперечном живу, переночуешь, а там и решим, как с тобой быть.
- Да ладно тебе, Виктор!- отстранил он напарника, порывавшегося что-то сказать,- не убежит он никуда. А у меня дома из военных секретов - только если котелок, что с империалистической принес...
Когда они выбрались из подземного депо Антон поразился изменениям произошедшим с городом - только что он ходил по ярко освещенным улицам, а теперь все было погружено во мрак. Лишь только издали доносилось какое-то необычное позвякивание.
- Давай пошустрей, - подтолкнул его старый мастер, припускаясь бегом,- трамвай как раз в нашу сторону идет.
Ввалившись в старый обшарпанный вагон, они перевели дух. Только здесь Антон обратил внимание на несуразность происходящего - как будто это была совсем не та Москва, куда он приехал утром. Но облечь свою мысль в слова не успел - трамвай высадил на пассажиров на их остановке и умчался, отчаянно дребезжа.
Увлекаемый своим спутником, он двигался в кромешной темноте почти на ощупь и облегченно вздохнул, когда перед ними показались очертания небольшого деревянного домишки, отделенного от улицы небольшим палисадником.
- Ну, вот мы и дома!
Утро началось со звука каких-то глухих ударов. Присев на топчане, Антон несколько мгновений соображал, где он и как сюда попал.
- Проснулся? - в открывшуюся дверь осторожно просунулся паренек, несущий горку наколотых поленьев. - Сейчас печка раскочегарится, чай заварю, да покажу, где умыться.
Некоторое время он молчал, занятый своими нехитрыми делами, а Антон, не зная, что сказать, разглядывал вошедшего.
Парень, как парень - на вид чуть постарше его самого, худой, темноволосый. Одет, правда, как то больно просто - в замызганную фуфайку, потертые штаны неопределенного фасона, да старые сапоги. Но, если он с утра по хозяйству управлялся - дрова, там, колол, или еще что, то ничего удивительного. А вот, что электричество не включает - вот это странно!
- Батя говорил, что ты из-под Ленинграда приехал, да в Москве никого из своих не нашел? Правда?
- Ну... - рассказывать, как именно его встретили родственники, совсем не хотелось.
- Ладно, не переживай сильно, сейчас многие так. Меня Евгением зовут, можно просто Женька, а тебя? - он протянул руку.
- Антон,- рукопожатие нового знакомого оказалось на удивление сильным.
- Прости, Тоха, немного не рассчитал,- парнишка заметил мимолетную гримасу боли, исказившую лицо.- Пойдем, покажу, где умыться, только чайник сниму.
Еле наполненный водой рукомойник обнаружился в палисаднике. Пока приезжий, вытащив из вещмешка мыло с зубной щеткой, чистил под слабенькой струйкой зубы, Женька принес из-под стоявшей шагах в пятидесяти от дома колонки новое ведро обжигающе холодной воды.
По правде говоря, Антон уже не помнил, когда ему приходилось видеть такие спартанские условия. Походы, разумеется, не в счет. Но, не желая обидеть хозяев, он смолчал, лишь быстрее обычного закончил водные процедуры, докрасна растерев лицо и руки собственным махровым полотенцем.
Кружка крепкого горячего чая, налитая Женькой сразу же - "для сугреву" - здорово взбодрила, прогнав последние остатки сна. Только тут будущий врач вспомнил, что больше суток ничего практически и не ел. И сокрушенно повесил голову - все деньги вчера непонятным образом исчезли из кармана куртки. Говорила мама не держать в кармане, а он... Наверное, украли, когда в метро задремал.
- Голодный, небось?- хозяин по-своему объяснил Антошкино замешательство. - Погоди, я сейчас.
Вернувшись минуту спустя, он поставил на стол, покрытый простой клеенкой, котелок с исходящей паром картошкой в мундире, выложил четвертушку ржаного хлеба и небольшой кусок подкопченного сала. От аппетитного аромата так и заурчало в животе.
- Рубай, не стесняйся, - Евгений подвинул к гостю блюдечко с крупной солью, быстро порезал хлеб, покромсал ножом сало и сел напротив.- Картошка в этом году своя. За хлебом вот только надо будет идти.
- М-м-м ... спасибо ... большое, - хоть мама и учила не говорить с набитым ртом, но как тут удержаться, когда почти два дня не ел. Впрочем, и сам хозяин не отставал от гостя. - Жень, а скажи, пожалуйста, ты мне покажешь, как до метро добраться?
- Зачем тебе? - удивился парень.
- Мне в Университет надо. Там в двенадцать олимпиада по биологии...,- тут Антон подавился не до конца прожеванным куском и кашлял бы еще долго, но пара хлопков по спине спасли положение.
- Так ты ж спал и еще не знаешь ничего,- до Женьки, казалось, только сейчас дошла сложившаяся ситуация.- В Москве сейчас не до биологии.
- Почему? - Голос сорвался. В голове вспыхнули разноцветной россыпью тысячи мыслей, которые никак не могли оформиться в вопрос. Как не до биологии? Ведь ради Олимпиады он сюда приехал! - Что... Что произошло?
- Чай пей,- Евгений плесканул в кружки заварку и добавил кипятку до полной,- и побежали к госпиталю, сам все услышишь. Только побыстрее,- озабоченно добавил он, взглянув на старинные ходики, показывавшие без пятнадцати девять,- а то сводку пропустим.
Торопливо сделав несколько глотков, Антон поднялся, подхватывая с топчана свою пятнистую куртку:
- Я готов.
Ну что там случилось-то? Действия Женьки, когда он возился с замком, запирая дверь, казались ужасно медленными.
- Стой, - Антону неловко было такое говорить, но не удержался: - Ты прямо так и пойдешь?
Парень отмахнулся:
- Как - так? Ты о чем? Пошли быстрей!
Антон открыл было рот, но тут же захлопнул, догнав паренька. Ну, раз он считает нормальным, расхаживать в старой фуфайке по Москве, то ему-то что за дело?
Ребята быстрым шагом пошли вправо по улице. Узенький, замощенный булыжником, тротуар утопал в палой листве. Антон не мог понять, что его удивляет. И тут понял - нет машин. Вообще нет, никаких. Обычно куда ни глянешь повсюду полно, и едущих, и припаркованных, в конце концов, во дворах гниют старые жигуленки или москвичи, а тут пусто. Ни одной, самой захудалой не встретилось. Нет, одну увидел - грузовичок с зеленой кабиной, промелькнул впереди и скрылся, свернув налево.
Но на этом странности не закончились. На перекрестке, возле небольшой пристройки к деревянному магазинчику со смешным названием "Булочная 333" скопилась небольшая толпа. "Чудно,- пришла в голову мысль, - почему почти одни женщины? И почему так одеты странно?"
- Чего это они? - Антон мотнул головой в сторону скопления. В голову сразу пришло, что кино снимают. От этой мысли стало чуть понятней. И правда, транспорт разогнали, одели всех в старинную одежду середины прошлого века вроде бы...
- Хлебовозку ждут, давай поднажмем! - Женя потянул его за рукав,- пропустим все.
- Долго еще? - Необычность происходящего, эта спешка, женщины у булочной - все вокруг вызывало желание немедленно расспросить провожатого, но Антон решил повременить, успеет. Не на бегу же.
- Ещё триста метров и переулок один будет, а там, считай, у цели. Не отставай!
Ускорив шаги, они через пару минут вышли к железному решетчатому забору, за которым высился диковинный двухэтажный дворец, с башенками, балконами и островерхой крышей. Его вид был настолько неуместен среди небольших деревянных домишек, что Антон даже приостановился от изумления. Но крепкая рука спутника влекла его дальше, к въездным воротам, у которых тоже толпился народ, с нетерпением поглядывая на вытянутый четырехугольный рупор на столбе. Что-то это все напоминало, но вот что? Ну да, правильно - фильмы о войне! Только почему-то камер не видно и режиссера... А мама еще, прощаясь на платформе - перекрестила. Сказала коротко: "Я буду ждать тебя!" - таким голосом странным, что Антошка, проглотив ком в горле, пошутить попытался: "Я ж не на войну, мам..."
Дошутился, выходит?
- От Советского Информбюро. - Грянуло из рупора. Дыхание перехватило. Потянув за рукав друга, спросил:
- Это же Левитан? Юрий Левитан?
Тот нетерпеливо кивнул, не мешай слушать, мол. Тишина стояла вокруг. Антон оглядывал суровые напряженные лица, у какой-то молодой девушки - с двумя русыми косами, как в старину - текли по лицу слезы. Она не стеснялась их, не вытирала, слушала вместе со всеми, вздернув подбородок и вглядываясь в рупор. Кто-то кашлянул, и на него зашикали. Они не играли. Они - жили! Сознание еще цеплялось за модное слово "реконструкция" - это где реальные исторические события создают...
- В течение ночи на 20 октября наши войска продолжали вести бои на всём фронте. - Лился ровный узнаваемый голос из рупора. Бабушка каждый раз плакала, когда слышала этот голос, сколько лет прошло, а она... - Особенно напряжённые бои шли на можайском и малоярославецком направлениях,- люди словно застыли, внимательно вслушиваясь в голос Левитана.
"Не может быть! Не может быть! Не может быть!" - вертелась в голове одна и та же фраза. Антон озирался, все новые и новые детали доказывали, что это вовсе не кино. И никакая не реконструкция! Но что тогда? Что? Недоуменные мысли в бешеном темпе проносились в голове. А, может, он просто заснул в метро, и все это привиделось? Ну не мог же он в самом деле попасть в прошлое. Так не бывает! Ведь не бывает же! Только в книгах... В каком-то отчаянном порыве почти поверил, что вот сейчас проснется, откроет глаза и снова окажется в осенней Москве 2012 года...
- Наши части,- продолжал меж тем голос, от которого мурашки бежали по спине,- действующие на одном из участков Калининского направления, за один день 18 октября уничтожила 17 немецких танков, 30 автомашин с боеприпасами и 15 автомашин с фашистской пехотой. На другом участке Калининского направления за 18 октября уничтожено около 300 немецких автомашин; из них более-200 автомашин с пехотой и около 100 машин с горючим и боеприпасами.
Антон до боли прикусил губу. На лбу выступил пот. Стало жарко, несмотря на нешуточно холодный ветер. Господи Боже!
- Жень, - голос его прозвучал хрипло, как-то горячечно, - можешь мне сказать? Только прошу - не спрашивай зачем...
- Да что с тобой, Тоха?
- Назови число. Мне это очень важно!
- Сегодняшнее? - то ли голос, то ли выражение лица друга, заставили друга вздохнуть и ответить так же серьезно: - 20 октября сегодня. А что?
- А... а год? - вышло шепотом.
Женька подхватил его под руку, отвел в сторону от толпы к какой-то стене:
- Тоха, сорок первый на дворе...Ты что, память потерял? При бомбежке, да? Батя сказал, в метро тебя нашел. Кто-то погиб у тебя? Да? Не хочешь - не говори, я пойму. Но лучше не держи в себе... Тох?
Что-то накатило вдруг волной. Что-то жуткое. Антон зажмурился изо всех сил, замотал головой. Чувствовал, что кто-то трясет его за плечи, но ничего не мог поделать. А потом вдруг отпустило, резко, как и началось. Прислонившись стене, он сполз вниз - колени сами подогнулись. Посмотрел вокруг мутными глазами. Всё то же, только странно так расплывается. Никак зрение сфокусировать не удавалось, пока не увидел снова перед собой синие тревожные глаза товарища, присевшего рядом на корточки.
- Полегчало? - Так смотрит, словно он ему и друг и брат, которых никогда не было. Во Мге лишь приятели... А братья, которые отказались от отца и от Антошки - не считаются...
- Значит... война? - собственный голос казался чужим.
- Война! - кивнул Женька.
И как бы в подтверждение его словам из репродуктора грянуло:
- Государственный Комитет Обороны постановил:
Первое. Ввести с 20 октября 1941 года в городе Москве и прилегающих к городу районах осадное положение.
Второе. Воспретить всякое уличное движение, как отдельных лиц, так и транспортов, с 12 часов ночи до 5 часов утра, - глянув в сторону людей, напряженно вслушивающихся в суровые слова, Антон поразился тому, как построжели и закаменели их лица. Черная туча, нависшая над городом, воспринималась ими, как своя боль. И это общее переживание, какое не сыграет самый гениальный актер, лучше всяких слов говорило - он, Антон Самойлов, 1998 года рождения непостижимым образом оказался в октябрьской Москве военного сорок первого года.
Засмотревшись, он пропустил несколько фраз и спохватился только когда получил тычок локтем от Женьки:
- Слыхал?
- Чего?
- Тише, пацаны,- военный, опирающийся на костыль, видно из числа находившихся в госпитале на излечении, остановился около них,- дайте послушать!
- Четвертое. Нарушителей порядка немедля привлекать к ответственности с передачей суду военного трибунала, а провокаторов, шпионов и прочих агентов врага, призывающих к нарушению порядка, расстреливать на месте.
"О, Боже!" - слова про расстрел потрясли не меньше остального. Так тут все взаправду. На самом деле война! С жертвами, с предателями, с героями... А вдруг среди этой самой толпы находятся сейчас будущие герои?! Вот кто этот капитан рядом с ними? А Женька... Какая судьба ждет его?
- Государственный Комитет Обороны, - звучал на всю округу твердый голос, - призывает всех трудящихся столицы соблюдать порядок и спокойствие и оказывать Красной Армии, обороняющей Москву, всяческое содействие.
Председатель Государственного Комитета Обороны Сталин.
Сталин! Антошка поднялся с земли, невольно вытянувшись в струнку. Сталин жив... И вдруг на него свалилось понимание, оглушившее, ошеломившее, заставившее часто задышать. Так ведь не только Сталин жив. Значит сейчас еще живы те герои, что в сорок пятом возьмут Берлин, те, кто в сорок третьем геройски обороняли блокадный Ленинград... Жив его дед, погибший только в сорок третьем... А отец... отец еще не родился...
- Чего-чего! - шепотом продолжил Евгений, когда репродуктор смолк. - Про добровольческие рабочие отряды! Я на фронт хотел, так ни военком, ни райком комсомола - ни в какую. А тут примут - никуда не денутся!
На фронт! Антошка смотрел на него в немом восхищении - вот так они, мальчишки, прошедшие войну делали. Не берут, а они все равно. И ведь ни капли сомнения!
- Пошли, надо карточки отоварить, да по хозяйству управиться. - Совсем будничный голос Жени поражал не меньше. Вот так просто - управиться с хозяйством и на войну!
- А завтра,- продолжал Евгений, когда она спешным шагом уже направились к булочной,- с утра пойду к бате в депо - в рабочий отряд записываться. Ты как? Со мной вместе?
- Я? - у Антона перехватило дыхание. - В отряд? Добровольческий?
Вот и наступил момент истины. И ведь можно отказаться, только всю жизнь потом знать, что струсил. Да чем он хуже деда? Чем хуже Женьки? Да всем, если честно, хуже. Ну какой из него воин? Но задавил на корню предательские сомнения и выдохнул:
- С тобой! Только ...
- Что?
- Не примут, боюсь. - И ему действительно стало страшно. Если не примут, как он здесь теперь без Женьки? - Понимаешь... - как объяснить, что он ничего не умеет? Что он вообще из двадцать первого века. Из мирного поселка Мга.
- Жень, я же это... Я ведь совсем оружия не знаю, даже не стрелял ни разу... - густой румянец так и залил лицо,- мама хотела, чтобы врачом стал, вот я и...
- Да что ты, Тоха,- Женька утешающее приобнял товарища за плечо,- свой доктор, он же в каждом отряде нужен. Вдруг ранят кого? Или, может, обгорит, когда зажигалки тушить будем? А с винтовкой я тебе подмогну! Даже не сомневайся! По рукам?
- Договорились!
- Тогда заметано! И гляди веселей, вдруг ты снайпер скрытый, может у тебя врожденная меткость. Я слыхал, такие бывают!.. Тоха! Скоро уже на войне будем. Зададим фрицам! А?!
Вернувшись через полтора часа домой - пришлось отстоять в длиннющей очереди, дожидаясь, пока в "Булочную" не придет машина с хлебом - ребята с удивлением увидели Кирилла Васильевича, расхаживающего по комнате. На топчане лежал наполовину заполненный "сидор", очень похожий на тохин вещмешок.
Женька застыл в дверях:
- Батя! Чего рано так? Или случилось чего?
- Значит так, ребятки,- глава семьи повернулся и присел на табурет.- Уезжаю завтра рано утром. Вот дали полдня на сборы...
- А... Куда? - на глаза Антона едва не навернулись предательские слезы, за несколько часов Женька и его отец стали для него самыми близкими людьми в страшном военном мире. Ведь здесь, в сорок первом, никого, кроме них, нет у него! И вот на тебе - первое расставание. Дня не прошло!
- В депо формируют отряд...
Женька, севший было за стол, напротив отца, вскочил, едва не опрокинув табурет.
- Отряд?! Добровольческий? Для охраны порядка, как по радио говорили? Да, батя? - Он не утерпел и торжествующе-выразительно посмотрел на приятеля.
- Добровольческий. Поедем укрепления строить для наших войск. Чтобы немец к Москве не прошел. Нда... Настало и наше время... - Он задумчиво смотрел на куда-то на притолоку входа, потом вздохнул, взглянул снова на ребят, голос стал деловым и озабоченным. - Теперь что касается вас двоих. Завтра, в двенадцать, с Казанского поезд пойдет. На нем семьи наших деповских будут эвакуировать. Вот, возьми,- Кирилл Васильевич протянул сыну сложенный вчетверо листок, - найдете на вокзале Виктора Климчука, он сделает все, что нужно.
- Не возьму,- набычившись, Евгений угрюмо посмотрел на отца,- и ни в какую эвакуацию не поеду! Не маленький! Возьми лучше в свой отряд. Вон, девчонки из педучилища поехали окопы рыть, а я чем хуже?
Вот они, мальчишки сорок первого! Антон не удержался, его тоже начинала охватывать эта непонятная ему раньше жажда. И правда, ну чем он хуже девчонок?
- И меня возьмите!
- Хм, - оглядев обоих самым внимательным образом, Кирилл Васильевич покачал головой. - Эх, мальчишки!.. Ну, глядите тогда,- желваки заходили на скулах старого метростроевца, но он сдержался,- ни единого слова нытья! Ясно ли? То-то! Значит так, вояки... Сейчас пойду опять в депо - в список отряда вас двоих включить, но как вернусь, чтобы оба как штык готовы! Евгений, ты тут посмотри заодно, чего в подпол спрятать, или так бросим... Антон, тебя как по батюшке?
- Антон Иванович Самойлов. - Решил уже соврать, что ему шестнадцать, только не спросили. Вот и хорошо!
- Что ж, собирайся в путь, Антон Иванович.
Нацепив кепку, Кирилл Васильевич сунул в карман какие-то бумаги и вышел из дому.
В путь отправились задолго до рассвета. Сбор отряда, вопреки ожиданиям ребят, назначили не в метро, а прямо на Балтийском вокзале - на полседьмого утра. "Чтобы успеть проскочить по темноте, - пояснил отец Евгению, - пока фрицевских самолетов нет".
Добираться до вокзала предстояло пешком, впрочем, ходьба заняла не больше получаса и только Антон, испытывавший затруднения в непривычных сапогах, немного запыхался - ему периодически приходилось бегом догонять ушедших вперед. Да, обувь пришлось сменить - он и сам понимал, что в легких городских ботинках по раскисшей от дождей земле особо не походишь. Старые разношенные сапоги были почти впору, удобно облегали ногу, и лишь отсутствие привычки давало о себе знать. А вот менять свою пятнистую куртку Антон категорически отказался. Комфортная и теплая, да и маскирует хорошо, что тоже отнюдь не лишне. Женька с его аргументами сразу согласился, добавив, что и не видал таких - да и в Ленинграде ни разу не был. По его словам выходило, что в Питере каких только диковин нет. И зубная паста, мол, у гостя из Мги американская, и ботинки какой-то иностранной фирмы, да еще и куртка эта... Антон спорить не стал, не объяснять же из какого он века. Не поверит Евгений, треплом сочтет, а у них только отношения такие хорошие завязались. Нет, нельзя никому такое говорить!
- Кирилл Васильевич, сюда! - едва перешли Крестовский мост и свернули направо к вокзалу, их окликнул полноватый, с пышными усами здоровяк.
- Это с депо, - шепнул Женя, ткнув приятеля локтем в бок, - мировой дядька, вот увидишь!
- Здорово, парторг! - Отец скинул на землю заплечный мешок, и мужчины обменялись крепким рукопожатием. Встречавший повернулся к ребятам.
- Ну-с, молодые люди, давайте знакомиться! Обозин Алексей Иванович! - он шутливо поднял над головой старую, видавшую виды кепку. - Секретарь деповской ячейки.
- Евгений. Мне батя о вас рассказывал много, Алексей Иваныч!
- Антон.
Ребята поочередно пожали протянутую мозолистую руку.
- А похож на батю-то! Орел! А ты, Антон, стало быть, не здешний? Из Питера?
- Из-под Ленинграда. Поселок Мга, - Дядька ему сразу понравился. Глаза у него добрые...
- Понятно. Однако, к делу. Значит так, бойцы, вот вам первое поручение. Матвей Семенович!- от стоявшего невдалеке грузовика отделилась высокая фигура, и к ним подошел высокий пожилой человек.- Бери, Борода, себе этих двоих помощников и разгружайте шанцевый инструмент да прочие припасы. Наш вагон - второй с конца.
- А мы, - тут он, вытащил из внутреннего кармана шинели видавшую виды записную книжку и что-то отметил огрызком карандаша, - студентов встречать будем. Сократили вчера наш отряд, - Обозин проводил глазами машину и ребят, "молодые совсем, вон как ловко в кузов запрыгнули,- он невесело усмехнулся",- начальство говорит, у машинистов и ремонтников в депо свой фронт, не менее важный. Из пятидесяти записавшихся оставили только шестнадцать.
- А тебя-то как отпустили, Алексей Иваныч? - Кирилл Васильевич был не на шутку удивлен. - Знатным ведь машинистом был!
- Кончился машинист, этой весной еще. Врачи, будь они неладны, говорят сердце изношено совсем. Но мы еще повоюем! Теперь вот что, Василич. Тебя мы вчера вечером в райкоме вместо оставленного в депо Рябцева посоветовали. Командира отряду по приезду дадут - из военных. А ты, как грамотный метростроевец, будешь как бы замом его по технической части. Ну, а я снова политруком, как в Гражданскую.
- Ох, давненько мне сапером не приходилось быть. Почти двадцать пять лет прошло.
- Вот и тряхнешь стариной. Нам тут вместо наших деповских дали тридцать человек студентов. Чего-то задерживаются,- Обозин поднес часы поближе к глазам,- время шесть тридцать восемь, уже должны бы подойти.
- А наши?
- Все здесь, Василич, не тревожься. Мы за пять минут до вас на двух машинах подъехали. Первую сразу разгружать стали, а я с Бородой остался вас встречать.
- Гляди, парторг, кажется, идут.
Обозин оглянулся и невольно присвистнул:
- Ох, чует мое сердце, что как раз к нам.
Небольшая колонна тем временем пересекла мост и приблизилась к собеседникам. Шедшая впереди средних лет женщина в туго перепоясанной шинели и сапогах, но абсолютно штатском берете, подняла руку и остановила своих.
- Вы не из метродепо, товарищи?- ее красивое лицо носило следы тяжкой усталости, а возраст выдавал лишь непослушный выбившийся локон чуть тронутых сединой волос. И после утвердительного кивка, продолжила. - Мы под ваше начало. Двадцать девять человек. Студенты, хотя чего уж там - студентки, и преподаватели. Старшая группы, Тимофеева Нина Максимовна, замдекана факультета русского языка и литературы.
- Что же, будем знакомы, Нина Максимовна! - Оба были немного обескуражены женским пополнением, но постарались не подать виду.- Данные у вас с собой?
- Конечно,- она махнула, подзывая мужчину из глубины строя,- Андрей Степанович! Список группы давайте.
Кирилл Васильевич, взяв протянутую бумажку, подошел поближе к прибывшим. Обозин, достав карандаш и маленький фонарик, поспешил встать рядом.
- Здравствуйте, товарищи! - Громко произнес он, перекрыв неясный гул из нестройных рядов вновьприбывших.
- Здравствуйте! Доброе утро! - разноголосый гомон не имеющих никакого понятия о военной дисциплине девушек невольно заставил усмехнуться.
- Меня зовут Алексей Иванович, политрук отряда, член партии с 1918. А это наш технический руководитель Кирилл Васильевич, старый сапер, окопы рыл еще в империалистическую. В поезде, что скоро отправится, с остальными нашими из метродепо познакомитесь, а сейчас устроим перекличку. Кого называют - шаг вперед и отвечать "Я". Все ясно?
- Все! - на этот раз ответ прозвучал более дружно. Двадцать пять пар девичьих глаз - серьезных, и чуточку смешливых со всем вниманием обратились на парторга.
- Тимофеева Нина Максимовна, ага, отмечаю, что здесь. Брага,- в строю раздались смешки, впрочем, быстро стихшие.- Андрей Степанович.
- Я,- смуглое, похожее на печеное яблоко, лицо мужчины не выражало никакого смущения. Видно было, что он давно привык к насмешкам по поводу своей фамилии.
- Смирнов Сергей Сергеич...
- Я-я,- молодой человек в очках с толстенными стеклами от волнения сделал не один, а два шага.
- Деменкова Ирина Анатольевна,- красивая спортивная блондинка четко, по-военному, шагнула вперед. - Я!
- Иришка у нас из военной семьи,- тихонько пояснила Нина Максимовна, остановившись возле Обозина, - и замужем была за военным. На него в августе похоронка пришла.
Некоторое время Кирилл Васильевич слушал перекличку, сопровождаемую тихими репликами женщины. Почти у половины девчонок уже погиб кто-то из родных. Ах, война, что ж ты делаешь, подлая!
- Маркушина Любовь Олеговна...
- А у Любочки,- она указала взглядом на вышедшую из строя хрупкую девушку с густыми темными волосами,- родителей бомбой убило. Она в сандружине была, вернулась - от дома одни развалины.
- И последняя - Селиванова Александра Андреевна... Что за чудо? - мужчины удивленно воззрились на совсем юную девчонку, замыкающую строй. - Глянь, Василич!... Э-э. У нас война или детский сад? А ну, марш домой!
- Не имеете права! Меня райком комсомола утвердил!- худенькое, коротко стриженое создание вздернуло подбородок, сердито нахмурив брови. - Мне уже семнадцать! Если не возьмете, я в Кремль на вас жаловаться пойду! Товарищу Сталину! - Она едва доставала Обозину до груди, но была настроена решительно, и отступать не собиралась.
- Эт-то кому семнадцать? - вполне законно усомнился парторг. - Да тебе, ребенок и пятнадцати, вероятно, нет. Сочинять горазда, а вот воевать - мала еще! Шагай домой и без разговоров!
- Есть мне уже пятнадцать! Не пойду никуда! - крикнула девчонка, но глаза в отблеске фонарика подозрительно заблестели. - Нина Максимовна! Скажите ему!
- Помолчи, Олеся! - откликнулась старшая группы и решительно обернулась к хмурому Обозину. - Алексей Иваныч! Всем факультетом ее воспитываем, воспитать не можем. Ее деду - профессору химии нашего института - уж за семьдесят, а родители геологи на севере. Вот и привыкла девочка всюду с нашей группой. И решает все сама. Но работник из нее хороший, ответственный... Максимализма много, а разве ж это плохо? Да и сестра у нее здесь двоюродная, Иришка. Не возьмем - убежит девчонка, пешком за нами пойдет. Упрямая она. Да я сама ее никак не могу оставить!
- Ладно,- Кирилл Васильевич отстранил слегка опешившего от такого напора Обозина. - Боец Селиванова!
- Я,- девчонка выпрямилась по стойке смирно. Черные глаза тут же высохли от слез и теперь смотрели с ожиданием и надеждой.
- С этого момента считаю излишним напоминать БОЙЦУ,- он выделил голосом последнее слово,- о необходимости беспрекословно подчиняться приказам. Понятно?
- Понятно!
- Назначаю вас своим порученцем. Встать в строй!
- Есть, встать в строй! - Не сдержала она широкой сияющей улыбки. - Вы не пожалеете!
- Н-да. - Обозин крякнул недовольно, но спорить с техническим руководителем не стал. Кашлянув, он чуть повысил голос, скомандовав:
- На посадку в вагоны, колонной по три, ШАГОМ МАРШ!
- Быстрей, парни, давайте в тот вагон, нет, дальше. Тут уж не протолкнуться! А я еще с Обозиным поговорить должен, потом вас найду. - Матвей Семенович проследил из тамбура за ребятами, пробежавшими вдоль тронувшегося состава и запрыгнувшими в следующий вагон.
- Давай, сюда. - Женя вскочил на подножку первым и помог забраться Антону. - Ух, успели. Пойдем в вагон. Отец говорил часа два ехать, если без остановок. Только останавливаться наверняка будем, так что сразу считай - не меньше трех.
Антон только кивнул, восстанавливая сбившееся от бега дыхание, проходя внутрь. В вагоне было теплей, чем на улице, да и надышали уже люди - почти все скамейки были заняты.
- Может, постоять придется, - пробормотал Евгений, проворно пробиравшийся вперед, преодолевая преграды из разномастных рюкзаков, и вдруг резко затормозил. Антон врезался в его спину от неожиданности:
- Ты чего?
- Ну, чего встали, ребят? - послышался звонкий девичий голос. - Садитесь, три свободных места есть. Олесь, убери свой рюкзак и к нам пересядь.
Антон удивленно выглянул из-за спины Женьки, уставившись на трех улыбающихся им девушек. Точнее, улыбались две - одна с толстой русой косой и насмешливыми синими глазами, которая их и окликнула, другая - как раз заканчивала заплетать две длинных черных косички. А вот третья, заметно младше двух других, прищурившись, оглядывала ребят с ног до головы с интересом, смешанным с недовольством.
- Ну, чего встали, - буркнула она. - Я что - зря рюкзак на пол поставила? Садитесь уже.
- Олесь, не шуми, говорила тебе - ночью спать! - тихо сказала брюнетка, - Так что терпи теперь!
- Меня Евгением зовут, - ожил, наконец, Женька, сделал шаг вперед и уселся напротив девушек, у окна.
Антон опустился рядом с ним, коротко назвав свое имя. Вещмешок поставил на скамейку - хотел придержать место для Матвея Семеновича, обещал же он к ним присоединиться.
- Очень приятно, - ответила сразу обоим черноволосая, - меня Любой зовут, это - Ирина, а это - Олеся.
- А вы куда? - В голосе товарища явно прозвучало удивление. Словно Женька никогда девчонок не видел.
- Куда-куда! - фыркнула мелкая. - Непонятно что ли? На войну мы. Фрицев бить.
- На фронт, - коротко поправила Иришка, - окопы копать.
Тут уж и Антон удивился. Девчонки на войну едут! А он еще раздумывал, пусть и недолго, а все равно стыдно стало.
Женька насупился, игнорируя младшую, обратился к белокурой Ирине:
- Так вы и есть те студенты, которых ждали?
- Не знаю, кого ждали, а мы и правда, студенты. - Ответила та, - А вы, мальчики? Школьники?
Спросила по-доброму так, но Олеся так и закатилась беззвучным смехом, зажав рот ладошками. Вот ведь язва.
- Мне шестнадцать. - Пожал плечом Женька, - а Антону... Тебе сколько, Тох?
Нашел время спросить! Но не молчать же.
- Пятнадцать. - выдавил он, почувствовав, как начинают гореть уши.
- А выглядите старше, - улыбнулась Ирина. - Вы оба из Москвы?
- Ничего не старше! - фыркнула Олеся. - А меня еще брать не хотели!
- Но взяли же! - строго осадила ее Люба.
- Я москвич, - Женька похоже вовсе не испытывал никакого смущения, - А Тоха из-под Питера. Из поселка... Тох, как там ты говорил?
- Мга.
- А я в Омске родилась, - Олеся все поглядывала на Антона и тут заговорила совсем нормально, без насмешки даже. Знаешь где это?
- В Сибири, на реке Иртыш?
- Точно! Молодец. Вон Юрка вечно с Томском путал... - Она осеклась, закрыв рот ладошками, с ужасом глянула на Ирину. А та только хмыкнула:
- Прекрати. Я же не сержусь! Он герой. И для меня он навсегда живой и молодой останется. Хорошо, что ты его, как живого вспоминаешь, Олесенька...
Все невольно замолчали после этих слов. Задумались. Ведь тоже воевать едут, как этот Юра, который путал Омск с Томском. Который погиб, и не вернется теперь к Ирине. Хотелось спросить, кто он был - брат, жених? Но он не решился.
Как раз подошел их спутник. Антон поспешно убрал с сиденья вещмешок, освобождая ему место. А Матвей Семенович, представившийся слесарем из метродепо, сразу завязал разговор с девушками, называя их дочками. Прозвище, полученное им, видимо, за пышную окладистую бороду, удивительно шло ему.
Антон прислушивался к негромкой беседе некоторое время, но столько мыслей в голове скопилось уже, не заметил, как потерял нить разговора. Мерно стучали колеса, за окном рассветало, а его клонило в сон. Ведь после сообщения, что их в отряд берут, Антону долго сон не шел, а только удалось уснуть, как отец Жени их разбудил, ни свет, ни заря... А тут тоже не поспишь - девушки смотрят, правда, вон, темненькая,... Олеся, кажется, тоже носом клюет. Утешив себя тем, что не один такой, он все-таки прикрыл глаза - просто так думалось легче. Вспомнилась вдруг фотография деда. Карточка старая совсем, хранится в самом древнем альбоме у мамы за кроватью. Там еще папа маленький есть на нескольких фотках, бабушка совсем молодая - вот на этих девушек похожа, на Любочку, да на Иришку... Но фотка деда всего одна. Стоит на фоне какого-то леса и улыбается широко. Молодой, красивый, в военной форме, в наброшенном на плечи белом халате.
Интересно, он тоже вот так на войну ехал... то есть - едет? Как теперь его внук? Или все по-другому у деда? Он ведь по возрасту, даже на этот далекий сорок первый - должен быть постарше его лет на семь-восемь. А значит, уже давно воюет. Наверное...
Поезд дернулся вдруг, по составу побежала дрожь, послышался скрип тормозов.
- Час всего едем, - Женька казался совсем бодрым, - пойти, может, посмотреть, что там случилось? Ты как, Тох? Выспался уже?
- Да я не спал.
- Ага.
Антон покосился на девушек. Младшая, Олеся, мирно дрыхла, положив голову на плечо Любы, читающей какую-то книжку. Ирина задумчиво водила пальцем по стеклу, рисуя какие-то узоры.
- Не стоит вам ходить, - негромко сказала она, не поворачивая головы, - мало ли что.
- Сам схожу, - Матвей Семенович поднялся, - а вы, ребята, сидите здесь! Ясно?
- Ясно, - вздохнул Женька.
- Скоро вернусь.
Таких остановок еще много было. Каждый раз Борода ходил смотреть сам, а ребят не пускал. Причины остановок оказывались самые разные - то дерево поперек рельс упало, то небольшой отряд подобрать остановились. Тогда и набились в их вагон еще какие-то люди, пришлось ужиматься, давая им место.
К моменту, когда раздался возглас: "Прибыли почти!", у Антона уже затекли все части тела, и поездка в переполненном вагоне измотала окончательно.
На улице стало совсем светло. Холодный воздух бодрил. Антон вслед за Женькой спрыгнул на насыпь и с удовольствием потянулся. А потом увидел, что девушек с ними ехало гораздо больше, чем три, с которыми успели познакомиться. Они сбились в кучу, а потом под предводительством невысокой женщины, похожей на учительницу, побежали к близкому леску. С ним были несколько мужчин.
- А вы чего стоите? - Как Обозин оказался рядом, Антон не заметил. - А ну марш за остальными - к лесу. Разгружать другие останутся.
- Мы не маленькие! - Попробовал возразить Евгений.
- Приказ слышали? - раздался холодный голос отца с другой стороны. И когда мальчишки поспешно к нему обернулись, Кирилл Васильевич гаркнул:
- Выполнять!
Пришлось бежать к лесу во весь дух.
- Если так и дальше будет, - ворчал на бегу Женька, - мы так вообще ничего не совершим! Все из-за девчонок. Нас теперь на них ровняют.
Антон молчал, сберегая дыхание и не зная, что возразить.
В лесу уже ждал Матвей Борода.
- Вы, ребята, не отставайте больше. А то я вас потерял. Чай, не на прогулке.
Он провел их через негустой лесок к узкой дороге, по которой уже ехал один из груженых грузовиков от поезда. Отряд девушек успел уйти далеко вперед.
- Не спешите особо, - остановил парней Борода. - Идти далеко, машины, как разгрузятся, за нами вернуться должны. А девчатам оправиться надо, три с половиной часа в пути всё-таки...
Антон с Женькой при этих словах затормозили, как по команде. Девичья колонна впереди остановилась, сошла с дороги в лес.
- Перекур! - Семеныч достал кисет с махоркой и, поставив ногу на большой камень, начал свертывать на коленке "козью ногу" таких размеров, словно намеревался простоять здесь полдня.- Молодежь, тоже прогуляйтесь в лесок. Не стойте столбами.
Впрочем, не прошло и десяти минут, как движение возобновилось. Иногда, в тех местах, где дорога становилась шире, приходилось отходить под прикрытие деревьев и брести по траве, чтобы сверху, случись вражеский налет, не заметили. Наконец, пара порожних грузовиков вернулась уже за ними. Ребята, загрузившись в кузов, увидели впереди трех голосующих на обочине девчонок, которые умудрились отстать от своих, уехавших предыдущим рейсом.
Мужские руки живо втянули их в кузов и усадили на скамью рядом с парнями.
- Привет, Тошка, - тут же бодренько сказала Олеся, прижатая к парню на узкой скамье. Женьке же, который обернулся на ее голос, нахально показала язык. И чем он такое заслужил? Антону стало неловко за Олесю, что за хулиганка, в самом деле? Люди тут умирать едут, а ей все игры, да веселье. Ребенок! В самом деле! Евгений же только хмыкнул и покачал головой, мол, пусть ее, подумаешь.
Притормозив у небольшого перелеска, где раскинулся целый лагерь, машины тронулись дальше. Слева, где проходил наполовину выкопанный противотанковый ров, суета была, как в муравейнике.
- Правее бери! - на подножку полуторки вскочил молодой военный с двумя кубарями в петлицах.- Через полтора километра деревня Исаково, туда ваш отряд направлен.
Выгрузились, не доезжая до деревни, прямо в поле.
- Товарищ лейтенант!- Ирина первой покинула кузов и обратилась к сопровождающему.- Вы тут у нас командовать будете?
- Воентехник второго ранга Скворцов!- он кинул ладонь к козырьку фуражки.- Помощник начальника инженерной службы триста шестнадцатой дивизии. У вас в отряде свое начальство и вполне грамотное, как выяснилось. Моя задача сейчас все на местности показать.
А дальше уж сами...,- он искоса посмотрел на раскрасневшуюся от встречного ветра Любочку и неожиданно прибавил,- но приезжать каждый день буду. Справляться, как дела идут и какая помощь нужна.
Козырнул еще раз и решительно полез в кабину отходящей машины.
К удивлению ребят, работа уже была в самом разгаре - приехавшие ранее вовсю "вгрызлись" в берег небольшой речушки. Быстро росли кучки земли. Мелькали в воздухе лопаты и заступы.
Пока ребята помогали разгрузить вновь прибывшую машину, девушек захватил с собой Кирилл Васильевич, выдавая им задания.
- Все! - Матвей Семенович вытер вспотевший лоб и, прищурясь, посмотрел на затянутое низкими тучами небо,- вроде и прохладно, а совсем запыхался! Женя, Антон, давайте, хлопцы, поступаете в распоряжение Василича. Бегом марш! Я сейчас буду.
Подойдя к линии окопов, парни первым делом заметили мелкую язву. Олеся бегала с небольшим бидоном - разносила работникам воду. Те по очереди осушали большую кружку, благодаря девчушку улыбками и добрым словом. Похоже, егоза успела завоевать всеобщую любовь. Антон не успел подивиться этой ее способности, как девчонка повернула голову, заметив их, и, как в самый первый раз, демонстративно показала язык.
Женька усмехнулся и покачал головой, когда Антон обозвал ее маленькой хулиганкой:
- Не обращай ты внимания! Пойдем к бате, во-он он стоит.
- Если срезать склон под сорок пять градусов,- Кирилл Васильевич "на пальцах" пояснял задачу обступившим его девичьим бригадам, - то ни танк, ни автомашина здесь не пройдут. Получится тот же противотанковый ров, только проще и быстрее. А с бревнами мы еще и водную преграду соорудим - стоит только чуть пониже речку запрудить.
- Ага, явились! Теперь ваша задача,- он повернулся к внимательно слушающим военно-инженерную "науку" приятелям, - надо нарубить колышков и четко обозначить линию окопов. Инструментом Борода заведует.
- Так обозначено же, где рыть?- Евгений недоуменно пожал плечами и указал на вбитые колья, обозначившие неровную линию длиной в полтора километра.
- Если так все и оставить, то рыть будут прямо - от кола до кола. Тяжелый снаряд в такой окоп попадет - и роты нету. Насмотрелся я, как бывает, еще в четырнадцатом. А нужно, чтобы все с изгибами было. Тридцать шагов - изгиб, потом снова тридцать шагов - снова изгиб. Селиванова, где ты есть?
- Боец Селиванова прибыла! - маленькая фигурка выросла как из-под земли. Бидона в руках уже не было.
- Всех напоила?
- Так точно! Готова к следующему заданию!
- Правильно службу понимаешь, Селиванова! Вот с ними пойдешь линию окопов размечать, зарисовывай все, да проверяй, чтобы обзору ничего не мешало.
- Есть! - все трое вытянулись в струнку.
- Выполняйте.
Колышки нарубили быстро. Антон отмерял шаги, неся в охапке кучу кольев, Женька вбивал их. Рядом пыхтела Олеся, усердно зарисовывая в блокноте расположение и возможные направления обстрела. В промежутках не уставая изводить Антона расспросами, при этом демонстративно игнорируя Женьку.
- А ты, Антон, как из Ленинграда выбрался? Там же блокада! Нам говорили, что голод... Ой! Там же мама твоя...
Парень напрягся, соображая, что же ответить. Почему он так плохо историю учил-то? Когда блокада началась? Евгений оглянулся, продолжая вбивать колышек и тоже прислушиваясь к разговору.
- Когда уезжал, блокады еще не было, - после долгой паузы ответил Антон, чувствуя, что несмотря на чистую правду, уши так и пылают огнем.
- К родственникам он поехал, - договорил Женька за друга, сердито глянув на девчонку, - которых нет больше. Кончай душу парню выматывать. Рисуй, давай, внимательно!
- Я не с тобой разговариваю, понял?! У Иришки вон тоже - муж погиб, а он мне заместо брата был!
Олеся насупилась, замолчала. А у Антона сердце заболело. Люди гибнут! Вот прямо сейчас, повсюду! А там, в Питере - Блокада! Голод! А Мга... И вдруг вспомнил - Мгу еще в конце августа захватили. Забыл - такую дату.
И девчонка рядом, может, маленькая героиня, воевать, вон, поехала, а он по пустякам на нее сердится. Даже Евгений, которого постоянно подкалывает, и то с юмором воспринимает. Стыдно стало, да что там - больно! За них, за друга нового, такого, с которым не страшно и в бой! За девочку эту, с коротким ежиком, бойца Селиванову! Кто знает, что ее, глупую, ждет? Нет, не глупую - храбрую и отважную! Вспомнит ли кто о ней спустя семьдесят лет?
- Тох, ну ты чего? - Женька заглянул в глаза, - давай, отмеряй дальше. Или хочешь, поменяемся?
Антон опомнился - и впрямь, чего застыл? И Олеська виновато на него смотрит.
- Все нормально! - Вернулся к предыдущему колышку, стал заново измерять шаги.
К вечеру следующего дня к работникам отряда уже соорудившим импровизированный "ров" и почти половину намеченной линии траншей подошла помощь. На укрепляемую позицию вышла колонна бойцов. Шедший с ней командир батальона обошел все намеченные позиции, поглядел на выбранные места для наблюдателей и огневых точек и крепко, со значением пожал руку Кириллу Васильевичу и Обозину.
- Спасибо, товарищи! Все толково сделано. Мы уж боялись, что придется в чистом поле в оборону садиться. Немцы вот там,- он отмотнул головой в сторону юга, откуда доносились глухие разрывы,- четвертые сутки лезут. Но держим их, в том числе и благодаря труду таких, как вы.
Завтра, к тринадцати часам за вами машины придут - на новый участок перебазируетесь. Ну, а мы немца встретим...
Усталые и голодные, ребята только поздним вечером сдали лопаты Матвею Семеновичу, принимающему у всех инвентарь. Несмотря на то, что дергали его со всех сторон, Борода не терял спокойствие, шутил, для каждого находил доброе слово и ответ. Девчонки его уже обожали, то и дело то одна, то другая спрашивали о чем-то. Только и слышалось: "Дядь Матвей, палатки можно вон там поставить?", "Матвей Семеныч, а что, завтра, правда, поедем дальше?" "Дядь Матвей, а научите нас так же из винтовки стрелять?" "А я попала, вы видели?"
- Ребят, - заметил он Женьку с Антоном, - поели? Нет еще? К бойцам идите, найдете там Обозина, накормит. Устали?
- Никак нет! - Бодро отрапортовал Евгений, еле держащийся на ногах.
- Ну, добро! - усмехнулся Борода, отчего в свете фонаря стали различимы добрые морщинки в уголках его усталых глаз. - Бегом!
Политрука нашли недалеко от походной кухни бойцов.
- Молодежь, - прогудел он, - мисок не хватает, держите одну на двоих. Вот ложек две. Найдете, где пристроиться?
- Найдем,- кивнул Антон, принимая полную миску горячей пахнущей мясом, каши. В животе явственно заурчало.
- Смотри, - кивнул ему Женька, когда устроились на небольшом бревне возле походной кухни.
А посмотреть было на что. Бойцы с шутками и улыбками как раз зазывали к себе на ужин девчат. Долго упрашивать не пришлось, те охотно приняли приглашение. Разговоры все же шли тихие, да и смех все старались сдерживать. Антону захотелось тоже туда, ко всем, стать одним из них. Да и по лицу друга было видно, что о том же думает. И не из-за девчонок. А из-за того особого чувства, словно одна семья они, молодые солдаты... А ведь завтра их бой ждет? Или чуть позже, а они словно и не боятся совсем. Вон, девушек угощают, рассказывают им что-то смешное, а за плечами винтовки...
- Вот бы остаться,- едва слышно шепнул он Женьке.
- Завтра, перед самым отъездом зайдем в лесок, - также тихо, одними губами ответил тот,- а к вечеру выйдем назад, будто отстали и попросимся в их часть.
Спали, как и в прошлую ночь - в большой палатке с бригадой Кирилла Васильевича. Тревожный был сон. Ведь немцы могли появиться ежечасно, и это не давало расслабиться даже во сне. Но усталость, в конце-концов, брала свое. Забывались стертые до кровавых мозолей руки, и боль в натруженных ногах. Женька заснул первым и Антон еще некоторое время лежал, прислушиваясь к его дыханию, а потом и сам провалился в сон.
Утром вставать было тяжело, а будили до рассвета. И опять лопаты и окопы. Радостно было, что почти здесь закончили, и бойцы трудились бок о бок, и девчонки. Тревожных вестей пока не было, кроме далекой канонады на юге, но солдаты нет-нет да высовывались из окопов, вглядывались в ту сторону, откуда ждали противника.
Женька с Антоном тоже смотрели, но кроме далекого леса ничего не видно было.
А в полдень, когда отряд уже готовился к отъезду, случилась беда. Вынырнувший из низких облаков немецкий самолет прошел на бреющем над нашими позициями. Заслышав команду "Воздух!" все дружно метнулись к траншеям, и лишь Люба с Олесей застыли, как вкопанные.
- Ложитесь, дочки, ложитесь!- Матвей Семенович с резвостью, удивительной для его солидной комплекции, рванулся к девчонкам и, падая, толкнул их в придорожный кювет, стараясь прикрыть своим телом. Всего мгновения не хватило Бороде до спасительного углубления - длинная, выбивающая из земли целые комья грязи, пулеметная очередь перечеркнула его спину.
Опомнившиеся бойцы открыли по стервятнику с черными крестами огонь из винтовок и ручных пулеметов и он, огрызнувшись пару раз огнем, счел за благо не искушать судьбу, уйдя восвояси.
Подбежавшие красноармейцы перевернули Матвея Семеновича на спину и медленно поднялись, снимая шапки. А над застывшим в молчании полем слышались только сдавленные рыдания двух девчонок, которых только что спас ценой своей жизни этот неброский немногословный человек.
Недолет! Тяжелый снаряд выворотил с корнем огромную ель на опушке, прошелся как косой по мелкому кустарнику, оставив в земле глубокую рану. Пара следующих разорвались на высоте, взметнув песок вперемешку с обломками бревен.
Антон с Женькой лежали среди маленьких елочек, вздрагивая при каждом взрыве. В общей суматохе отъезда они улучили удобный момент и осторожно, стараясь остаться незамеченными, отошли к редкому кустарнику, что рос в заболоченной низине, а оттуда в старый лес, раскинувшийся на километры впереди только что оборудованной позиции. Ребята именно здесь, на опушке, рубили колышки для разметки. Забравшись в молодой ельник, чтобы никто не обнаружил, приятели решили дождаться вечера, а потом попытаться присоединиться к занявшей оборону части. Но вышло все совсем не так, как задумывалось...
Уже через два часа после отъезда их отряда немецкие бомбардировщики вновь показались в небе. Бомбить прицельно у них не очень получилось, тройка подоспевших краснозвездных истребителей завязала бой и в конце-концов заставила ретироваться. Но ощущение надвигающейся грозы только усилилось. А ближе к вечеру начался артобстрел, и на дороге показалась вражеская колонна. Первая атака была скорее разведкой, немцы продвигались вперед осторожно и, попав под перекрестный огонь, почти сразу отошли, оставив с десяток трупов в серо-мышиной форме да подбитую бронемашину. А вот отразить следующую не удалось. Под прикрытием сильнейшего артналета пехота противника преодолела импровизированный "ров", на берегу которого застыли танки. Не в силах перебраться через преграду, они поддерживали продвижение огнем с места. Антону, приподнявшемуся поглядеть за ходом боя, были ясно видны фигуры врагов, мелькающих уже в глубине нашей обороны.
- Ложись,- рывком опрокинутый на землю, Антон хотел было высказать Евгению все, что он думает, но слова застряли в горле - в нескольких десятках метрах от них, вдоль опушки, продвигались все те же ненавистные "мышиные" фигуры. Медленно, стараясь не совершать резких движений, ребята отползли вглубь ельника. И лишь удалившись на безопасное расстояние, сломя голову ринулись прочь. Сколько они летели по узкой тропинке, Антон так и не смог сказать, страх оказаться безоружными в руках врага гнал их все дальше и дальше.
- Ой!- бежавший впереди Женька продрался сквозь кусты, вылетел на маленькую полянку и со всего маху впечатался в спину высокого военного.
- Что за...- пистолет в левой руке отшатнувшегося мужчины в офицерской шинели с тремя кубиками в петлицах немедля повернулся в сторону ребят.- Откуда вы взялись, пацаны?
Евгений хотел было промолчать, ему не внушал доверия этот человек, непонятно как оказавшийся в глубине леса, пусть даже и раненый. Но Антон, увидев перебинтованную голову и висящую на перевязи правую руку командира, без промедления выпалил:
- Из стройотряда, окопы рыли, а тут немцы. Мы сразу в лес и бежать...
- Ясно,- незнакомец посерел лицом. Впереди, по направлению дороги, значит, все ими занято?
- Не впереди, а левее, слышите, там сейчас бой идет.
- Слышу,- старший лейтенант опустил оружие.- Ребята, тут недалеко наша машина с ранеными в аварию попала, нам помощь нужна.
До грузовика добрались быстро, бегом, оставив раненого командира позади. Печальное зрелище открылось ребятам. Полуторка стояла на обочине, уткнувшись бампером в молодую березку. Переднее колесо спущено, двое красноармейцев, судя по окровавленным бинтам - раненые, бессильно привалились к толстой сосне неподалеку от машины, запасное колесо и пара жердей лежали тут же. Видимо, на большее у ремонтников просто не хватило сил. Но бдительности не теряли. Услышав шум - ребята ломились, не разбирая дороги, один, приподнявшись хоть и с трудом на локте, схватил и направил на подошедших винтовку.
- Свои мы, - крикнул Женька, - немцы близко, надо торопиться.
- Сильно близко? - чернявый молодой солдат с раскосыми глазами неловко опустил винтовку, и, видимо, разбередив рану, коротко ругнулся сквозь зубы - Ясен пень, что спешить надо бы, да вот... Врача нашего ранило, не знаю - жив ли еще. И водила, подлюга, убег.
Из кузова доносились редкие стоны и сдержанные матюки. Евгений решительно повернулся к другу:
- Давай, Тох, ты в этом понимаешь, лезь в кузов, а я уж тут помогу.
Антон кивнул, глянул только - не нужно ли помочь тем, что внизу. Но они хорошо держались:
- Медицина, что ли? Туда, туда лезь! Санитара убило, а врач живой, хоть и тяжелый, кажись, - замахал рукой чернявый.
Подсаженный Женькой, Антон буквально взлетел в кузов и замер, беспомощно озираясь по сторонам. Человек пятнадцать, все в бинтах - кто сидел, кто лежал. И что он может-то? За что хвататься? Чем им помочь? На минуту охватило отчаяние, голова закружилась, и парень ухватился за борт, восстанавливая дыхание.
- Спокойно, юноша, - раздался негромкий баритон, показавшийся почему-то странно знакомым. Антон дернулся, обернулся, шаря глазами по лицам, но взгляд ухватил только крепкую фигуру военного, с двумя шпалами в петлицах, привалившегося к борту. - Как зовут-то?
- Антоном! - ответил, волнуясь. Переступив через чьи-то ноги, оказался возле майора. - Мой отец был хирургом и дед... И я думал тоже...
Нашел время рассказывать о себе! Парень покраснел, но раненый мимолетно улыбнулся, блеснув черными глазами. Лоб и брови его скрывала окровавленная повязка
- А мы похожи, коллега. Мой батя тоже хирург был, три войны прошел... Значит так! Как уколы делают, видел?
- Д-да.
- Ничего, в принципе, сложного. Вот здесь все есть, братец, - указал он на раскрытую сумку с красным крестом, наполненную всяким врачебным инвентарем. - Лейтенанту, вон тому, что стонет все время, видишь, левее? Ему надо обезболивающее. В ампуле, нет другой. Да, этой самой. Сколько кубик будет знаешь? Совсем хорошо! Набирай четыре... Ага, ага, не спеши так, сынок. Молодец.
Антон, быстро набрал в шприц лекарство, взял из рук военврача - только теперь он разглядел медицинскую эмблему в петлицах - клочок ветоши, издающий резкий запах спирта, и пошел делать первый в жизни укол. Со стороны - когда глядел, как это делал отец на экране или вживую мать - все казалось простым и легким. А тут, когда нужно было воткнуть иглу в живого человека, а не в резиновую куклу, руки заходили ходуном. Антон сделал глубокий вдох-выдох, стараясь успокоиться.
Ничего, справился. Стоны, которые издавал совсем юный лейтенант, замолкли, измученные голубые глаза посмотрели с благодарностью:
- Парень, у меня в кармане письмо... Если выберешься...
- Отставить панику! - оборвал военврач, - Все выберемся. Слышишь, работают ребята, скоро поедем. Антон, теперь иди ко мне.
Стиснув зубы, он стал тянуть вверх изодранную штанину. Нога припухла и покраснела ниже колена, но повреждений видно не было, так, царапины.
- Закрытый перелом? - кажется, Антон произнес это вслух.
- Соображаешь! - удовлетворенно кивнул доктор. - Сможешь наложить шину?
- Давайте вам тоже укол сделаю, товарищ майор?! - увидев, что он стиснул зубы, сдерживая стон, выпалил парень.
- Военврач второго ранга,- медик решительно отвел протянутую руку со шприцем.- Потерплю пока. Есть другие более тяжелые.
Антон бросился к борту, перегнулся. Увидел Евгения, который как раз возвращался к машине, волоча за собой срубленную сосенку.
- Жень! Мне тут надо шину сделать. Это как бы пару досок небольших. Можешь мне отколоть пару-тройку? Только не слишком тонкие.
- Шину? Резиновую?- недоуменно переспросил тот,- А-а, дощечки! Сейчас сделаем.
Несколько уверенных ударов топором, и он протянул другу четыре длинные, в палец толщиной, щепки.
Антон натянул штанину обратно, трясущимися руками уложил вдоль ноги куски дерева, стремясь, чтобы концы были выше и ниже перелома. Хорошо хоть, бинтов было в достатке. Боясь лишний раз шевелить ногу военврача, что от боли, казалось, потерял сознание, стал фиксировать деревяшки, аккуратно наматывая бинт виток за витком. Раненные, кто поближе, что-то говорили ему, но парень, разом взмокший от свалившейся ответственности, никого и ничего не слышал. Шина получалась на загляденье крепкой. Закончив, не раздумывая, вколол обезболивающее в бедро прямо через прореху в штанине.
- Чего на меня переводишь ценный препарат? - доктор со стоном откинулся на борт.- Шину сделал и ладно. Теперь этому... Коростылев, живой?
- Здесь, товарищ военврач!
- Вот ему голову перевяжи, не успел я. Кровь-то остановилась?
- Так держал же, как вы сказали! - ответил солдат, у которого обе руки были забинтованы, а на голове часть волос слиплось от крови. - Затворилась уже кровушка.
- Вот и ладно. Антон, вот эту мазь сперва, а после замотай ему голову, как сумеешь. И на рану слой бинтов потолще.
- Понял, товарищ майор! - гаркнул новоявленный медик, почти счастливый, что врач снова в сознании.
Он выполнял полученные указания, даже не заметив, как наступили сумерки. Меж тем послышался чихающий звук мотора. Двигатель поработал несколько секунд и заглох. Раненые оживились, а Антон, как раз закончивший перевязку, спрыгнул на землю и подошел к кабине:
- Что? Починили?
- А как же! - Широко заулыбался друг. - Сейчас, крутану еще разок ручкой, и поедем. А ты, товарищ доктор, всех вылечил?
- В кузове всех! - отозвался кто-то из раненых, - Выручили вы, ребята, нас крепко. Имена-то скажите, хлопцы.
- Меня Антоном звать, а его Евгений. Да мы что... Так ничего особенного...
Он помог забраться в кузов двоим раненым и вскарабкался сам.
- Все на месте? - давешний старший лейтенант-артиллерист примостился за рулем полуторки. Получил из кузова утвердительный ответ и махнул рукой - Давай, Женя!
Мотор несколько раз фыркнул и заработал на малых оборотах. Машина мягко тронулась с места, сначала чуть назад, а затем вперед, выбираясь на свободное пространство. Евгений подбежал к заднему борту, где его подхватили несколько рук.
Полуторка медленно, осторожно "кралась" по лесной дороге, не зажигая фар. Понимая, что любая поломка может стать роковой, старший лейтенант действовал с крайней осторожностью. Добравшись до опушки, он притормозил и позвал Евгения:
- Где вы тут окопы рыли, и немцев видели?
- Вон там, слева,- Женька махнул рукой в серую темноту.- За речкой. Там берег крутой, не пройдем. А направо еще одна дорога есть - через поле. Мы в первый день по ней ехали.
- Садись рядом, если что поможешь. Бойцы,- обратился он к раненым в кузове,- сейчас у нас одна надежда на скорость да на темноту. Держитесь крепче.
Машина ходко рванула с места. Женька сидел ни жив, ни мертв, поражаясь водителю. Тот гнал по ночной дороге, выжимая из мотора последние силы. Встревоженные немцы подвесили в небо несколько ракет и открыли беспорядочную стрельбу в сторону звука мотора. Сначала пулеметную, а затем и из орудий. Правда, толку от такого огня было немного. Лишь однажды случайный осколок пробил борт полуторки, по счастью никого не задев. После трех или четырех километров этой сумасшедшей гонки стало ясно, что прорвались. На дорогу выскочил машущий рукой красноармеец, чуть дальше Женька различил еще нескольких, взявших оружие наизготовку.. Машина сбавила ход, и боец ловко вскочил на подножку.
- Кто такие?
- Старший лейтенант Смирнов. Командир батареи 1077-го стрелкового полка. Раненые у меня, весь кузов.
- Так то ж наш полк. Сержант Карпенко, второй роты третьего батальона. И машина знакома, наша санбатовская. Давайте прямо и направо, товарищ старший лейтенант, через мосточек. Еще с полкилометра. Туда как раз медицина перебралась. Комроты приказал проводить.
Полуторка затормозила на окраине деревни. Карпенко спрыгнул на землю:
- Дальше дорога прямая, не заплутаетесь!
Вслед за ним выскочил и Женька.
- Антон, сходим!
- Куда это вы, ребята, собрались?
- От своей части отстали, - отрапортовал Евгений. - Разыскивать будем. Разрешите идти, товарищ военврач?
- Разрешаю, - улыбнулся доктор. - И куда ж вас тянет, мальчишки?
- Как куда?! - Спрыгнувший Антон вздернул подбородок. - Родину защищать будем! Москва за нами!
- Москва, - повторил военврач, свесился через борт и протянул что-то вроде открытки. - Спасибо, ребята! Даст бог - свидимся!
Машина тронулась и стала потихоньку набирать ход. Женька бежал справа от нее и что-то неразборчиво кричал старшему лейтенанту, а Антон застыл на месте прощально махая рукой.
- Воздух!
Услышав этот крик, он метнулся с дороги в сторону, но не успел укрыться. Взрывная волна от упавшей неподалеку авиабомбы ударила его о землю, и сознание поглотила багровая тьма.
-Мальчик, мальчик, очнись! - Антон пришел в себя от запаха нашатыря. Страшно ломило виски. Он сидел на врачебной кушетке, а средних лет медсестра старательно перебинтовывала ему голову.
- Где я?
- В медпункте. Не тошнит? Имя свое помнишь? Как же ты в вагоне упал? Кровищи было...
- Голова болит, но не тошнит вроде,- что-то важное все время ускользало из памяти,- зовут Антон Самойлов. А какое сегодня число?
- Неужели забыл?- женщина внимательно заглянула ему в глаза - Девятнадцатое октября две тысячи двенадцатого года.
Антон поднес к глазам зажатую в руке карточку и медленно прочитал написанные карандашом строки: "Жене и Антону. В благодарность от раненых бойцов 1077 стрелкового полка. Ребята, спасибо за все! Военврач А.Самойлов. 25 октября 1941 года".
А с оборота фотографии на него глядели внимательные и серьезные, но такие молодые глаза деда.
Похожие статьи:
Видео → «Мы к вам пришли, чтобы вы к нам больше не ходили!»
Он кусачий местами 
Баттл!!! 
