Это случилось в один из тёплых месяцев миллениума. Катя с Лёшей уже давно встречались, а на летние каникулы — после честно, со всеми стараниями сданной сессии — умудрились выбить себе путёвку на приработки в Штаты. Пообтиравшись там обслугой ресторана и поторговав солнцезащитными очками, они вкусили настоящей вольной жизни в столь незнакомом мире. И конечно, им захотелось продолжения. Не согласные с двухмесячным сроком, отпущенным им визой, они правдами и неправдами стали подыскивать варианты, обивая пороги службы занятости и отделений администрации. И всё бросили: семью, друзей, универ, оставшись хотя бы друг у друга, ведь пока ещё ничто не могло разлучить их, влюблённых по уши, безбашенных…
В очередной день сухой и тёплой осени Стив (куратор по трудоустройству, по сути, выкупивший их на бирже труда) подкинул очередную работёнку: в глуши не столь уж отдалённого пригорода расчистить парк: некогда — площадку для проведения весёлых ярмарок, а ныне — заросший пустырь, брошенный и загаженный. Видно, у «ничейной» земли всё же нашёлся хозяин, решивший с выгодой воспользоваться приобретением.
Работа несложная, но требует грубого физического труда. Женщины там ни к чему, да и не к месту вовсе в такой своре. Команда-то подобралась «отменная»: Лёшка (или, как его прозвали, Лекс) — русский, Катин парень; двойка отнюдь не юных мексов с забавными именами (Пип и Гуга) да большой матёрый афро — Боб — умевший управляться с небольшим погрузчиком. «Ну куда им девку-то, а? — увещевал Катю Стив. — Случись чего, кто за тебя отвечает?!»
Но девушка боялась оставаться далеко от Лёши — её чуть ли не первой, но обдуманной и взвешенной любви с почти контролируемой привязанностью и тенью материнской заботы.
«Смысла в моём присутствии, может, и немного, но вот не могу я с ним расстаться больше, чем на день!»
Катя буквально ползала у Стива в ногах, и тот (ведь он на деле был мягкосердечнее, чем для антуражу) в итоге-таки сдался.
— Готовить умеешь?
— Угу! — энергично закивала она.
— Значит, будешь коком. Всё-таки тяжело мужикам сутками на сухом пайке… Но смотри! — резко зашипел Стив, вдруг наклонившись к Кате, дохнув на неё табачным перегаром. — Случись чего, я предупреждал! Боба сторонись и не провоцируй. По нему видно, кто́ он. От Лекса-то твоего толку ноль… Ну а те двое — Пип и Гуга — ребята спокойные. Не знаю даже, может они… это… не по той части!
Стив отстранился, неприятно прыснув со смеху. А девушка с опаской глянула на мужиков, уже сидевших в кузове пикапа. На миг она задержала взгляд на чернокожем, опустившем в пол широкое суровое лицо. Потом тоже забралась внутрь, ухватившись за руку слегка замешкавшегося, но всё же предложившего ей помощь Лёши, и они тронулись к кантрисайду.
***
— Ну, вот и место! — рассказывал куратор, вышагивая по небольшому пятачку у ворот парка, свободному от буйных зарослей. — Трейлер я пригнал, бак для воды полный, газовые баллоны — тоже. Как всё работает, показал. Да вы уже и сами знаете… Погрузчик подъедет позже. Хозяин оставит ключи. Сдал на три дня. Потом заберёт. Так что смотрите… Желательно быстрее здесь закончить. Сейчас выгрузим пилы, инвентарь… Вон там хибара какая-то — вроде, туда можно всё складывать, крыша целая.
Мужчины пошли вынимать инструменты из машины, а Катя стала осваиваться на кухне трейлера, выбирая место, куда ставить коробки с провиантом. Кстати, набор-то был весьма неплох: большие упаковки спагетти, пятикилограммовые пакеты разных круп, мясные и рыбные консервы, фасоль и суповые смеси, печенье, мини-кексы. «Прямо солдатский паёк «местного разлива», — решила девушка.— Можно вносить разнообразие в меню. Так… а кроватей вот всего четыре. Какие-то откидные полки на шарнирах, словно в поезде. Вдвоём на такой — никак!»
В фургоне резко потемнело. Катя обернулась. Но это был всего лишь Лёшка. Он сладко потянулся в проёме.
— Ну как? Жить можно?
— Ага, в тесноте да не в обиде… — мрачно бросила Катя, кивнув на койки. — Смотри…
— Хм… Как я и думал. Неспроста тебя босс не брал. Н-но!.. — заговорщически произнёс он, воздев вверх указательный палец. — Всё пучком! У нас же есть спальники!
Ободранный, грязный ярмарочной павильон, куда складывали инструменты, в итоге оказался вовсе не так уж плох. Внутри, конечно, было полно мусора: обрывки газет, какие-то бурые ошмётки, ржавая железная стружка, сухие листья, комья земли. Но полчаса работы граблями и метлой всё исправили. Так что теперь у русской парочки имелись не только спальники, но и четыре крепкие стены из рифлёного металла, надёжно охранявшие клочок их личного пространства под железной крышей. А ещё над входом красовался провисший, местами рваный, но по-прежнему вполне функциональный тент — всё что нужно для дневного отдыха в тени.
Дело шло к вечеру. Погрузчик вскоре пригнали, и Лекс сумел его немного обкатать с негласного разрешения Боба — специалиста по подобной технике, к тому же, оставленного Стивом здесь за главного (среди них он и правда смотрелся настоящим авторитетом). А Пип и Гуга — два маленьких, похожих друг на друга мексиканца — уже немного пообшибали траву и кустарники вокруг.
Что до самой Кати, то она (опять же, не без помощи «полпреда» босса, хорошо знавшего тонкости здешней жизни) сообразила простенький походный ужин (спагетти с тушёнкой), и все вышли во двор, рассевшись у костра с картонными тарелками в руках. А перед этим Боб провёл для неё ликбез о пользовании пропановой плиткой. Надо сказать, он подсобил немало и в готовке, не выказав пока никакой агрессии или других наклонностей.
В тот день у огня долго не засиживались, ведь их ждала работа, и даже фляжка «контрабандной» текилы почти не гуляла по кругу, а Катя к ней и вовсе не притрагивалась. К полуночи все разлеглись: иностранные коллеги — на кушетках-полках в трейлере, Катя с Лёшей — в павильоне, на одном спальнике и укрывшись вторым.
Этой ночью, несмотря на усталость, то ли от холода, то ли от очередной смены обстановки девушке спалось плохо. Грезилось всякое. Она даже запомнила один сон.
***
— Ну, мама, мамочка!.. Ну пожалуйста!.. — причитает детский голосок под звон ускоренного стука каблуков.
Ярмарочная площадь забита толпой, нарядной и красочной. Кто-то спешит от палатки к палатке, желая попробовать все угощения, кто-то медленно прогуливается вдоль торговых рядов. Люди образуют бурные живые потоки, сливающиеся друг с другом. Но их общий ритм разбивает одна пара, не вписывающаяся в атмосферу веселья.
Молодая мамаша в коротких шортах, с высоко собранным хвостом мелированных волос тянет за собой маленькую дочку, а та упирается, не желая идти, приседая до земли и повисая на её руке.
— Мама, купи яблочко! Хочу карамельное яблочко!..
Но девушка не обращает внимания и тащит её за собой, двигаясь против людского потока. А рядом раскинулся большой торговый тент с гирляндами и красно-синими флажками. Прилавок дразнит покупателей яркими красками, на нём расставлены товары: цветные леденцы на длинных палочках, конфеты самых невообразимых вкусов и размеров, ну и конечно же, яблоки в карамели — на ножках, воткнутых в пирамидальную подставку. Их аппетитно липкие бока поблёскивают багрянцем. А меж раздвинутых краёв шатра проступает тёмный силуэт в высоком поварском колпаке. Он что-то медленно, старательно помешивает.
Палатка выглядит завораживающе. Но почему-то вскоре неотвратимо начинает казаться, что с ней что́-то не так. И если, всё же поддавшись аромату сладостей, приблизиться к шатру, то можно различить контуры чего-то крупного, установленного перед поваром и высотой достающего ему до пояса. Какую-то конструкцию, ёмкость, чан… Да, это ненормально большой чан для растапливания карамели. Такой большой, что в голове всплывает бредовая мысль: «Как вообще можно его прогреть. Пропаном? Индукционно? И страшно представить, какая там температура!»
Повар делает глубокие наклоны над исходящим паром варевом, чтобы перемещать его. Затем он вдруг останавливается, откладывает половник и ныряет вглубь палатки. Через минуту он возвращается с полной охапкой чего-то крупного, овального, насаженного на палочки, готовясь окунуть это в карамель, доведённую до идеальной консистенции…
***
Катя открыла глаза. Первые лучи рассвета уже пробились в павильон и золотом легли на спальник. Лёши рядом не было. Вскочив, девушка стала шарить вокруг себя в поисках одежды, а с улицы уже слышались энергичные крики рабочих. Катя проспала подъём.
Мужчины давно позавтракали и ушли работать. Пятно расчищенного пространства среди зарослей расширилось, и мексы яростно вреза́лись пилами в стволы акаций, разросшихся за павильоном. Лёшка был на погрузчике: выталкивая к воротам кучи спиленных веток — туда, где их потом заберёт мусоровоз. На вопросительный Катин взгляд, посланный сквозь стекло кабины, он бросил:
— Не хотелось тебя будить… Ты так мило спала!
Девушка второпях умылась водой из пятилитровки и поспешила в трейлер. Там на кухне вовсю орудовал Боб, очищая алюминиевый казан от пригоревших остатков завтрака. Увидев Катю, он присвистнул:
— А вот и спящая красавица! Классно отдохнула? — и задорно подмигнул.
— Простите, — потупилась она. — Этого больше не повторится.
— Да всё норм! Отличная у нас каша вышла, не переживай! Парни вроде хорошо начали, и без меня справляются. — Повторно успокоил её Боб, а после небольшой паузы, ещё раз подмигнув, добавил: — Ещё сочтёмся.
Катю передёрнуло: вспомнились слова шефа. Но, быстро совладав с собой, она принесла новый баллон воды, протиснулась к плите и стала наполнять кастрюлю, чтобы вскипятить воду и бросить в неё суповую смесь. Больше никаких настораживающих реплик в её адрес не последовало, и негр удалился, тщательно вытерев большие розовые ладони бумажным полотенцем. Напряжение спало, и Катя спокойно приготовила обед.
Когда с едой было покончено, а посуда вымыта, девушка села в тень и привалилась к колесу трейлера, наблюдая за работой мужчин. Странно, но несмотря на конфуз с пропущенным завтраком, вскоре её опять сморило.
***
Во сне она снова видела девочку в светлом платьице, но теперь та была довольна.
— Мама, мамочка, — звала она Катю, жадно слизывая карамель с яблока, и тянула её за руку куда-то вбок. — Там паровозик! Хочу покататься на паровозике!..
Катя глянула в том направлении, куда рвалась девочка, и слева от палаток увидела небольшой овал блестящих рельсов. На них стоял миниатюрный состав, заполненный детворой. Приземистая конструкция, сваренная из листов железа, помятых и потёртых от времени, была выкрашена в грязно-жёлтый, и в тех местах, где краска отслоилась, металл разъела ржавчина.
Поезд, как ему и полагалось, состоял из тягача и дюжины тележек — открытых и двухместных, наподобие тех, что ездят по американским горкам. Только эти предназначались для утех попроще, и во весь капот главного вагона чем-то коричневым была намалёвана пугающая залихватская улыбка. Она вызывала в памяти строки детского стихотворения: «Палка, палка, огуречик…» Сверху были приварены два толстых обрезка трубы, изображавших глаза, и вкупе с длинным «телом», раздробленным на отдельные вагончики, поезд казался гигантской, прожорливой вредной гусеницей.
«Да как же он двигается? — пришла в голову Кати мысль. — Похоже на автоматическую карусель…»
Рядом стоял контролёр аттракциона. Бурно жестикулируя, он объяснял родителям, как рассаживать детей. Вскоре он уже готов был дать сигнал к отправке и держал ладонь на рычаге, приводившим в действие поезд. Катя ещё мгновение заворожённо смотрела на аттракцион, а затем ноги сами понесли её. Не обращая внимания на возгласы негодования и ошарашенные взгляды, она растолкала толпу и забралась в последнюю тележку. Контролёр дёрнул за рычаг. Поезд тронулся.
***
Было около пяти часов дня, когда приехал босс, а за ним подкатил грузовик для мусора. Из-за незапланированного дневного сна Катя не успела приготовить ужин. Оказалось, оно и к лучшему.
— Хай! Как дела? Да вы неплохо тут продвинулись, бродяги! — во всю горланил Стив, здороваясь за руку с парнями.
— Ага, — с улыбкой ответил Боб. — Дня два ещё, и баста.
— Молодцы! Славные работнички!.. А ну-ка, смотри, что я привёз! — Стив откинул тент на кузове пикапа, и под ним оказался большой блистер сосисок. — Жарьте на огне! Вы ведь жжёте костер? Ха-ха!.. Ла-а-адно, знаю, что жжёте!
Потом он уехал, а мексы с подачи Боба умудрились договориться с водителем мусоровоза, чтобы тот достал им пива.
— Но завтра зря не поеду, — заявил водитель. — Вообще, оставлю вам контейнер. Вы в него всё покидайте. Послезавтра увезу.
Так он и сделал, перегородив контейнером ворота парка. Но больше рабочие никого не ждали, так что контейнер им не мешал, и все вернулись к своим делам.
А вечером они вновь собрались у огня. Пип и Гуга разливали пиво по пластиковым стаканам, Боб жарил сосиски, Лекс обнимал подругу, иногда шевыряя палкой в у́глях. Все смеялись и получали удовольствие от бесхитростного отдыха. Даже не подумали о том, чтобы запереть ржавые ворота: не представляли, что к ним может кто-то нагрянуть.
Вдруг за контейнером раздался шорох. Никто поначалу не обратил внимания, все болтали дальше. Но Лекс вдруг что-то заметил и ткнул в плечо Боба, сидевшего рядом:
— Смотри!..
Из-за контейнера медленно вышла фигура.
Парни вскочили на ноги, пытаясь разглядеть её в отсвете гаснущих углей.
— Эй, кто там? Что надо?! Эй!..
Силуэт замер. Минуту всё было тихо, потом послышался скрипучий голос:
— Ай-ай, тихо, ребята, тихо!.. Можно к вам на огонёк?
К костру приближался старик, одетый в джинсы и куртку в стиле кантри — такую, у которой по плечам — накладки с бахромой. Абсолютно белые, слегка вьющиеся волосы под стать густой, такой же белой бороде охватывала ленточка с пером.
— Здоро́во, парни! Как дела? — бодро гаркнул дед, подбираясь ближе. — А я с гостиницами!
Он резко распахнул полы куртки, заставив всех напрячься. Но оттуда появилась только бутылка мутноватой жидкости.
— Ого, гуляем! — воскликнул негр. — Привет! Я — Боб. Садись!
Он радушно протянул к гостю руки, приглашая его к огню.
— Эй, дед, ты что, индеец? — не сдержавшись, брякнул Лекс, засмотревшись на его наряд.
— Не вполне, но корни соответствуют! — весело ответил тот, садясь на расстеленную у костра дерюгу, потеснив лыбящихся мексиканцев.
Выяснилось, что деда зовут Фил, и он приехал на своём стареньком пикапе, узнав, что парк скоро ликвидируют, и там уже работают какие-то нелегалы («Разнеслась молва…» — подумала Катя). Ну, докладывать о них никто не собирался, и разрешение на работу, между прочим, было — постарался Стив. Так что дедка стали потчевать сосисками и поить лёгким спиртным в обмен на его — покрепче.
Потом все слушали его рассказы. О местных поселенцах и об их нескучных буднях, жизненные анекдоты, а также политические слухи, которые здесь так любили мусолить. После очередного глотка из быстро пустеющей бутыли дед прищурился, как-то посерьёзнел, ближе придвинулся к догоравшему костру, почему-то уставился на Катю с Лексом и сакраментально произнёс:
— Есть байка одна… про это самое, чёрт подери, место… где мы с вами сейчас сидим!
— Что за байка? Выкладывай! — буркнул захмелевший Лекс.
И тот начал.
— В первую ночь она придёт к тебе во сне. Во вторую — попросит рассказать сказку. На третью — позовёт играть… — В устрашающих интонациях шептал дедок, нависая над багровыми углями. — И ты не сможешь отказаться, ведь за ней есть тень… Она заберёт у тебя самое дорогое, что только можно, кроме твоей собственной жизни!
Слушая этот бред, Катя бледнела. А парни всё забавлялись, подтрунивая над стариком.
— Да ладно!
— Самое дорогое?
— А если такого нет?
— Если нет, расстанешься с жизнью. — Просто ответил дед, позабыв свой зловещий тон, почему-то опустив голову и отвернувшись. Потом встрепенулся и вдруг выдал: — А ну, признавайтесь, видели её во сне?!
Сначала парни хихикали, тыкая деда в бока и похлопывая по спине. Но Пип, сидевший напротив Кати, глянул на неё, и улыбка стёрлась с его лица.
— Эй, К-кейт… Что с тобой? — заплетаясь, пробормотал он.
К ней повернулся Лёша, и его рука невольно сползла с плеч подруги. Он внимательно посмотрел на Катю и тревожно спросил:
— Ты чего?!
Потом вскочил, чуть не разбросав угли ногами:
— Ну всё, хватит!..
Остальные засуетились. Боб шагнул прямо через костёр, сгрёб деда за шиворот и рывком поднял на ноги.
— Хорош болтать! Посидели, и будет! — прошипел он, швырнув старика к воротам.
Тот лишь чудом не упал, выпростав руки в стороны, едва не выронив свою бутыль. Катя взвизгнула, но Боб уже остыл, отступив назад. Дед посмотрел на него обиженно, затем обвёл взглядом остальных и, больше не сказав ни слова, заковылял к выходу.
А Катю била дрожь. Ей казалось, что в прощальном взгляде старика читались жалость и предостережение.
***
После ухода деда все разлеглись. Но Катя долго не могла уснуть, невзирая на усталость и лёгкое опьянение. Она всё вспоминала слова старика и собственные сны. В конце концов ей захотелось в туалет. Она осторожно приподнялась, стараясь освободиться от спальника, но при этом не сорвать его с мирно дремлющего парня. Её взгляд упал на контуры входа в павильон, прикрытого на ночь покорёженным куском фанеры. Между фанерой и стеною был зазор, через который она собиралась выбраться, чтобы не шуметь, отодвигая доску.
За дверью синевой светился парк, и лёгкий ветер в лунном свете поигрывал листьями кустарника. Катя повела глазами вдоль проёма и замерла, начиная понимать, за что́ цепляется её взгляд, то соскальзывая в сторону, то вновь возвращаясь к сомнительной области. Вовсе не за проёмом была причина её волнений.
На краю фанеры, примерно в полуметре от пола, мерцал слабый холодный блик. Но ему неоткуда было взяться: тыльная сторона павильона — глухая, и щели между листами железа слишком малы, чтобы лунный свет мог пробиться сквозь них и упасть на дверь. А блик ещё и шевелился, колыхался, перемещался выше, ниже. Он как будто бы плясал, плавно перетекая по фанере и вдруг изменяя форму: разбиваясь на отдельные искры и вновь собираясь воедино. Напоминая своими движениями… игру маленьких детских пальчиков.
Волна ужаса омыла Катерину, больно толкнувшись в грудь, резко сжав виски. В ушах запульсировал ритм сердцебиения. Но она не смогла отвести взгляд от светового пятна.
Тут оно сорвалось вниз, отделилось от доски и зависло в воздухе, обретая ясные очертания. Пятно всё увеличивалось, раздувалось, неотвратимо проявляя на фоне ночной тьмы своё продолжение. В дверном проёме возник полупрозрачный, окутанный голубоватым сиянием контур детской руки.
Катя не могла пошевелиться, закричать, сдёрнуть с Лекса одеяло и спрятаться под ним. Так и осталась сидеть, наблюдая, как несмело выходит к ней из-за фанеры бесплотный образ ребёнка, светящийся по краям синевой.
Девочка лет шести приблизилась к Кате, с каждым шагом становясь всё более материальной: полупрозрачные ручки округлились и обрели чёткие очертания; дымка, обозначавшая оборки платья, стала лёгкой тканью; вьющиеся пряди волос потяжелели и опустились на плечи, изящно обрамляя круглую детскую мордашку. Теперь лишь бледный ореол, окутавший хрупкий силуэт, напоминал о странном появлении ребёнка. Девочка сделала шаг и замерла в паре метров от Кати. Свечение вокруг неё можно теперь было принять за отблеск луны, проникший с улицы и лёгший ей на плечи. Катино сознание стало приспосабливаться к происходящему. Она даже не пикнула, встретившись взглядом с нежданной гостьей.
— Привет! Как тебя зовут? — тоненьким нежным голоском спросила девочка.
Катя молчала, недоверчиво изучая улыбку на пухлом детском лице.
Тогда ребёнок повторил:
— Как тебя зовут?! Меня вот Энн!
Сглотнув, Катя оглянулась на спящего Лёшку. Он спокойно лежал на боку с закрытыми глазами, и казалось, ничто не могло потревожить его сон. Тогда Катя, снова сглотнув, ответила:
— Кейт.
Девочка улыбнулась, теперь уже во весь рот, и радостно изрекла:
— Давай дружить, Кейт!
Толком не понимая, что делает, Катя на автомате ляпнула:
— Давай.
— Знаешь, Кейт, мне так скучно… Расскажи мне историю!
— Историю?.. — пробормотала Катя, покрываясь мурашками.
— Да!.. Волшебную историю!
Девочка подалась назад, весело кружась. Её платье раздулось колоколом и на миг вновь распалось по кромке лёгким туманом. У Кати потемнело в глазах. Но девочка всё не унималась и теперь подошла вплотную.
— Мне так одиноко здесь и грустно… Развесели меня, Кейт! Ну пожа-а-алуйста!..
Та хотела ответить, но в лице ребёнка вдруг что-то изменилось — показалось, что от него веет холодом.
— Если не расскажешь, мы заберём… его!
Призрак вскинул руку, указывая Кате за спину. Тогда взгляд девушки пополз в том направлении, но тут же метнулся обратно. Чуть выше и левее головы ребёнка ей почудилось какое-то движение. Словно колебание горячего воздуха на солнце. Но солнца-то здесь не было, вокруг царила полутьма, и волны воздуха за спиной ребёнка отдавали ещё бо́льшей чернотой. Катя похолодела, наблюдая, как что-то бесформенное перемещается в пространстве, переливаясь теменью, и в верхней его части колышутся две светлые области, напоминающие пустые глазницы.
Катя вновь покосилась на Лёшу, почему-то изо всех сил стараясь не подать виду, что замечает, что тень вдруг разделилась, и одна её часть длинным щупальцем потянулась девушке за плечо. Всё же она не выдержала и оглянулась.
Тень легла Лёше на щиколотку, высунувшуюся из-под спальника. Как бы окутала, обняла её, покрывая кожу бурлящим слоем тьмы. Лекс замычал во сне, его лицо искривилось, как от боли. Но он не открыл глаза, а лишь заметался под спальником, как в кошмаре.
Ледяной страх сковал Катерину. Она с трудом повернулась к так мило, как ни в чём не бывало улыбающейся Энн и произнесла:
— Сказку? Хорошо… Будет тебе сказка. Жила была Красная Шапочка…
Катя не знала, как долго пересказывала эту историю, с трудом подбирая слова и внимательно следя за тем, как меняется выражение лица Энн. Когда та смеялась, щупальце отступало от Лёши, неохотно сползая с пальцев его ног. Когда девочка хмурилась, тьма надвигалась вновь, карабкаясь всё выше по телу, и парень стонал во сне. Тогда Кате приходилось быстро соображать, как изменить сюжет, чтобы ребёнок снова улыбнулся. Она боялась представить себе, что будет, если тьма доберётся до Лёшиной шеи.
Катя не помнила, чем закончила рассказ. Когда проснулась, было уже утро, а в павильоне — снова никого. Девушка вскочила на ноги, кое-как натянула одежду и выбежала во двор. Солнце больно ударило в глаза ярким пучком света, чуть не сбив её с ног.
На улице всё было как обычно. Мексиканцы рубили деревья, уже прилично отдалившись от павильона. Они упорно продвигались через парк к другому его концу, ломая и кромсая бензопилами ветви акаций, жимолости и сирени. Лёша был с ними — отвозил на погрузчике кучи веток к мусорному контейнеру. Боб ковырялся со сломанной пилой, устроившись на крыльце трейлера. Он глянул на Катю и вдруг подмигнул, прищёлкнув языком. Девушка не обратила внимания, подлетев к погрузчику, шлёпнув ладонями по стеклу кабины. Лекс заглушил двигатель и распахнул водительскую дверь.
Катя впилась в него взглядом, стараясь рассмотреть лицо парня во всех деталях — убедиться, что с ним всё в порядке, и что он и правда здесь, с нею. Лекс спрыгнул на землю, схватил её за плечи и слегка встряхнул.
— Чего под колеса кидаешься?!
Катя рванулась вперёд, встав на цыпочки, прильнула к нему и поцеловала. Он со смехом прижал её к себе.
— Да что случилось-то, а?!
***
День прошёл быстро. Настал вечер, затопив полурасчищенный парк цветом ностальгии. Катя прибиралась в трейлере, расставляя по полкам мытые кастрюли. Вдруг она заметила, что на улице как-то неспокойно. В иноземных окриках чувствовалось какое-то нездоровое оживление. Катя уже хотела выйти наружу, когда к ней заглянул Лекс.
— Пойдём, посмотришь! Там… в общем, заценить стоит!
— Да? Что-то такое важное? — с сомнением спросила девушка, ополаскивая поварёшку, но вытерла ладони тряпкой и пошла за ним.
Лекс взял её за руку и настойчиво потянул за павильон. Неуверенно семеня за ним, она вдруг осознала, что совсем не хочет никуда идти. Уже на полпути Катя почувствовала сильное волнение, тоску и страх, а от ватных ног, безвольно перебиравших в такт Лёшиным шагам, вверх по телу поднималась дрожь. Потом она увидела это.
Мексы бросили работу, покидав на землю свои пилы, и громко гоготали. Один стоял к Кате спиной, целясь куда-то вдаль объективом дешёвого фотоаппарата. Напротив расположился его земляк. Он восседал верхом на ржавой облупленной конструкции, местами ещё сохранившей цвет, в который та когда-то была выкрашена. Неприятно-жёлтый.
Помятый, порыжевший, залитый ржавыми потёками тягач детского паровоза лежал на боку на истресканной земле. Он вывернул за собою с рельсов и часть сохранившегося состава — с пол дюжины корявых тележек. Искалеченный поезд напоминал гигантскую мёртвую гусеницу, скрутившуюся в агонии. С перекошенного, вдавленного внутрь капота с огромной радостью и градусом безумия на Катю воззрилась рожа с тёмными провалами пустых глазниц.
Девушка встала столбом. А Лёша всё веселился.
— Давай сфоткаемся! — тормошил он её, так и порываясь подойти к страшному реликту.
— Нет, что-то не хочется... Не полезу я на эту дрянь!
— Ну, смотри сама… Эй, Пип, щёлкни меня тоже! — он ловко запрыгнул на бок помятого вагона.
Пока парни фотографировались, Катя не сводила глаз с паровоза. Весь покрытый ржавчиной и пылью, он лежал посреди обломков вырубленного кустарника.
«Сколько лет ты пробыл здесь нетронутый, медленно разлагаясь под струями дождя? Почему не был убран, продан, увезён вместе с другим ярмарочным оборудованием?»
Поверженный гигант молчал, и девушка не смела к нему приблизиться, чтобы получше рассмотреть. Зато она заметила одну деталь.
Хоть рельсы проржавели и ушли под землю, на её поверхности прослеживался контур дороги. Дороги в форме овала. А справа, прямо перед тягачом — с той стороны, куда он завалился, утянув за собой вагоны — один из рельсов не был целым. Его кусок выгнулся, встопорщился, переломился пополам и торчал вверх покорёженной дугой, хищно нацелившейся в небо остриём.
«Странно… Может, это и есть причина разрушения? Выходит, вовсе не хулиганы разворотили поезд после закрытия парка…»
Но Катя прогнала эти догадки, ведь ей и так хватало ночных кошмаров.
Так закончился третий день работ. Все поужинали, посидели немного с остатками текилы и отправились на боковую. Этот вечер отметился только странным разговором с Бобом.
— Эй, ты что-то плохо выглядишь! По ночам не спишь? — спросил он как-то хитро.
А затем прибавил:
— Тебя мучает Лекс?
Покраснев, Катя отвела глаза. Бросила:
— Не в этом дело… — и поспешила прочь.
— Так что такое? — не отставал негр, сцапав её за руку. — Может… ты видела её?
Катя вздрогнула. Уже принялась в уме подбирать слова, чтобы что-то выспросить, но Боб опередил её. В наигранно мягких тонах он сказал:
— Кейт, ты же знаешь, их не бывает! — и лукаво подмигнул, оставив девушку в недоумении.
***
Она всё никак не засыпа́ла: ворочалась с боку на бок, слушая ночной ветер, перебирая мысли: «А было ли? Во сне или наяву?..» Потом ей снова снился поезд.
Медленно и осторожно Катя шла куда-то в сторону от павильона, стараясь не шуметь, не шаркать по опавшей листве. И ярмарочная площадь оживала, наполняясь тёплым свечением, расцветая яркими красками. Прилавки, увешанные гирляндами, так и манили подойти попробовать их угощения, но Катя продолжала путь, не удостоив их и взглядом… Ведь она шла к другой цели.
Вот впереди показался шатёр с лентой красно-синих флажков, натянутых вдоль карниза. С аппетитными сладостями, торчащими из подставок на витрине. И с огромным котлом карамели для глазирования яблок на палочках. Катя повернулась влево и увидела миниатюрный состав, наполненный детворой.
Он выглядел совсем нормально: ни ржавчины, ни вмятин на тележках с мультяшными рисунками на бортиках. Только два свободных места оставалось в последнем вагоне. И контролёр уже готовится к отправке, подняв одну руку с раскрытой ладонью, а другой взявшись за рычаг.
Катя подошла к поезду, растолкав сгрудившуюся вокруг него толпу. Ощутив лёгкое дежавю, она залезла в последнюю тележку. Состав тронулся и стал набирать скорость, начиная бег по рельсам. Почему-то Кате стало страшно.
Паровоз сделал один круг и уже шёл на второй, вновь неотвратимо приближаясь к палатке с флажками. Кате вдруг отчаянно захотелось, чтобы он остановился. Но состав неумолимо продолжал свой бег, уже почти достигнув палатки со свежей порцией яблок, готовых окунуться в чан с расплавленной карамелью. Девушка чётко различала кругляши разноцветных леденцов, расставленных на прилавке. Видела и тень хозяина, проступившую между краями тента. Она впилась взглядом в силуэт, пытаясь разобрать черты лица. Понять, почему от одного вида этой фигуры бегут мурашки по спине… Но тут она проснулась.
Катю словно ударило током, когда она глянула на выход из павильона. В зазоре между стеной и фанерой, закрывавшей проём, маячила тёмная фигура.
У девушки всё сжалось в груди, а на губах застыл рвущийся наружу крик. Потом послышался шёпот: «Пст!.. Хей!.. Не бойся!», и Катя поняла, что это всего лишь её чернокожий коллега.
— Иди сюда! Я хочу кое о чём поговорить, — сказал Боб.
«Неужели он тоже её видит?!» — обрадовалась Катя, вылезая из постели.
— Ты хочешь мне что-то рассказать? Ты что-то видел? — взволнованно шептала она, вглядываясь в лицо негра, правда, почти неразличимое во тьме.
— Ш-ш-ш!.. Подожди. Пойдём со мной! — Боб взял её за руку и повёл за павильон.
Катя едва поспевала за негром, уводившим её всё дальше вглубь парка. Но ей не было страшно: она надеялась, что получит облегчение, выговорившись и сбросив с себя часть ночных кошмаров. Найдёт наконец поддержку и дружеское плечо. Ведь она так стеснялась рассказать кому-то о своих снах, опасаясь, что её сочтут ненормальной.
Они остановились возле сломанного аттракциона — там, где ещё остались неспиленные кусты, — и Боб заговорил:
— Кейт, ты мне нравишься. Я помогал тебе. Готовил, пока ты спала. А за услужливость надо платить. Понимаешь, чего я хочу?
Как гром с неба грянули эти слова, но было поздно. Боб набросился на неё, обхватив здоровенными ручищами и повалив на землю. Катя попыталась вырваться и закричать, но не вышло. Боб намертво впечатал её в землю, больно придавив всем весом своего тела, зажав ей рот и засопев над ухом, избавляясь от одежды. Слезы брызнули у Кати из глаз. Она зарыдала, уткнувшись лбом в холодную пыль.
Вдруг что-то изменилось. Вокруг посветлело (а может, это у Кати в глазах заплясали зелёные пятна — предвестники скорого обморока). Давление сверху ослабло, и девушку обдало волной колючего морозца, иголками прошедшегося по коже. Послышалось какое-то бульканье, клокотание. Затем — лёгкие хрустальные щелчки, словно некий кипящий расплав растекался в стороны, тут же замерзая и трескаясь на ледяной поверхности. До Катиной макушки дотронулось что-то мягкое и невесомое. Тяжесть навалившегося тела пропала. Вслед за звуками судорожной возни раздался топот ног убегающего негра. Катя огляделась, с трудом приподнявшись на локтях.
Ночь отступила, озарённая тёплым светом. Откуда-то издалека лилась тихая музыка, слышался гомон толпы и звон бубенцов. Катя подняла голову и увидела протянутую к ней маленькую детскую руку. Полупрозрачная фигурка Энн стояла перед Катей, застенчиво переминаясь с ноги на ногу. И как обычно, не одна, а в сопровождении зловещей тени.
Трясущимися пальцами Кейт кое-как пригладила волосы и робко прикоснулась к пальчикам Энн, сомневаясь, что из этого что-то выйдет. Но в тот миг, когда их ладони соприкоснулись, с призраком произошла перемена, и в ладонь девушки легла пухлая, тёплая детская рука.
***
Катя и девочка долго шли к тому месту, где когда-то стоял поезд. Он не был перевёрнут и разрушен, а приглашающе тянул к ним стрелки новеньких блестящих рельсов. Его тележки омывало тёплое свечение, а жуткой улыбки на капоте вовсе не было видно, ведь Катя с Энн приближались к составу сзади. Энн упрямо тянула Катю за собой, и девушка бросала уже привычные фразы: «Ну хватит, наигралась! Нам пора домой!», ещё успевая думать: «А где остальные дети? Ведь только что тележки были заняты, места оставались только в последней…»
Праздничная толпа куда-то подевалась. Даже палатки опустели, и некому было предложить Энн последнее яблоко в карамели. И оператора аттракциона тоже не было. Катя уже решила, что поезд безопасен. Но что-то её всё же беспокоило, наполняя сердце тяжестью, пока она шла за девочкой.
Они сели в поезд без машиниста. В тот самый хвостовой вагон, который пустовал в Катином сне. Локомотив разразился истошным сигналом и тронулся. В считанные секунды он набрал ненормальную скорость и начал сумасшедший бег по полотну. Катя не видела ничего вокруг — всё слилось для неё в круговерть разноцветных огней. Ледяной вихрь хлестнул по лицу, откинув волосы назад и вырывая слёзы из глаз. Катя вцепилась в бортики тележки, дико завизжав, но её крик слился с воем гудка и с бешеным стуком колёс. А поезд всё ускорялся, вжимая Катю в сиденье, не давая повернуть голову и оглянуться.
Она не знала, сколько мгновений, а может быть, и часов провела так — съёжившись на сиденье и впившись скрюченными пальцами в борта, выпучив глаза и разинув рот в неслышном вопле. Когда очнулась, то обнаружила, что поезд едет вовсе не так быстро, как ей показалось, а неспешно, чинно ползёт по рельсам на радость маленьким пассажирам.
Энн тоже рядом. Ей не усидеть на месте. Она с ногами лезет на сиденье, уперев руки в бортики и, высунувшись из тележки, подставляет голову тёплому ветру. Катя дёргает её за поясок: «Это опасно! Сядь и не вертись!» Но непокидающая Энн тень жадно выбрасывает вперёд щупальца, и Катя едва успевает отдёрнуть от них пальцы.
— Смотри, Кейт! Лоток с яблочками!
Катя всё понимает. Поезд приближается к знакомому тенту с флажками. Тент расцвечен гирляндами и завален аппетитными сладостями. В центре прилавка высится пирамида из яблок в карамели. А за прилавком темнеет большой чан с расплавленным сиропом. И всё это так близко от рельсов… И от места дефекта рельсов, замеченного Катей раньше… Она уже всё знает, но ничего не может изменить, сжимая кулаки, вгоняя ногти в ладони, готовясь к неизбежному.
Вдруг к дробному стуку колёс примешивается что-то ещё. Покосившись вбок, Катя видит, что наперерез поезду несётся маленький погрузчик. И с радостью, и с отчаянием она узнает Лёшку в засвеченной фарами кабине. Погрузчик уже совсем близко. Он легко обгоняет тягач. «Лёша, нет!..» — хочет крикнуть Катя, но с губ не срывается ни звука. А Энн хмурится, окинув её беспокойным взглядом, и воздух вокруг быстро чернеет.
Тень за спиной ребёнка тут же стекает на пол, обдав Катю холодным ветром, переваливаясь через край тележки, стремительно уносясь вдаль. Ничего в темноте уже не разглядеть, но ясно, что она спешит к Лёше.
C глухим хлопком поезд врезается в погрузчик, отбрасывая его назад и проволакивая по рельсам. А Катю тащит вперёд, она чуть не клюёт носом в борт тележки, едва успевая выбросить вперёд руки. Оттолкнувшись от бортика, она вскакивает на ноги. Рыдая, смотрит на погрузчик. Его кабину окутывает тьма, а Лекс из последних сил тянет рычаги, сопротивляясь аттракциону. Но поезд всё равно теснит его, со скрипом провозя по рельсам. Тут рядом раздаются крики: «Кейт! Эй, Кейт!»
К поезду бегут Пип и Гуга, протягивая руки к Кате. Гуга первым оказывается ближе к лязгающему, буксующему составу и сдёргивает Катю вниз, рванув за одежду. Она падает за борт. Энн визжит: «Нет! Не уходи!» Мексы ловят Катю на руки, но она вырывается, расталкивает их и бросается к погрузчику. Тут поезд окончательно спихивает машину с рельсов, освобождая себе дорогу. Погрузчик падает набок, и паровоз тащит его за собой, сцепившись с ним бортами. Катя кричит. И ночь заливает яркая вспышка. Перед Катей открывается новая картина.
Площадь наполнена разноцветной толпой, а поезд продолжает свой бег. Вагончики набиты детьми. Тягач приближаясь к большой палатке с флажками.
На испорченном участке рельса колесо паровоза дёргается и подпрыгивает. Он резко тормозит. Его нос ныряет вниз, прижимаясь к земле. Состав кренится, съёжившись, как взведённая пружина. Вагонетки с хрустом врезаются друг в друга. Поезд опрокидывается и соскальзывает с полотна.
Дети визжат, вываливаясь из тележек. К ним бегут родители, стараясь не угодить под поезд. Но скрюченное тело состава вовсе не остановилось. Тягач тяжело просел, изогнулся, завалился на бок, врезавшись колёсами в грунт. Но в них ещё осталась энергия. Они буксуют, разбрасывая брызги земли, и натужно волокут поезд вперёд. Скорость не так велика, чтобы нанести серьёзный вред, но её хватит, чтобы вагон добрался до ближайшей из палаток — той самой, с яблоками в карамели.
На фоне сладостей маячит силуэт. Молодая девушка в шортах о чём-то яростно спорит с продавцом, не давая ему опустить в чан новую порцию яблок. У неё на руках девочка, и Катя понимает: это Энн, ведь её уже нет в тележке. Всё это время она была именно там, возле лотка с яблоками.
Её мать увлечена ссорой. Она бурно жестикулирует свободной рукой и не слышит криков толпы. Не видит людей, бегущих к разбитому поезду. А тот, как не до конца придавленная гусеница, всё ползёт и ползёт к палаткам. Его пыльный нос врезается мамаше под колени.
Та падает на прилавок, обрушивая пирамиды сладостей. Энн вываливается у неё из рук, выпучив глаза, и падает прямо в чан с кипящей карамелью. Визг девочки сливается с криком матери.
Мать отталкивается от земли, рвётся к котлу, голыми руками хватается за его края, наклоняясь над раскалённым варевом. Пар бьёт ей в лицо, обжигая, делая его красным. Под невменяемым взглядом продавца она опускает руки в булькающий сироп, нащупывает в нём тело дочери. Воя, она тащит его наверх. Над котлом показывается голова с глазированными сосульками волос, с белёсыми яблоками глаз и с широко разинутым ртом, сочащимся струйками карамели. Ярмарочная толпа заливается воплем ужаса и отвращения.
***
Катя очнулась в павильоне. Солнце уже взошло. Его лучи пробились в щели вокруг фанеры, закрывающей проём. Позолотили пылевую взвесь в прохладном осеннем воздухе. К Кате начали возвращаться воспоминания, накрадываясь друг на друга кольцами детской пирамидки. Она вскочила, поняла, что уже одета, и выбежала на улицу.
Солнце безжалостно жгло площадь. Отвыкшие от света глаза никак не могли привыкнуть. Сощурившись, Катя начала различать детали.
Зарослей в парке не осталось. Вдалеке виднелся ржавый, местами опрокинутый забор. За павильоном блестел овал рельсов с опрокинутым аттракционом.
Возле трейлера сидел мрачный Боб, очищая от грязи и аккуратно складывая на брезент инструменты. Гуга в рабочих рукавицах носил мусор к воротам. Пип сидел на корточках возле кого-то, раскинувшегося на дерюге. Рядом — в индейской одежде, с веерами из перьев, закрепленными на спине, и с метёлками из них же, зажатыми в руках, — отплясывал по кругу старец Фил.
Катя бросилась к лежащему на тряпье Лёшке.
— Всё в порядке! — раздался голос Пипа. — Он просто крепко спит.
Девушка плюхнулась на колени, пристально наблюдая за тем, как вздымается грудь парня. С беззвучным плачем она прижалась к нему, пока старик всё совершал вокруг свой колдовской танец.
— Но как?.. Она должна была забрать его!
— Да нет. Ведь ты отчасти выполнила просьбу.
Похожие статьи:
Рассказы → Демоны ночи
Рассказы → День Бабочкина
Рассказы → Княжна Маркулова
Рассказы → Властитель Ночи [18+]
Рассказы → Мокрый пепел, серый прах [18+]
Но своё словечко скажу 
