Огарок

Мрачные закоулки арабских улиц. Дым и видения. Трупный запах и уродливые субъекты у железных дорог. Государственные жители и послушные мухи. Столяры, пьющие самогон в мастерских. Новые двигатели для тракторов. Кожаные мешки для пробитых пулями черепов. Классовая борьба и отсутствие будущего. Аморфные сигареты. Грузовики с кошачьим кормом. Карантин и звуки оркестров. Тишина в глубинах свадебных ваз. Кусок зелёного мыла. Одиночество и оправдание насилия. Ритуальный смех над устаревшими божествами.

Колодцы у порога непокорного селения. Огромный паук взобрался на поверхность катафалка. Забор из тростника сконцентрировал в себе огромный потенциал энергии. Рубины в лужах отсутствия захлопнулись в задних проходах метафорического оргазма. У кота, спящего перед калиткой с японским флагом, выросли нежные крылья перепончатой бабочки. И бабочка, обретя вторую голову, подвергла бомбардировке бункеры с марсианским оружием. Члены парламента после двух дней свирепой забастовки радостно пили крепкое вино.

Я гулял по скверу, чувствуя плоть подштанников, прилипших к ногам. Придя домой, я тщательно помылся, очистил ногти от трудовой грязи, тело от пота. Позже я смотрел на пейзаж за окном. Несколько муравьёв ползли мимо. Я раздавил их, брезгливо морщась, затем вытер руки старым полотенцем.

Ночью я, стоя у здания гостиницы, разглядывал прогуливавшегося неподалёку полицейского. Мне время от времени казалось, что человек этот похож на манекен. В круглосуточно работающем торговом центре я приобрёл пакетик лапши быстрого приготовления. Во время недолгого сна меня восхитил слон, танцующий посреди саванны. Уши его напоминали кровавые алмазы, добываемые активно в Либерии и на территории Сьерра-Леоне.

Стук магнитных полей. Влажные очи и пугливые циферблаты. Апология абсурда и идолы фрагментарности. Покровы секретности и обновлённые протоколы. Членские взносы и автоматизм мышления. Коллективистское распределение истины. Рядом с кассетным магнитофоном в почве гнили утонули прислужники коммунистического радикализма. Дождевые капли упали на копья кочевников, а волны морских стихий покатились вверх по ступеням математических уравнений. Опасности, существующие повсюду, размножались посредством спор.

Я зашёл в офис, заметно опоздав, позже поздоровался с начальником. Он стал грозить мне увольнением, но я лишь беззвучно смеялся. Коллеги смотрели на меня странно. После работы я на пустыре купил героин. Меня вскоре остановили полицейские, принялись обыскивать. Как это ни странно, они не смогли найти ничего запрещённого или хотя бы подозрительного. Мне даже принесли извинения за задержание. Немного побродив по детской площадке, оккупированной уродцами, вызывающими жалость и постыдное отвращение (рядом находился центр по работе с детьми, имеющими пороки развития), я у себя сделал инъекцию. Я наслаждался, отключившись от реальности, теми эффектами, что дал наркотик.

Шрапнель и кладовки. Сыр и птичьи яйца. Шерсть замкнутых пространств. Агония керосиновой лампы. Волки, объятые пламенем. Структуры без единого начала. Демократия и верховенство парламентаризма. Букмекерские пабы и ночи с мачете. Родниковая вода. Диалог о вере и неверии. Сомнение всегда продуктивно. Ловушки для глиняных колоссов. Заказ и грязный тон. Прыть и турникеты. Черви под песком засмеялись, подобно одноглазому универсуму.

С моим портативным компьютером случилось что-то странное. Он отчего-то перестал нормально функционировать. И я не мог выкроить время для того чтобы отнести его в мастерскую.

Вьюга и передники. Засовы и поделки из глины. Страсть к конструированию мишеней. Палачи без перстней. Патологоанатомы перед гильотинами. Взрыв на складе просроченных паспортов.

Машины четвёртой модификации восстали из пепла ядерного прогресса. Но от электромобилей погибало много пешеходов, в основном пожилых. Производителям и искусственному интеллекту пришлось вырабатывать алгоритмы особой безопасности.

Что с этою дверью, нет, этим пропеллером, кажущимся заплаканным материнским лицом? Я смог достать пистолет, я стреляю.

Дозорные вышки и бриллианты, зашитые в кожу безропотных овец. Заклинания и пропасть пошлого конформизма. Патока воинственности и контркультуры. Размеры вещевого оборота. Бродяги у транспортных кластеров и причудливых водяных артерий. Драма беззащитного и бесконечного тела. Неприличный жест и присвоение гуманитарной помощи.

Я держу пистолет наготове. Губы у меня дрожат, но хватка рук нормальная. Этот медленно передвигающийся толстяк кажется подозрительным. Замечает ли он меня? Рядом, на вечерней улице, я не вижу больше никого. Почему здоровяк так медлителен? Боюсь, он что-то заподозрил. У меня всё же не хватает решительности стрелять. Вдруг он резко оборачивается. У толстяка вместо человеческого лица морда злобной рептилии. Рот ящера полон острых зубов. Я в панике стреляю. В тварь попали пять пуль. Ящер замертво упал. Я бегу прочь. Вскоре натыкаюсь на многочисленных прохожих, расталкиваю их.

Убил ли я чудовищного толстяка? Может быть, рептилия оправится от полученных ран?

Врываюсь в кафе. Охраннику, пытавшемуся преградить путь, я выстрелил в правую ногу два раза. Внутри настоящая паника. Я падаю и вновь поднимаюсь на ноги раза три, а то и четыре. Мне удаётся закрыться в туалете. Я не знаю теперь, как буду уходить. Снаружи настойчивый стук, от меня требуют, чтобы я немедленно открыл дверь. Стреляю в упор через поверхность двери несколько раз. Я бы стрелял ещё, но пули закончились. Пистолет выпал из руки. На глазах моих изумлённых оружие становится огарком свечи. В ответ не стреляют, но дверь вот-вот выбьют. Наконец, она поддалась. Меня захватило золотым сиянием.

Трущобы и бактерии. Периферийные расследования. Магистральные движения. Каблуки имажинизма. Траур по речному песку. Дивная гармония и мать всех конфликтов. Бумеранг зла. Травматический опыт развенчания иллюзий.

Огарок у меня на коленях. Колени мои сильно исхудали. Я нетерпеливо ожидаю свободы, шаркая по тюремной камере.