Я вижу неизмеримо больше, чем видят другие. И это позволяет мне возноситься над индивидами, разнообразными группками и огромными толпами; этот факт позволяет мне обижать прекрасных людей, пренебрегать наставлениями чужой любви и не слушать внимательно уроки неориторики. В своей мрачной келье я неустанно глотал обезболивающие таблетки. Таблетки эти помогали мне наслаждаться отсутствием физического мучения. Они имели седативный эффект, даря спокойствие, граничащее с апатией; они слегка смазывали карту привычного хода рассуждений, ослабляя кратковременную память.
Вокруг почти кромешная тьма. Снаружи не слышно шагов. Шаги бывают слышны очень редко. Иногда можно уловить разговоры с самим собою или диалоги. Темнота едва ли хороша для мозговой деятельности. Темнота заставляет напрягать зрение, она же стимулирует бесплодные фантазии. Я представляю кучку сторонников яростного порядка, безумно пляшущую под мычание немых. Рядом (или, наоборот, где-то очень далеко) горят костры, на которых готовят пищу и сжигают рукописи. Устрица, прилепившаяся к скале… Я размышляю о говорящих фамилиях и голландских ростовщиках. Я хочу знать, как танцуют девушки в Колумбии (о нет, это уже отнюдь не безумная пляска); мне интересно знать, как они голосуют на выборах президента. Белокурые ангелы, татуировки и коррупция…
Свистящие сабли и гротескные пули. Порванные струны миролюбивых гитар. Смысловая инфекция. Полицейские приёмы, прячущиеся в кустах. Флаги над неурожайными полями. Лингвистическая трансгрессия. Ломтики ранних свадеб. Пастухи, отдыхающие от трудных дел. Роботы, заваливающие шахты новыми моделями искусственных алмазов. Маниакальные наклонности. Рвотные леденцы и крепкие хребты. Спутанные карты. Тетради, исчезающие из услужливых ладоней. Самокаты и порох благонравных гаубиц. Логофилия и логофобия. Стадии развёртывания абсолютной идеи. Сила и сладость вторичных традиций. Парламентаризм и чешуйчатая скорлупа видеорегистрации. Дискурс и непонятые поэты. Протуберанцы, плывущие сквозь комнаты суицида. Корректировка поведенческих сценариев. Сломанные запястья манекенов. Раскрашенные могилы и модернистская клоунада.
Кран был открыт, и ручей потёк в иную сторону. Ручей, тем не менее, не устремился вверх. Кирпичи, как мухи, как безвозмездный дождь, укладывались друг на друга. Горячая телесность и обобщённая предметность. Когда слова теряют своё значение, народ теряет свою свободу. Политическая конъюнктура и историчность военных образов. Социум выживания и социум самораскрытия. Манифестации мятежного духа. Творческие сны под одеялом, обречённым на многокилометровое тление. Утробы и хорошо промытая требуха. Психоанализ и сюрреалистическая траектория кролика. Электрический муравей проснулся в больничном отделении. Полицейские силы подожгли старое дерево, нещадно изрезанное паразитами. Кассеты, на которых записан вальс. Корм для рецидивистов. Онтологические вариации ответа на разные вызовы. Франкфуртские библиотечные тома и жеманные посылы. Порнография и абсурд. Адекватность мышления бытию. Эрудиция и собачье лицо.
Некрофилия и мозаика копеечных ярлыков. Идеологический характер массивных производственных комплексов. Сверхценные идеи и массовые демонстрации. Подземные ядерные взрывы. Нервное чувство самолюбия. Напалм и хронические заболевания. Гусары, гуляющие по бульварам наивности. Иней нищеты и фундаментальные проекты. Связующие цепи больших историй. Насилие, заставляющие сингулярности держаться вместе. Коллективное спасение и стальная идентичность. Тотальный контроль в архивных документах. Причёска перед треснувшим зеркалом. Очерки омерзительных нравов. Сомнения, бродящие по небу, усеянному симптомами оспы. Карусель, нарушающая хронологию взрывов и истерик. Свастика на французском флаге. Приветливый дом с небольшим огородом. Сентиментальный водопровод и райские крыши. Матрица, копирующая себя. Сумма разрушений. Деконструкция официально предписанного менталитета. Клаустрофобия и ванильные облака. Прогнозы символических баталий. Симулякры и гиперреальность. Натяжные потолки и словоохотливые нигилисты.
В мою келью вдруг зашёл гость. Это человек с головою кабана. Он что-то пытается мне сказать, нечто поведать. Но он не может говорить естественным человеческим языком. Какое-то время я храню терпение и молчание. Но позже относительно вежливо выпроваживаю визитёра. Соединение человеческих и животных черт очень продуктивно с культурологической точки зрения. Математическая логика же сгорает на трезвой столешнице.
Трибунал, закрывшийся из-за автоматической мухи. Камни, под землю в исступлении уползающие. Луг, перегороженный алыми щитами. Чёрный кот с единственным глазом, замурованный в стене. Разоблачительное сердце. Холодные виски и чума, лезущая в колодцы. Тренировочные лагеря и скептицизм. Пустой знак и проект воскрешения субъекта. Работорговля и люки. Парниковый эффект. Семена фамильярных вольностей. Жидкость, льющаяся в невесомость. Ячмень лобовых атак. Лицемерие, прикрываемое показной искренностью. Уровни свободы и социального интеллекта. Кактусы и настоятельные советы. Тайники с бесценными категориями. Хмурые титры и повести о нарушенных запретах. Пневматическое новаторство. Авангардизм в широком своём значении.
Машинный минимум и непосредственная визуализация. Плотное пространство согласия. Солипсизм и гипертрофированные мельницы. Азарт погони. Чёрный парус купался в лучах превосходной луны. Луна истекала маслом и сиропом норм приличия. Сквозные демаркации. Озноб и оперение эксцентрика. Гамбургер, съеденный эпатажным бюргером. Лакмусовые замеры и оживающие куклы и ливни. Каштановые зрачки и пылесосы, вьющиеся радужными усмешками. Виртуальные пинки и янтарные пустыри. Копоть военной памяти. Имплантация и биологическая свобода эмбриона. Оппозиция парламента и взбешённых масс. Циники, штурмующие авансцену. Хрупкость ампул и цивилизаторских усилий. Акулы в бочках и дельфины в стаканах. Вечные сараи и гряды гнилого картофеля. Экспрессия и неверие в абсолютность. Дериваты масок и констелляций. Плен и восторг. Шаткие тандемы и пурпурные занавески. Воля к владению компьютерными схемами. Отбор и наследование. Обожжённые животы любителей кваса и ярлыков. Смесь насмешки и вульгарного красноречия. Катастрофы вне воздуха и трамваев. Превращение песни-труда в песнь о труде. Величайшая опасность выпечек и затмения. Порталы и проводники. Буржуазное измельчание индивидов.
Нескончаемая нацеленность на ответ. Высушенная пыльца. Ценности и заварка. Неизвестные шедевры и огульная поступь хулы. Энантиосемия и оплодотворение стойких гробов. Поездки в прерию и бреющие маневры. Танковый биатлон и грустные дирижабли. Хваткие коммерсанты и офисный планктон. Унификация головных уборов. Падение с умопомрачительной высоты. Инварианты и проценты изменений. Судебный прецедент как источник права. Язвящие установки и тонкие кортики. Партия в триктрак перед последним счастливым обедом. Ботинки, продирающиеся сквозь ил. Невыносимое пекло под увеличительным стеклом. Наука стариться и гениальность выживания в условиях отсутствия влаги. Арматура и внезапные монеты. Безразличие и плазменный поклон. Усилия по снижению младенческой смертности. Тело без органов и ризома. Синтаксические функция шпал и единоборств. Брошенные в топки идеи и концепты. Мифы основания и разборы завалов. Огнедышащие щуки, сомы и принципы здравомыслия. Обелиски на улицах холодных хлопьев. Воздушная кукуруза. Простреленные ногтевые пластины. Монотонные церемонии и чайные глотки соблазнов. Кочевые госпитали и раздробленные свечи. Золотая чеканка аристократизма. Повелительное наклонение имени собственного. Мокрые скрипки и зубные вагоны. Сомнамбулы, ощупывающие собственные следы. Морозная кобура и слияние дистанций. Хронологическая изоляция. Манифест испугавшегося партийца. Обходные пути информирования и молчание канарейки. Кашель и смычки.
Кажется, какая тоска оставаться холостяком, под старость, тужась сохранить достоинство, напрашиваться в гости, если хочется провести вечер с людьми, а заболев, разглядывать пустые углы своей комнаты, забившись в угол постели, прощаться всегда у ворот, никогда не подняться по лестнице вместе с женой, видеть у себя в доме только те двери, что ведут в чужие квартиры, нести домой в руке своей что-то на ужин, поглядывать на чужих детей, всякий раз в бездетности своей робея признаться, одеваться и вести себя так, как подсмотрел у двух-трёх холостяков, увиденных в юности.
Всё так и будет, с той только разницей, что в действительности-то будет у тебя и настоящее тело, и голова, а на ней, стало быть, лоб, по которому надо бы стукнуть. Я, впрочем, свой лоб лишь легонько потираю. Я нахожусь в своей келье. Я нахожусь в красной точке. Красная точка взорвалась; келья никуда не исчезнет. Скупой и лысый пожар.
Абсентеизм и свёртываемая торговля. Сказанная глупость и строжайшее выжидание. Ценные реликвии, ожидающие тщательного осмотра. Непричастность и безответственность. Кипы расписных бульдозеров. Бульон, сочащийся сквозь марлю. Поцелуй губ девяностолетнего карателя. Босые нитки и тайные сходки. Урчание в желудке возрождающегося козла. Питон, глядящий на свою добычу грозно. Типология социальных характеров. Лужа у многоквартирного клоповника. Поход в землю семян, похожих на птичьи клювы. Сказание со вкусом ананаса. Рябь на шляпках благодарных губ. Изобретатель, задающий природе вопрос. Оригинальные оперы и пучины. Освистанные гении посреди мучного права на забвение. Гейши и правдивость депортации. Пение и физические упражнения в списках прибавочной стоимости. Порядочность и инфантильность. Угарный газ и дымовая порука. Линейные поступления и версии, падающие на плечи. Собака с поразительной улыбкой, жующая толстую верёвку. Беззубые тараканы в оазисах. Деревянные куклы с тонкими и длинными носами, агонизирующие на синем бархате. Толстостенные сейфы и растворяющиеся в воздухе одинокие карлики. Понимание и мерзость принудительного перемещения. Дебаркадеры и вензеля. Развесная вермишель. Наборы возможностей и пунцовые славословия. Шезлонг, находящийся у крепостного вала. Романтическая специфика и мучное раздолье. Изживание сковывающей движения грыжи. Фатализм и феноменология. Расплата за разбой.
Караваны кочевали по пустыне. Они встречали изредка ковбоев и минитменов со сломанными переносицами. Они наблюдали неврозы навязчивых состояний. Леденцы с продолговатых крыш падали на их головы и порванные жилы. Трудоустройство освещалось куцыми фонариками. Некоторые китайские фонарики взмывали в небо. Сумерки жестоких поколений. Покинутые спешно муравейники. Проницательный читатель и художественность. Неверная рецепция. Указ, запрещающий бороды и синтаксис. Шейные платки. Привлекающая жертвенность. Счёты и алтарь. Высокая мобильность. Оскорбление религиозных чувств и нравственный релятивизм. Связь атеизма со здравомыслием. Дозировка духовности. Высочайшие рескрипты и пленумы. Съеденные сапоги. Политика умерщвления. Гранулированные успехи. Каннибализм, взмывающий к высотам кинематографичности. Чистая длительность. Суконные ларцы. Партикуляризм и секуляризация. Постройки из известняка. Подношения порфирородному отпрыску. Сентиментализм над воплями дадаизма. Чары магнитных апостолов. Степени свободы, присущие отдельным фрагментам. Галлюцинаторные траншеи и песчаные идеологемы. Хосписы, спящие перед слоем карманного снега. Верховная пиявка и покорные черви, жующие структуру рабского менталитета. Пассажиры поездов, направленных в бесконечность. Эпоха костров, сжигающих рулоны туалетной бумаги. Голодный бунт и сухари в дырявых сумках. Ритуалы вещевого приобретения, направленные против экзистенциального страха. Традиция воспитательных порок. Пороги перед ступенями постоянства. Ледяная крупы и круизные томагавки. Небосклон, заслоняемый потоком сознания. Четыре дня тошноты, паранойи, асфальтирования и узнаваний. Схимники и скарабеи. Смертельное благословение.
Чёрные кружева и синие чулки. Напор кипячёной воды. Шаговая доступность богаделен. Растения, чахнущие в неволе. Тропические дожди и омолаживающие яблоки. Осада и раздор. Гантели перед солёной межой. Эпидемии из пластилина. Освежающий душ и общественное насилие. Просвещение и обман. Спонтанность движений бешеной собаки. Оргазм, полученный путём скрещивания дельфина со спрутом. Трепанация и саботаж. Настенная агиография. Колючая проволока и мыльные пузыри. Оскал опытного взломщика сейфов. Барные стойки и навесы. Первоначальное выделение спермы. Ростовщичество и скомканная скатерть. Наплыв сомневающихся во всём умов. Ветер, бьющий в спину. Незыблемые авторитеты и горизонт новизны. Голубые таинства ладоней. Тестостерон и грабли, на которые глупец всё время наступает. Санкционированный гуманными соображениями геноцид. Акт творения бесконечности и сдувания пыли. Родимые пятна и аболиционизм. Предуведомления memento mori. Кактус в стеклянной пустоши. Чеки и отчёты о доходах и расходах. Снежные пути к заоблачным далям. Зажимы и абстракции. Трансцендентальные идеи и бинарные оппозиции. Ода чуждой органике.
Я включил обогреватель. Келья моя наполнилась запахом тепла. Я нашёл на ощупь в одном из карманов спички и зажёг их. Спички сгорали быстро. При этом они озаряли полумрак. Каких-то странных карликов я замечал на стенах. Эти карлики были тождественны теням бессильным. Вселенская борьба с красным цветком. Сварливое вулканическое жерло. Дрель, ударяющая по оконным проёмам и молочным дамбам. Исследователю тотемизма вручили серебряную медаль.
Невероятная и бесспорная истина. Душевные пустоты и заполняемые лакуны. Скользкие референдумы. Обрывки мускатных мыслей. Приём смешивания гетерогенных и гомогенных элементов. Чужеродный святой укус. Записная книжка, где хранятся дробинки малого разговора. Парапеты, дышащие морскою прохладою. Ослепительные конфеты и мёртвые погоны. Закладчик и заимодавец меньше отличаются друг от друга вместительностью своих кошельков, нежели насмешник и осмеянный вместительностью своей памяти. Но вот в чем сравнение между ними, как говорят схолиасты, идет на всех четырех (что, кстати сказать, на одну или две ноги больше, чем могут похвастать некоторые из лучших сравнений Гомера): один добывает за ваш
счет деньги, другой возбуждает на ваш счет смех, и оба об этом больше не
думают. Между тем проценты в обоих случаях идут и идут; - периодические или
случайные выплаты их лишь освежают память о содеянном, пока наконец, в
недобрый час, - вдруг является к тому и другому заимодавец и своим
требованием немедленно вернуть капитал вместе со всеми наросшими до этого
дня процентами дает почувствовать обоим всю широту их обязательств.
Розовый балкон. Удача в опасной игре. Кирка и смог внутри опьяневшего желудка. Фанатизм стиля и стиль фанатизма. Сытые обыватели перед оборванным уличным гением. Вина, найденная в себе. Алгебра великолепной техники. Имманентная связь и скарб отшельников. Организация контркультурных полигонов. Пыльные салфетки и зловещие всадники. Прививка от алкоголизма. Навязчивые мысли, жестокая апатия. Погромы антикварных лавок. Густое варево бижутерии. Гомункулы, падающие с веток яблонь. Синяя осень и охлаждённые ступни. Насмешливый жеребец и отпущенная восвояси муха. Шрапнель ослепительных дней. Игольная терапия и легендарная блокада. Обличье гуманитарной выгоды. Ничтожные посылы и отпущение грехов на золотистом блюдце. Соблюдаемые законы и казарменные кирпичи. Припозднившиеся ученики и угоны самолётов. Маховик, приводимый в движение лабораторными исследованиями. Преступник, поражённый в темя. Агрегации сизых облаков. Метрология и чернильные стандарты. Кляксы, занимающие комнаты в дешёвых гостиницах. Назойливые последователи и эпигоны.
Беззаконные кометы и новейшая экипировка. Самодельные компоненты профессиональных бомб. Пишущие машинки, уставленные в ряды. Угроза исчерпания потенции. Сорняки и несбыточные сны. Прожекты и больные мужья. Воспалённые веки. Противоречия цельного характера. Подтасовка злободневных умолчаний. Аффекты и утраченные иллюзии. Благотворительность и политкорректность. Сакральные тазы и улыбка нервозного кочегара. Загар на полосатой спине. Белизна Эвереста. Нью-йоркская станция, транслирующая рок-н-ролл. Плата за лояльность. Отчуждение и креативность. Универсализм ренессансного смеха. Семена грубого обращения и анархии. Зачатки безумного фронта. Мобилизация семейной агрессии. Знание и понимание. Градостроительство и представления о грядущем. Асфальтовый завод, пожирающий прекрасные заросли. Касты в Индии. Модификации очерков и типов хронотопа.
Я узрел уродливое лицо, размеренно плывущее во тьме. Уродливое лицо быстро исчезло. Но крайне неприятное впечатление осталось, и останется оно, вероятно, надолго. Мне нужно спокойствие. Я щёлкаю возбуждённо пальцами. Возбуждение и сердцебиение должны уняться… Артур Шопенгауэр (под конец его жизни идеи его стали стремительно набирать популярность) учил о космическом самоубийстве человечества. Вашингтон Ирвинг в 1830-е вяло сожалел о печальной судьбе индейских племён. Беллетристика и огненное отцовство. Очень интересно конструировать текст, заранее зная лишь общую схему. Две точки, у человека есть две абсолютные точки, топографические меты: рождение и умирание.
Охапки съедобного хвороста. Сифилис и агония. Крепкие наказания и недоверие к академизму. Похищенное ведро и злобная сатира. Тасование обесценившихся облигаций. Вкрадчивый шёпот хозяев пиршественных палат. Утерянные паспортные данные. Заманчивая специфика отцовства. Задабривание прожорливой моли. Феодальная изоляция и сломанные суставы. Забинтованные наросты. Канцеляризмы, кажущиеся гениальными. Область необходимости в деятельности и прогулках вдоль желтеющих кустов. Вождизм и несчастья герцога. Кардиограмма и архаичные суффиксы. Увеличение числа всеобщих материальных благ. Золотой луч солнца, красный лист рекламной эпиграммы. Взыскание осквернённых памятников. Томление злосчастных узников. Абстрактные декорации и педалирование вопроса о социальном протесте.
Публичный жест, направленный на невозможное. Анчар и раб, судьбу благословивший. Всемирная отзывчивость и ходьба по кругу. На дороге можно услышать детские крики. Но в космосе ни твой, ни чужой крик никто не услышит. Радиация, вшитая в нежный камзол. Боязнь терроризма в Барселоне. Берет, отражающийся в витринах. Скулы и понуждение.
Разовые предупреждения. Исключения из строжайших правил. Характеристика со стороны методиста с бусами. Варёные в клею бублики. Гамаки и симфонии. Попугай, прыгающий сквозь жерло вулкана. Снобы и их повадки. Ярусное строение обгорающих лесов. Лесные пожары чаще всего устраивают люди. Песчинки, вылетающие из фильтров. Снасти и потуги. Волеизъявление голодающего народа. Дирижабли и таланты.
Показательные визуальные акты для лошадей, не желающих пить воду. Умиротворение после нахлынувшей невыносимости. Горбы меланхоличных верблюдов. Имбирь и рытвины. Заплаты на берлогах капитулировавших созданий. Показания ненадёжных свидетелей. Заливы мускатного вкуса. Отмирание проектной деятельности. Бугорки, бросающиеся вовне. Отборные слова, не подпадающие под категории цензуры.
Новички под окнами. Наклейки на проколотых мячиках. Одиночество в кубах и треугольниках. Вьюки и арбузы. Тактика использования меркантильности. Чаяния тенденциозных групп. Вербы на месте следования фантомных шрамов. Приседы и чересчур опасная штанга. Шестиметровые брёвна. Бруски кровной пены. Оцифровка заработанной наледи. Зычные трудовые выкрики. Навет на взрывателя тайных отступов.
Скрытный кавалер, пробирающийся через толпу на железнодорожной станции. Транспорт с тремя колёсами. Предотвращённое опоздание и отмена семейных обстоятельств. Конструктивное говорение и ноябрьские напарники. Кувшины с берлинскими столиками. Графские фамилии и информаторы. Прописные обманы и тернии. Глицерин и жжение под языком. Кольчуга, свисающая с плеч. Помада для дряхлеющих волос.
Огнетушитель, звенящий неординарностью асоциального дурмана. Булавки, вбирающие в себя невесомый жир. Подсолнух и тайна музыкального гения. Приветствие у табачной лестницы. Городки, истекающие маршами и салютами. Одиозные трубадуры и эскалатор, спускающий пассажиров вниз. Сепсис, причиной коего стало множество ранок. Бесплатный сыр и бесплатный сахар. Девиантность, наблюдаемая по движению губ.
Акула, поглощающая метафизическую проекцию. Этнокультурные смыслы и численность населения. Окрас холодной стены. Выработка анархических приступов и парадигма общественного договора. Барин, стоящий в углу. Шланги и трубы, не любящие загадок. Изоляционистская система фортификаций. Меркантилизм и порка дворян. Духовенство и прыщи. Брюссельский переплёт. Кустарно изготовленный протез и нелегальная борода. Конспиративный кончик иглы. Теологические поцелуи и смиренные сиротские приюты. Овал устарелой формы. Принципиальность обменов дарами. Латентная грубость. Призрачные свалки и могучие крылья. Прожектор, вкопанный в сырой песок. Часовые на своих постах. Зелёные бусы и залежи обоюдоострых ферментов. Самодовлеющая реальность отчуждённого зеркала. Эмаль на треснувшей коре. Развлечения диссидентов и аристократии. Мера комического. Креационизм и шаткие модули виртуальности. Опрокидывание млеющих от счастья ложек. Провалы на лестничных пролётах. Ямщики, плюющиеся в банки для зевоты. Кулуары праздничных ванн.
Зоофилия и страх укуса белки. Семантика звенящего колокольчика. Вражеские аргументы и стремена. Обух, навалившийся на сердитое плечо. Антропоморфизм дружественных стаканов. Слизь горючего вдохновения. Вымя оскудевающего благодетеля. Детонатор микроволновых вспышек. Дионисийская безудержность. Бремя властных регалий. Гордое подножие и повинная голова, которую меч не может отсечь. Гидравлика и конкретная поэзия. Шаржи и ретроспективная скрытая камера. Сыщики, под микроскопом разглядывающие земляную перспективу. Панорама юношеских исповедей. Солнечные орехи и вспышки. Всполохи на конечных остановках ладоней. Пауки, ползающие по клею вечности. Избы с гравием внутри. Методы борьбы с неграмотностью, веснушками и морщинами. Выстиранные теннисные носки, прикрывающие собой двуствольное ружьё. Зиждительные взмахи и присесты. Резиновые перчатки и нудные разговоры. Неверная транскрипция. Софа, на которой обретают себя гении века. Будущее, собирающее плоды под листьями лесов сновидений. Храмы, реставрируемые за счёт стирания демаркационных линий.
Плавники похоти. Приветствие и улыбка. Грабли, возлежащие рядом с кувалдой. Писцы, дремлющие на сувенирных осколках суверенитета. Пробоины величественных айсбергов и корпусов. Молекулярная стоимость воробьиных гнёзд. Жрец старый опустил руки в солёный ручей. Ручей помог оправиться его кистям и запястьям после болезни. Сделанные одолжения и тиражи немощных заявлений. Рождение сверхчеловека и жуткие столкновения. Парк крупных машин и льняные знамёна. Загоны для рюмок производительной траты. Капустная сажа. Начальствующие браконьеры и пирамидальные структуры. Бифуркация и резонанс. Слезинка ребёнка для счастья конюшен. Полевые смирительные рубашки. Сливы и мигрень. Обморок женской непокорности. Расподобление и увенчивание.
Интерес, обёрнутый спаянными карнизами, и однокомнатные сумерки. Утайки и смелые певцы переходов. Фураж и запретные намёки. Лёгкое прощение и коромысла разврата. Нетленные породы и церемонии напрасного обещания. Моления о выдаче громкоговорителей. Кабаны, рвущиеся к телесным флагам. Отары, спокойно снующие по заброшенным строительным лампочкам. Унисон и скопления гробовых ремней. Провожатые и цилиндрические котлы. Дружеские трибуны и регистрация ревизоров. Алые маки и греховные позы. Аэропланы и греческий огонь. Ткань, стелящаяся по болотам. Звериный аппетит и животные программы. Девятичасовая работа.
Я смог разрушить свою келью. Я сжал кулак и нанёс единственный удар, не очень сильный, но чёткий. Тьма, окружающая меня, рассеялась. Солнечный свет облил со всех сторон и обласкал. Я марширую, и темп моего марша есть темп этой стороны улицы, этой улицы, этого квартала. Я по праву в ответе за все двери, за столешницы, за тосты пьющих, за любовные пары на их кроватях, в коробках новостроек, в тёмных подворотнях у брандмауэров, на оттоманках в борделях.
Я ценю и прошлое своё, и будущее, находя и то и другое превосходным, не отдавая преимущества никому, только сетуя на несправедливость прозрения, осыпающего меня своими дарами.
Кражи у наивных попутчиков. Легитимные пончики и вздохи старых дев. Плинтус, отслаивающийся от умелых пальцев. Паникёрство в с виду благополучных колоннах. Смятые хрящи и вольности. Кожура музыкальных аппаратов. Охлаждённые монеты и трюки дрессированных акробатов. Вата, вырывающаяся из цепкого халата. Набожные взгляды и спокойное умиление.
Монастырь, в котором я долгое время находился, располагался на Марсе, давно приспособленном для жизни людей. Монастыря больше нет. Перед собой я вижу красноватый марсианский песок. Он горит. Пламя обжигает песок, раскаляя его, превращая в стекло. Пламя… Я завороженно смотрю на него.
Огонь – это воплощение ужаса, разрушительной, опасной стихии. Огонь беспощаден, он несёт смерть, разрушения, горе. Он неотвратим, он страшен. Он убивает, давит и поглощает всё хорошее, молодое… Впрочем, на огонь можно посмотреть с другого ракурса. Возможна иная интерпретация. Огонь – это тепло, это сила созидания, порядка, противостоящая бессмысленности, неупорядоченности, хаосу. Огонь несёт с собою соки обновления. Огонь ликует, и вместе с ним ликует сама жизнь.
Смысл жизни - карнавал; смысл жизни – праздник. Праздник же знает лишь относительное, он смеётся надо всем, что претендует на вечность.
