Птичий остров. Глава 2

Утром Грегори поднялся рано - сегодня был его черед считать птичек, - быстро позавтракал и вышел на улицу.

Серые тучи закрыли небо, они висели так низко, что, казалось, цеплялись за верхушки елей и падубов. Дул холодный ветер. Грегори пониже надвинул капюшон, закрыл лицо шарфом и трусцой побежал на пляж.

Птицы тоже чувствовали надвигающуюся бурю. Они беспокойно метались над морем, громко кричали, сгоняли птенцов к гнездам.

Грегори вытащил из кармана блокнот с ручкой, стянул перчатки и, ежеминутно дуя на пальцы и матерясь, приступил к подсчету. Мерзкие твари делали все, чтобы усложнить процесс: носились туда-сюда, сбивались в стаи, разлетались в разные стороны. Да еще и орали, как оглашенные.

Когда Грегори закончил бегать по пляжу вслед за тупыми птицами, начался шторм. Почерневшие тучи опустились к самой земле, придавили птиц, деревья и счетовода-любителя к земле. Стемнело, хотя еще на наступил полдень.

Пригибаясь под порывами ветра, Грегори побрел к дому. Парню чудилось, что его подгоняет невидимый великан: пинает под зад тяжелым сапожищем, бьет кулаками по спине, рвет с плеч куртку, швыряется кусками льда.

Поднялась метель, идти становилось все тяжелее. Грегори решил срезать путь по замерзшему озерцу. Идея оказалась неудачной. Лед был гладким и чертовски скользким, поверх него намело порядочные сугробы – такие высокие, что пару раз парень терял обувку в снегу. В промокших джинсах и угги (а ведь Анжела сколько раз советовала не выпендриваться и надевать лыжные штаны и валяные сапоги), Грегори все брел и брел через озеро, внезапно ставшее бесконечным. В снежной круговерти уже не было видно ни берега, ни деревьев, ни холма, ни дома. Вдобавок и ветер переменил направление, теперь он дул в лицо. От колючих льдинок шарф не спасал, а дышать было трудно, - мокрые шерстинки забивались в рот и в нос, - поэтому Грегори стащил шарф и бросил на землю. Спустя пару минут щеки, подбородок и лоб покрылись царапинами, словно на лицо шлепнулась очень жесткая красная паутинка.

Невидимый великан ударил Грегори кулаком в грудь – раз, другой. Парень пошатнулся и осел в сугроб. Посидев несколько секунд, встал на четвереньки и пополз в том направлении, где, как ему казалось, был берег, а за ним – уже недалекий холм. И теплый дом.

Порыв ветра вмёл со льда снежную крошку. На Грегори снизу – из озера - смотрело чье-то лицо, с белыми, опушенными снегом ресницами и бровями, с раскрытым в немом крике ртом, с неестественно побелевшими щеками.

Парень застонал, упал ничком и закрыл глаза. Дикий вой великана, грохот волн и крики встревоженных птиц стали стихать, отдаляться. Наконец мир накрыло белым покрывалом безмолвия.

Грегори пришел в себя уже дома. Он лежал на кровати, раздетый, укрытый одеялом. Рядом сидела Анжела.

- Очухался? Вот и хорошо. Садись. Сможешь сам?

Она подняла подушку и помогла Грегори сесть. Потом налила из чайника пахнущего травами чая и протянула чашку парню.

Тот сделал пару глотков и закашлялся.

- Знаю, горький, но надо выпить все. Давай, потихоньку. Вот так.

- Что… что случилось?

- Уже все в порядке. Когда ты возвращался с пляжа, начался буран. Ты решил поспать в сугробе, только и всего. Не самая удачная идея, скажу тебе.

- Это ты меня…

- Я, я, кто же еще… Допил? А теперь спи.

Анжела забрала у Грегори чашку и вышла из комнаты.

Снежная буря бушевала над островом три дня. Все это время Грегори валялся в постели, поднимаясь только в туалет. Анжела приносила противный горький напиток и еду – куриный бульон и гуляш с рисом. Грегори был слишком слаб, чтобы протестовать, к тому же мясная пища действительно помогала восстанавливать силы.

К счастью, обошлось без обморожений, но лицо и руки саднило так, словно парень старательно протер их наждачной бумагой.

Чем занималась все это время напарница, Грегори не знал – она появлялась только три раза в день. Накормив и напоив, отмахивалась от благодарностей и исчезала.

Больной много спал. И каждый раз, стоило ему закрыть глаза, он проваливался в сон – чудеснее и страннее всех, которые ему приходилось видеть раньше.

Грегори стоял у окна и смотрел на улицу. Была ночь. В воздухе кружились снежные вихри, слышно было завывание ветра. А посреди белого сверкающего великолепия танцевала под неслышную музыку Анжела. Казалось, ей совсем не было холодно, хоть она и была одета в тонкое, расшитое серебром платье. Женщина кружилась, плавно взмахивала руками, босые ноги легко ступали по снегу, длинные каштаново-рыжие волосы развевались на ветру. Вокруг летали крачки, тяжело взмахивая крыльями из остро заточенных ножей черного металла. Снежные буруны и тяжелые, словно покрытые мазутом волны двигались в том же ритме, что и танцующая, словно слышали ту же музыку.

Грегори был уверен, что это самая чудесная мелодия на свете. Нужно немедленно выйти на улицу. Только там – под разноцветными молниями, среди волшебных небесных дворцов – можно услышать чарующую музыку. Он должен, должен услышать ее, записать на листке нотной бумаги, сыграть! На чем угодно – на гитаре, пианино, да хоть на губной гармошке!

Грегори бежал к двери, но она оказывалась заперта. Тогда парень принимался трясти крепкую раму, пытался открыть шпингалет, но тот не поддавался. В отчаянии, в печали Грегори прислонялся лбом к стеклу, и тут из сверкающей круговерти танца женщины-птиц-снежинок выплывало страшное лицо с белыми, опушенными снегом ресницами и бровями, с раскрытым в немом крике ртом, с неестественно побелевшими щеками. Оно все ближе, ближе, все больше, все ужаснее. Вот оно просачивается через стекло, блеклые губы раздвигаются, обнажая два ряда острых, на глазах удлиняющихся зубов, подобных черным перьям-ножам.

Грегори отчаянно махал руками, отбиваясь от призрака, и просыпался с криком.

***

Буря закончилась так же внезапно, как и началась. На четвертый день небо снова стало чистым, а весь остров был покрыт сугробами причудливой формы, сверкавшими в лучах утреннего солнца.

Анжела и измученный не столько пережитым, сколько странными снами Грегори вылезли наружу через окно гостиной. Двери завалило, да и вокруг домика намело столько снега, что понадобилось два часа, чтобы заново прокопать тропинки в заносах выше человеческого роста.

Грегори махал лопатой, как одержимый, пытаясь физической работой прогнать неуместные мысли о напарнице, на которую он уже не мог смотреть как на старшего коллегу. Теперь парень видел в ней женщину, привлекательную не только и не столько внешней красотой, сколько завораживающим ужасом, пережитым во сне.

Через пару часов Анжела отправила парня домой, сославшись на то, что он еще не совсем пришел в себя после неприятного происшествия, а сама пошла считать птиц и проверять трубы и проводку. Грегори, чувствуя себя виноватым и из-за одолевавших его мыслей, и из-за того, что Анжеле придется работать за двоих, занялся обедом.

Ели молча. Анжела устала, а Грегори все еще злился. И на себя за чудные сны, и – еще больше – на напарницу. Парень точно знал, что сны – не просто образы уходящего дня, отзвуки пережитого, но часть общего энергополя, послания из астрала. Но он не нуждался в таких посланиях! Он хотел вернуться к привычному душевному спокойствию, к состоянию гармонии с собой и Вселенной. А для этого требовалось избавиться от видений танцующей Анжелы, птиц с прекрасными и смертоносными крыльями, от лица, явившегося то ли из-подо льда, то ли из мыслей этой такой неприятной, и все же привлекательной женщины. Но как сказать ей, чтобы оставила его в покое и не тревожила своими фантазиями, - Грегори не знал.

Вечером он вышел полюбоваться полярным сиянием, надеясь, что эффектное зрелище поможет постигнуть не низкую тайну пола – в которой и тайного-то ничего нет, - но еще одну тайну этого огромного, дивного, прекрасного мира.

Но и Великий Архитектор разочаровал Грегори. Сегодня на небе были видны лишь широкие полосы, огромные столбы света и кольца, похожие на донатсы-переростки. Они были белы, скучны и банальны.

Посмотрев на это примитивное зрелище минут пять, Грегори собрался уже вернуться в дом, как заметил тень возле рощицы. Ошибиться было невозможно: торы и цилиндры освещали землю не хуже мощных прожекторов. На опушке стоял человек. Высокий, стройный, в темной куртке и черных джинсах. Было что-то странное, неестественное в четко очерченном силуэте. Не сразу парень сообразил, что у незнакомца нет правой руки.

Грегори протер глаза, моргнул и снова посмотрел в сторону рощи. Там никого не было.

Вернувшись домой, парень прошел на кухню. Анжела заваривала чай.

- Вы как себя чувствуете? Все нормально?

- Да. Я в порядке, - Грегори сел за стол. – Анжела, скажите, здесь бывают миражи?

- Конечно, бывают. Видели что-то странное?

- Человека в роще.

- Здесь никого нет, кроме нас.

- Я понимаю. И все же…

- Грегори, вы пережили очень неприятное приключение, были больны. И да, во время полярных сияний миражи – частое явление. Преломление света, необычные тени, изменение плотности воздуха. Вы наверняка читали, как призраки увлекали в пропасть опытных альпинистов, как в пустынях путешественники видели оазисы и дворцы, которых не было на самом деле. Здесь тоже самое. Главное, не поддаваться, не обращать внимание на видения, помнить, что они – ненастоящие… Может, выпьете еще отвара? Мне кажется, вы еще слабы.

- Он такой противный. Но давайте. Я и так вас подвел: вляпался в неприятности на ровном месте, вам пришлось ухаживать за мной. А сегодня и работать за двоих. Всему виной моя неопытность.

- Я привыкла. И не переживайте: опытность тут не причем. То, что случилось с вами, могло случиться и со мной, если бы я оказалась на вашем месте. Лучше поскорее приходите в форму. Птицы вернулись, будет много работы. Да и трубы я сегодня проверила не все. Завтра пройдемся еще разок вместе.

- Конечно… Анжела, а вот о миражах… Может здешний воздух, свет, ну я не знаю, что там еще… вызывать странные сны?

- А вам снятся странные сны?

Грегори кивнул.

- Думаю, воздух и свет не виноваты. Возможно, дело в том, что вы оказались в непривычной обстановке. Маленький островок, крачки какие-то, нас здесь только двое. Для вас – городского человека – всё в новинку, не так, как должно быть. Вот вам подсознание и подсовывает всякие разности. Это пройдет.

Грегори вздохнул. Как было бы просто, если бы можно было списать все на шалости подсознания. Но парень был уверен: причина - в Анжеле, в их связи через астрал. Она и только она повинна в этих снах.

Да, он попытался намекнуть, но дамочка сделал вид, что не поняла. Тоже ученая выискалась! Надо что-то делать, пока эта особа не свела его с ума своими миражами и грезами.

Что нужно делать, Грегори не знал. Стоило лечь спать и дождаться откровения, совета – из тех, что приходили в прежних, казавшихся такими далекими снах прошлой жизни. Но сейчас у парня не было уверенности, что сон придет свыше, а не от Анжелы.

Грегори решил, что сегодня ночью он не будет спать. Может быть, так удастся отвязаться от ненужных видений. Дождавшись, когда Анжела ляжет и погасит свет, парень тихонько прошел на кухню, заварил кофе покрепче, вернулся в комнату и достал альбом и краски.

Нельзя сдаваться, надо еще разок попробовать нарисовать красоту, что за окном, там, в черном, усыпанном звездами небе. И именно ту, которую видел сегодня. Белые геометрические фигуры – это тебе не цветы да дворцы, придать им объем, вдохнуть жизнь, сделать настоящими – не так просто. Кофе хороший, ночь длинная – чего еще желать.

Грегори давно не переживал такого состояния – полной погруженности в создаваемый мир, отрешенности от нереальной реальности, абсолютной уверенности в том, что его руку направляет неведомая, но высшая сила.

Закончив рисунок, он чувствовал себя выжатым, как лимон. Именно так, как бы банально это ни звучало.

Парень отложил кисть и закрыл глаза. Хотелось отдохнуть от яркости бушевавших в душе образов и красок.

Спустя какое-то время – может, минуту, а, возможно, и вечность, - он почувствовал, что наконец готов вернуться в здесь и сейчас. Открыл глаза, взглянул на рисунок и отшвырнул его.

Не до конца просохший лист соскользнул со стола, перевернулся и с противным чавканьем шлепнулся на пол.

Грегори встал и дрожащими руками поднял рисунок. С черного, усыпанного яркими звездами неба, окруженное сверкающими торами, высоченными цилиндрами и полоссами, на художника смотрело лицо с белыми, опушенными снегом ресницами и бровями, с раскрытым в немом крике ртом, с неестественно побелевшими щеками.

Грегори застонал, снова бросил лист – тот упал под стол, – и отвел глаза. Хотелось смотреть куда угодно – в экран компьютера, в одну из этих чертовых научных книг, в таблицу с долбанными птицами! Лишь бы не видеть этого неизвестно откуда возникшего, такого живого, настоящего, реального лица. Парень обернулся к окну.

За стеклом, на сверкающей равнине, под неслышную музыку танцевала женщина в белом, полупрозрачном, сотканном из снега и льда платье. Вокруг летали крачки, тяжело взмахивая крыльями из остро заточенных ножей черного металла.

Похожие статьи:

Рассказы → Голуби

Рассказы → Спасти городского голубя

Рассказы → Небо велоцирапторов

Рассказы → Человеческий фактор

Рассказы → Колдовское лето в Боровичково - 15