Соло Богини Луны Фрагмент 4

 

 

  При  всём  том  крайне  неблагоприятном  расположении  небесных  светил,  ознаменовавшем  моё  прибытие  в  город  «теноров  и  поэтов»,  я  не  мог  пожаловаться  на  отсутствие  странных  совпадений  и  случайностей,  как  бы  невзначай  открывавших  мне  глаза  на  происходящее  и  вынуждавших  меня,  так  или  иначе,  принимать  своевременные,  а  зачастую  -  превентивно-упреждающие  меры. Благодаря  такому  особому  положению  вещей  я  приучил  себя  быть  готовым  к  любой  неожиданности  и старался  всегда  держаться  настороже.  Тем  не  менее, разговор  с   Сальвией  растревожил  меня  не  на  шутку.  Не  столько  само  предупреждение,  сделанное  ею  в  предельно  скупой  и  сжатой  форме, сколько  её  сбивчивый  испуганный  полушёпот  укрепил  меня  во мнении,  что  все  экскурсии,  затеваемые  синьором  Камполонги   якобы  с  целью  «наилучшего  ознакомления  с  культурой  народов  древних  Апеннин»,  несут  в  себе  мощный отрицательный  заряд  и  нацелены,  помимо  всего  прочего,  на  полный  разрыв  наших  с  Аделиной  отношений.  Несомненно,  они  представляли  для  нас  ещё  и   ту  скрытую,  искусно  завуалированную  угрозу,  чьи  очертания,  видимые  поначалу  довольно  расплывчато,  постепенно  прояснялись,  принимая  раз  от  разу  всё  более  устрашающие  размеры.

  Мне  не  раз  доводилось  слышать  про  развалины  древнего  языческого  храма,  обнаруженного  не  так  недавно  у  подножия  Везувия,  со  стороны  восточного,  самого  труднодоступного  его  склона.  Синьор  Камполонги  говорил  много  интересного  про  этот  храм,  в  раскопках  и  обследовании  которого  ему  как  специалисту  по  этрусской  античности  довелось  принимать  личное  участие. Со  свойственным  ему  красноречием  он  рассказывал   о  пышных   церемониях,  некогда  устраиваемых  в  храме,  до  мельчайших  подробностей  расписывая  детали оформления  ритуалов  и  мистерий;  от  него  мы  узнали  и  о  жертвах,  приносимых  богине  Луны. /Храм,  по  его  мнению,  был  посвящён  Диане-Артемиде/.  Всё  это,  конечно,  было  очень  интересно  и  занимательно.  Но  при  всём  том  синьор  Камполонги  неоднократно  давал  понять,  что  хотел  бы  лично  ознакомить  нас  двоих,  меня  и  Аделину,  с  культовым  памятником  глубокой  древности,  и  эта  его  нарочитая   заинтересованность  в  нашем  «ознакомлении»  не  очень  мне  нравилась.  Все   его  предложения  были  сделаны  явно  неспроста.  Однако,  синьор  Камполонги  оставался  верен  себе.  Действуя  со  свойственной  ему  лукавой  обходительностью,  он,  как  всегда,  умело  оставлял  меня  на  позиции  пассивного  наблюдателя,  лишая  возможности  как-либо  влиять  на  ход  событий.  Отодвинутый  на  задний  план,  я  постоянно  терялся  в  догадках,  медлил  с  выводами  и  только  теперь,  после  разговора  с  Сальвией,  смог   подвести  окончательный  итог  всем  своим  сомнениям.

   Внутренний  голос  давно  твердил  мне,  что  центр  тяжести  происходящего  рано  или  поздно  сместится  к  этим  загадочным  руинам,  и  что  именно  им  будет  уготована  роль  того  самого  пресловутого  ружья,  которому  в   заключительном  акте  надлежит  произвести  решающий  выстрел.  Всё  сводилось  к  тому,  что  момент  выстрела  вот-вот  должен  был  наступить!

 

  Быть  может,  вся  ситуация  смотрелась  бы  несколько  проще  и  не  внушала  столь серьёзных  опасений,  и  я  не  стал  бы  действовать  с  такой  опрометчивой  поспешностью  /в  конечном  итоге  сослужившей  мне  дурную  службу/,  если  б  не  слова  «лунное  посвящение»,  несколько  раз  сорвавшиеся  с  языка  Сальвии.  Они-то  и  вызвали  у  меня  наибольшее  беспокойство.  Что  за  посвящение?  Какого  рода  посвящение?  Во  имя  чего  и  кому?  И  при  чём  здесь  Аделина?..  Сама  Сальвия  ничего  не  могла  к  этому  добавить  /или  же  не  хотела/,  но  её  крайне  напуганный  вид  говорил  сам  за  себя. «Синьор  Пинаевский…  Срочно  забирайте  Аделину…  -  не  столько  слышал,  сколько  читал  я  по  движению  её  побелевших  губ.  -  Скорее   поезжайте  в  Чезаре-Сьепи.  /так  называлось  местечко  у  подножия  Везувия,  где  находились  развалины  вышеупомянутого  храма./  Там…  там…»  А  дальше  всё  переходило  на  едва  слышимый  шёпот,  в  котором  было  различимо  лишь  таинственное  «посвящение».

  Короче  говоря,  оставив  все  расспросы  на  потом,  я  сразу  побежал  ловить  такси  и  уже  меньше  чем  через  час  расплачивался  с  водителем,  выражая  ему   благодарность  за  быструю  и  мягкую  езду. С  местными  жителями  мне  также  повезло.  Наскоро  разузнав  всё  необходимое  о  предмете  своих  поисков,  я   без  промедлений  выступил  в  путь,  рассчитывая  в  скором  времени  увидеться  с  Аделиной.  Времени  в  моём  распоряжении  было  вполне  достаточно,  чтобы  до  наступления  темноты  успеть  решить  все  проблемы.

   Возможно,  всё  и   получилось  бы  именно  так,  как  я  планировал, но  в  дело,  как  это  чаще  всего  случается,  вмешались  непредвиденные обстоятельства.   По  пути  в  Чезаре-Сьепи  ко  мне  пристала  какая-то  потрёпанного  вида  девица  в  джинсовом  костюме,  которая  собиралась  разыскивать  там  же   своего  молодого  человека – свободного  художника,  любителя  пленэрной  живописи.  С  раннего  утра  он,  по  её  словам,  отправился  на   склоны  Везувия  искать  подходящую  для  этюдов  натуру  и до  сих  пор  не  вернулся  назад,  несмотря  на  то,  что  обещал  быть  к  обеду.  На  звонки  он  не  отвечал,  и  хотя  ранее  ему  было  свойственно  отключать  на  время  работы  телефон  /чтобы  творческий  процесс  не  перебивался  ненужными  разговорами/,  но  сейчас  его  слишком  затянувшееся  молчание  сильно  тревожило  его  подругу.

  Девица  в  самом  деле выглядела  очень  расстроенной;  подтверждением  чему  служили  её  покрасневшие  от  слёз  глаза,  а  также  сигареты,  ломавшиеся  в  её  дрожащих  пальцах  одна  за  другой  при  попытках  закурить.  Узнав,  что  я  из  России,  /сама  она  оказалась  наполовину  русская/  девица  буквально  вцепилась  в  меня  и  уже  не  отходила  ни  на  шаг.  Она  очень  умело  и  вовремя  разрыдалась,  когда  я  попытался  в  мягкой  форме  отказать  ей,  и  сказала,  что  только  в  компании  с  соотечественником  не  чувствует  себя  «покинутой»  и  «беспомощной».  Меня  такое  партнёрство,  понятное  дело,  совсем  не  устраивало,  но,  как  ни отнекивался  я,  ссылаясь  на  крайнюю  занятость и  нехватку  времени,   мне  всё  же  пришлось   стать  её  провожатым…

 

  События  этой  спасательной  операции  развивались  примерно  в  той  же  роковой  последовательности,  как  и  в  случае  с  часовщиком,  только  на  сей  раз  всё  происходило  быстрее,  сумбурней  и  драматичнее.  С  самого  начала  моя  спутница  уверяла,  что  хорошо   знакома  с  этими  местами,  поскольку  ей  будто  бы  уже  доводилось  тут  бывать,  но  вскоре  выяснилось, что  по  умению  ориентироваться  на  пересечённой  местности  она  ненамного  обошла  часовых  дел  мастера.

  По  мере  того  как  мы  углублялись  в  места  всё  более  труднопроходимые,  не  имеющие  заметных  признаков  человеческого  пребывания,  девица  выказывала  всё  большее  беспокойство  и  растерянность.  Испуганно  озираясь,  она  прыгала  как  белка из  стороны  в  сторону,  металась  от  дерева  к  дереву,  волчком  крутилась  на  одном  и  том  же  месте  и  наконец   с  тихим  стоном  «Нет-нет,  не  то!»  продолжала  тащить  меня  за  собой. Когда  же  выяснилось,  что  мы  сбились  с  пути  -  а  иначе  при  нашем  бестолковом  кружении  и  быть  не  могло  -  девица  потеряла  последние  остатки  самообладания.  Она  разразилась  истерическими  рыданиями,  которые  сменились  таким  же истерическим  хохотом,  после  чего,  бросив  на  меня  насторожённый  взгляд,  спросила,  не  было  ли  у  меня  накануне  этой  поездки  каких-либо  дурных  предчувствий?

  Что  я  мог  ей  ответить?  Дурных  предчувствий  как  тогда,  так  и  сейчас,  у  меня  было  предостаточно,  но  мне  не  хотелось  обсуждать  эту  тему   со  своей  случайной  знакомой. 

  Джинсовая  девица  была  явно  не  в  себе. Томимая  какими-то  смутными  догадками  и  прозрениями,  она,  захлёбываясь  слезами,  принялась  вдруг  рассказывать  о  том,  как  на  днях  её  приятель  получил  от  кого-то  очень  выгодный  заказ. От  него  требовалось  написать  картину  здесь  неподалёку,  на  развалинах   храма  Дианы-Артемиды,  при  свете  полной  Луны,  с  натуры,  которую  ему  укажут  на  месте  ровно  в  полночь.  Жутковатая  необычность  назначенных  условий  была  с  лихвой  компенсирована  размерами  обещанного  вознаграждения. Постоянно  страдавший,  как большинство  представителей  его  цеха,  от  острой  нехватки денег,  художник  с  радостью  ухватился  за  это  предложение;  ей  же  сделанный  заказ  пришёлся  не  по  душе,  несмотря  даже на  то  что  у  них  наконец-то  появилась  возможность  погасить  все  долги.  Что-то,  по  её  мнению,  тут  было  «не  то».  Она  всеми  силами  пыталась  отговорить  его,  но  он,  конечно,  не  стал  ничего  слушать. Художник  откровенно  пренебрёг  предупреждениями  своей  подруги  -  и  вот  результат!!  Выбирая  подходящую  натуру,  он  исчез,  словно  испарился,  и  теперь  неизвестно,  где  он,  что  с  ним  и  найдут  ли  они  его  вообще.

  Болтовня  джинсовой  девицы  необычайно  раздражала  и  утомляла  меня.  Стало  окончательно  ясно,  что  я  имею  дело  с  человеком  неадекватным,  не  умеющим  и  не  желающим  контролировать  свои  нездоровые  эмоции.  Но  забота  о  ней  всё  же  входила  в  мои  обязанности,  и  когда  её  начал  бить  нервный  озноб,  мне  пришлось  накинуть  ей  на  плечи  свою  куртку. Затем,  чтоб  хоть  как-то  успокоить  попутчицу,  я  предложил  ей  глотнуть  немного   коньяку  из  своей  походной  фляги,  которую  всегда  ношу  с  собой.  В  разумных  дозах  коньяк,  как  правило,  стабилизирует  и  помогает  восстановить  душевное  равновесие.

  Девица  приняла  моё  предложение  с  подозрительной  благодарностью.  Взяв   флягу,  она  присосалась  к  ней  с  таким  неистовством,  что  мне  едва  удалось  забрать  её  назад,  не  дожидаясь,  пока  та  опустеет  полностью.

  -  Вам  же  станет  плохо!  - воскликнул  я,  чуть  ли  не  силой  вырывая  флягу  из  её  рук.

  Но  плохо  ей  не  стало.  Напротив,  после  такого  активного  вливания  бледные  щёки  натурщицы  слегка  порозовели,  губы  искривились  в  жалком  подобии  улыбки,  в  глазах  появился  чувственный  блеск,  немного  скрасивший  её  невзрачную  наружность.  А  спустя  пару  минут  её  охватила  болезненная  слабость  и,  как  следствие,  неуёмная  жажда.  Издав  обречённый  стон,  она  опустилась  на  каменную  плиту  и  принялась  слёзно  умолять  меня  раздобыть  ей  хотя  бы  глоток  воды.

  Это  беспомощное  порождение  поп-арта  требовало  от  меня  невозможного!

  Где  я  мог  достать  для  неё  воду?!  Наверное,  она  полагала,  что  у  меня  при  себе  имеются  ещё  и  запасы  воды,  что-то  наподобие  той  коньячной  фляги.  В  любом  случае,  требования  джинсовой  натурщицы  далеко  выходили  за  пределы  моих  возможностей,  и  я  ни  за  что  не пошёл  бы  у  неё  на  поводу,  если  б  к  тому  моменту  сам  не  захотел  пить.  В  состоянии  волнения  человеку  свойственно  испытывать  острую жажду,  а  нарастающая  тревога  за  Аделину  сделала  эту  муку  совсем  нестерпимой.

  После  недолгих  поисков  мне  удалось    найти  поблизости  неглубокую  с  виду  расселину,  на   дне  которой  журчало  и  плескалось  нечто,  похожее  на  небольшой  ручеёк.  Слушая  это  заманчивое  журчание,  нетрудно было  представить  себе  струйки  холодной,  прозрачной  воды,  бегущей  по  кремнистой  ложбинке  -  и  желание  поскорее  утолить  жажду  сыграло  со  мной  злую  шутку. Не  позаботившись  об  элементарных  мерах  предосторожности,  я,  недолго  думая,  полез  в  расселину  и,  только  оказавшись  на  дне,  открыл  для  себя  одну,  не  очень  приятную  истину.  На  самом  деле  провал  был  намного  глубже,  чем  казался  сверху.  Впрочем,  это  было   ещё  полбеды.  При  поспешном  спуске  со  мной  случились  действительно  серьёзные  неприятности.  Цепляясь  за  камни,  я  в  кровь  ободрал  об  острые  выступы   руки  и  лицо,  а  кроме  того,  поскользнувшись  на  мокрых  камнях,  основательно  подвернул   ногу.  И  теперь  выбраться  из  этой  дыры  без  посторонней  помощи  представлялось  делом  весьма  затруднительным,  почти  невозможным! 

  Увидев,  какая  меня  постигла  беда,  джинсовая  натурщица  пришла  в  состояние  неописуемого  ужаса.  Некоторое  время,  охваченная  паникой,  она  бегала  возле провала,  пытаясь  что-то  предпринять,  потом  опять  впала  в  истерику,  хотя,  надо  отдать  ей  должное,  при  всём  том  пару  раз  честно  пыталась  дотянуться  до  меня  рукой. Когда  же  выяснилось,  что  не  в  её  силах  вытащить  меня  наверх,  она  перепугалась  ещё  больше  и,  наконец, сказала,   что  ей  придётся  сбегать  в  ближайшее  селение  за  подмогой.  В  её  устах  это  звучало слабым  утешением.  Я  не  представлял,  как  моя  попутчица  сможет  самостоятельно  найти  дорогу  назад,  но,  со  своей  стороны,  ничего  другого  предложить  всё  равно  не  мог.  Девица  умолила меня  «потерпеть  ещё  немножечко»  и  умчалась  прочь,  не  переставая  повизгивать  и  завывать  от  ужаса,  -  на  этом  дело  и  кончилось.  Больше  я  её  не  видел…

 

  ..Прошло  немало  времени,  прежде  чем  я,  героически  преодолев  массу  трудностей  и,  в  первую  очередь,  боль  в  повреждённой  стопе,  сумел-таки  выкарабкаться из  расселины  на  поверхность  без  посторонней  помощи.

  К  этому  часу  стемнело  окончательно,  но  определить,  как  долго  просидел  я  на  месте  своего  вынужденного  заточения,  не  представлялось  возможным.  Мой  мобильный,  часы  и  планшет  остались  в  карманах  куртки,  которую  я  с  таким  заботливым  легкомыслием  накинул  на  плечи  своей  подопечной.  Лишённый  необходимых  средств  связи  и  определителей  времени,  без  которых  любой  современный  человек  не  мыслит  своего  существования,  я  чувствовал  себя  потерпевшим  крушение  моряком,  выброшенным  волной  на  берег  необитаемого  острова.

  Джинсовая  натурщица  так  и  не  объявилась.  На  каменной  плите,  служившей  ей  сиденьем,  валялось  несколько  тлеющих  окурков,  но  самой  виновницы  моих  бесполезных  подвигов  нигде  видно  не  было.   Не  могу  сказать,  чтоб  этот  факт  сильно  обескуражил  меня. Выступая  в  путь  в  сопровождении  такой  непредсказуемой  компаньонки,  я   внутренне  готовил  себя  к  чему-то  подобному,  хотя,  конечно,  не  мог  предположить, что  её  исчезновение  произойдёт  вместе  с  моей  верхней  одеждой.  Сумела  она  добраться  до  населённого  пункта  или  нет  -  этого  я  не  знал,  да  и  знать  особенно  не  хотел.  Теперь  в  первую  очередь  мне  надлежало   позаботиться  о  себе  самом,  ибо  моё  собственное  положение  оказалось  весьма  незавидным.  Вывихнутый  голеностоп  всё  больше  ныл  и  воспалялся,  и  я  с  трудом  представлял  себе,  как  смогу  в  таком  состоянии  двигаться  дальше.  Лишь  после  того  как  в  ближайшем  кусте  орешника   удалось  выломать   большую  длинную  палку  -  утрированное  подобие  костыля  -  я  смог  с  её  помощью  утвердить  себя   в  вертикальном  положении  и  сделать  несколько  самостоятельных  шагов.

  С  наступлением  темноты  вся  окружающая  обстановка,  и  без  того  не  внушавшая  оптимизма,  сделалась  ещё   мрачнее.  Необъятная  громада  Везувия,  заслонившая половину  звёздного  небосвода,   впервые  наблюдаемая  мной  в  такой  непосредственной  близости,  казалась  подлинным  обиталищем  тёмных  сил,  злых  демонов,  которые,  если  верить  средневековым  трактатам,   только  и  ждали  своего  часа,  чтоб  вырваться  на  свободу  и  заняться  истреблением  рода  человеческого.  Мне,  конечно,  следовало  спокойно  посидеть,  собраться  с  мыслями  и,  внимательно  обозрев  окрестности,  постараться  вспомнить  и  опознать  хоть  какие-нибудь  мало-мальски  приметные ориентиры,  встречавшиеся  нам  на  пути -  но  на  одном  месте  здесь  не  сиделось  совершенно!  Несмотря  на  все  болячки  и  недомогания,  я  испытывал  острую  потребность  всё  время  двигаться,  что-то  делать,  куда-то  идти.  Активная  деятельность,  пусть  даже  не  приносящая  особой  пользы,  давала  возможность  поддерживать  бодрость  духа. Только  таким  бесперебойным,  поступательным  движением  вперёд  можно  было   заглушить  чувства  страха  и  тревоги,  начавшие  к  тому  времени  всё  более  настойчиво  овладевать  моим  сознанием.

  Продвигаясь  на  своём  самодельном  костыле  шагом,  который  и черепахе  показался  бы  обременительно  заторможенным,  я  не  переставал недоумевать  и  дивиться  тому,  как  это  меня  за  такой  сравнительно  недолгий  срок  угораздило  наступить  на  одни  и  те  же  грабли?  Ведь  дважды  соглашаясь  принять  участие  в  спасении  совершенно  незнакомых  мне  лиц,  я  приходил  лишь  к  тому,  что  сам  оказывался  в  положении  бедствующего!   Не  миновали  меня  размышления  и  о  моём  недавнем  злоключении  в  Этрусском  Некрополе.  Я  подумал  о  пропавшей  жене  часовых  дел  мастера,  поиски  которой  неожиданно  закончились  исчезновением  самого  часовщика,  постарался  припомнить  туманные  откровения  джинсовой  натурщицы,  и  мне  пришло  в  голову,  что  эти  загадочные  события,  не  имеющие  на  первый  взгляд   ничего  общего,  на  самом  деле  могли  быть  как-то  связаны  между  собой;  более  того,  связь  их  наверняка таила  в  себе  какой-то  особый  скрытый  смысл,  пока  не  доступный  моему  пониманию…

  И  вот,  пока  я  ломал  голову  над  этими  вопросами,  решение  которых  требовало  более  обширной  информации,  чем  та,  что  имелась  в  моём  распоряжении,  вокруг  сделалось  как-то  на  удивление  тихо  и  спокойно.

  Порывистый  ветер  улёгся,  закончилась  противная  морось  и  воцарилась  странная  тишина,  наполненная  вкрадчивым  шорохом  листвы  и  осторожным  постукиванием  дождевых  капель,  падавших  с  ветвей  на  землю.  Не  понимая,  что  это  означает,  я,  тем  не  менее,  сразу  почувствовал,  что  такое  всеобщее  оцепенение  не  может  не  являться своеобразной  интродукцией  к  событиям  необыкновенным  и  значительным.  Немедленно  прервав  движение  и  даже  присев,  чтобы  казаться  менее  заметным,  я  замер,  весь  обратившись  в  слух…

  Прошло  несколько  мгновений,  вновь  прошумел  и  улёгся  порыв  ветра,  и,  наконец, затаившаяся в  преддверии  чуда  тишина  была  нарушена   звуками  удивительными,  чарующими,  менее  всего  характерными  для  таких  заброшенных   мест.

  Где-то  неподалёку  раздались  сдержанные,  мелодические  аккорды,  а  следом  за  ними зазвучала  тихая   музыка!!..  Это  было  что-то  вроде  нежного,  лирического  хорала,  исполненного  глубокого,  созерцательного  целомудрия!  Словно  некий  эльфийский  камерный  оркестр,  притаившийся  в  глубине  оливковых  рощ  и  священных  дубрав,  начал свою  концертную  программу.

  Окрашенная  в  нежно-акварельные  тона  южной  ночи, музыка  текла  широко  и  свободно,  распространяясь  вокруг  равномерными  плавными  волнами.  Как  призрачный  фон  повисали  в  воздухе  ажурные  пассажи  арфы,  с  ними  робко  перекликались  виртуозные  тремоло  флейты  и  рожка.  Наконец,  словно  бы  для  того,  чтоб  окончательно  разубедить  меня в   иллюзорности  своего  происхождения,  музыка  хлынула  необъятным,  безграничным  потоком,  зазвучав  подобно  восторженному  откровению,   уводящему  в  мир  волшебной,  романтической  мечты.

  Потом  к  лесному  оркестру  присоединился  хор  женских  голосов,  добавив  новых  красок  в  картину  музыкального  волшебства. Свежие,  чистые  голоса  приятно  ласкали  слух,  одурманивали  сознание,  проникая  в  самые  укромные,  заповедные  уголки  души.  Уйти  от  этого  колдовского  концерта,  не  дослушав  его   до  конца,  было  невозможно…

  Музыка  сфер  звала  и  манила  за  собой.

  Я  сам  не  заметил,  как  вновь  оказался  на  ногах  и  легко,  не  чувствуя  ни  боли  в  повреждённом  суставе,  ни  даже  тяжести  собственного  тела,  пошёл   вперёд,  ориентируясь  на  природу  чарующих  звуков.  Абсолютная уверенность  в  своих  действиях,  почёрпнутая  в  живительном  музыкальном  роднике,   прогнала  последнюю  тень  страха  и  сомнения.  Какая-то  благодатная,  исцеляющая  сила  несла  меня  вперёд. Я  вышагивал  с  таким  горячим  энтузиазмом,  словно  музыка  звучала  и  пела  только  для  меня  одного,  словно  этой  лесной  увертюрой  предварялся  мой  выход  на  некую  сказочную  арену,  подготовленную  специально  для  моего  выступления.

  Дорога  передо  мной  сама  по  себе  расчищалась  и  выравнивалась;  куда-то  исчезли  колючки,  доставлявшие  мне  массу  хлопот.   Вскоре  деревья  впереди  стали  редеть,  сделалось как-то  светлее, значительнее,  пространство  заметно  раздвинулось  и,  наконец,  мне  открылась  широкая,  покрытая  дивными  цветами  поляна,  выйдя  на  которую,  я  остановился  как  вкопанный…

  В  центре  поляны,  на  небольшом  холме,  обсаженном померанцевыми  деревьями,  высилось  прямоугольное  белоснежное  чудо  -  обнесённый  мраморной  колоннадой  павильон,  воздвигнутый   по  всем  канонам  позднего  классицизма.

   Это  было  что-то  наподобие  древнего  античного  храма!

 Величественный  портал,  водружённый  на  высокий  подиум,  казался  входом  в  жилище  небожителей!  Пышные  коринфские  капители  производили  впечатление  живых  букетов,  собранных  из  свежих  листьев  аканта.  На  какой-то  миг  мне  подумалось,  что,  быть  может,  это  и  есть  тот  самый  храм  Дианы-Артемиды,  о  котором  рассказывал  синьор  Камполонги,  но  ведь  там  речь  шла  о  развалинах,  о  случайно  сохранившихся  фрагментах  декора,  о  кусках  фундамента,  колонн  и  лестниц.  Здесь  же  стояло  изумительно  прекрасное,  законченное  и  совершенное  во  всех  отношениях  здание!  Подлинный  шедевр  античного  зодчества!  Всё,  что  я  помнил  и  знал  лучшего  об  архитектуре  храмов  дохристианской  эпохи,  нашло  своё  воплощение   в  этих  линиях  идеальной  соразмерности  и  красоты.

  Лунный  свет,  отражаясь  от  гладких  плоскостей,  падал  на  цветущую  поляну  мягкими  переливами,  отчего  казалось,  будто  сам  храм  излучает  волшебное  сияние.  Но  и  впечатление  это  отнюдь  не  являлось  обманчивым.  В  глубине  таинственного  святилища  действительно  пылало  нечто  похожее  на  огненный  светильник.  Яркие  лучи,  вырываясь  наружу  через  распахнутые  двери, пронизывали  всё  пространство  вокруг  божественным,  жизнеутверждающим эфиром.  Буйное  цветение  померанцевых  деревьев  наполняло  этот  эфир  багряным  золотом,  взрывающимся  ослепительными   фонтанами  мерцающих  искр…

 

  Я  стоял,  потрясённый  до  самых  основ  своего  существа!!

  Со  мной  творилось  что-то  непонятное!  Неведомые  мне  доселе  чувства  высочайшего  блаженства  и   умиления  переполняли  мою  грудь. Забыв  о  том,  для  чего  и  ради  кого  забрёл  я  в  эти  заповедные  места,  я  от  души  жалел  лишь  о  том,  что  рядом  со  мной  нет  Аделины,  и  что  она  лишена  счастливой  возможности  разделить  со  мной  эту  неземную  радость. В  минуты  сладкого  забытья  я  готов   был  простить  ей  всё:  надуманные  капризы  и  жестокие  насмешки,  злое  кокетство  и  подчёркнутое  равнодушие  -  лишь  бы  она  оказалась  здесь. Охваченный  порывом  трепетной  любви  и  нежности,  мысленно  призывая  к  себе  свою  избранницу,  я  уже  готов  был  пасть  ниц  и  раствориться  в  патоке  небесной  гармонии,  изливавшейся  из  дверей  храма,  как  вдруг  увидел  картину,  разом  охладившую   мой  восторженно-праздничный  пыл…

  Как  оказалось,  возле   святилища   я  был  не  один…

  От  подножия  холма  к  воротам  храма   вела  лестница,  такая  же  мраморно-белоснежная,  украшенная  скульптурами  античных  богов  и  героев.  По  её  широким  ступеням  вверх  поднималась  пара  довольно  странного  и  необычного  вида,  хотя  слово  «необычное»  звучит  здесь  не  вполне  убедительно.

  Высокий  мужчина  в  накинутой  на  плечи  просторной  бледно-бирюзовой  мантии,  ниспадавшей  вниз  тяжелыми   складками,  в  белой  повязке  на  голове,  перехваченной  золотым  обручем,  опираясь  на  массивный    обсидиановый  посох,  вёл  под  руку  обнажённую  женщину,  голову  которой   украшал  венок  из  трилистника  и  барбариса.  Их  восхождение  совершалось  в  строгом  соответствии  с  ритмом,  задаваемым  храмовым  оркестром.  Оба  двигались  чётким, пластически-музыкальным,  изящно-выверенным  шагом,  словно  танцуя  полонез,  разве  что  не  приседали  на  счёт  три.

  Потоки  лунного  света  окружали  фигуры  на  лестнице  светящимся  мистическим  ореолом.  В  прозрачных,  бледно-зелёных  лучах  тело  женщины  казалось  вылепленным  из  алебастра.  Её  формы  были  идеальны!  Густые  каштановые  локоны,  рассыпавшиеся  по  плечам,  оттеняли  перламутровую  прозрачность  кожи;  сахарная  белизна  спины  и  бёдер  замечательно  гармонировала  с  янтарным  цветением  померанца.  Её  нагота  была  божественна!!  Только  настоящая  языческая  богиня,  одна  из  тех,  кому  поклонялись  в  далёкие  времена  народы  Аттики,  могла  сочетать  в  себе  столь  безупречную  раскованность  менады  с  врождённым  величием  древних  цариц.  Она  казалась  мраморным  чудом  ваяния,  вышедшим  из-под  резца  Пигмалиона.  Тонкая   рука  новоявленной  Галатеи  сжимала  цветущую  ветку  вервейны…

 

  Странный  вид  этой  пары,  её  торжественно-танцевальное  восхождение к  воротам  храма  несказанно  поразили,  но  ещё  больше отрезвили  меня,  заставив  взглянуть  на  происходящее  совсем  другими  глазами. Несмотря  на  откровенно карнавальный  наряд:  золотой  обруч,  сверкающий  посох  и  прочие  атрибуты  дешёвого  балаганного  чародейства,  мне  потребовалось  сравнительно   немного  времени,  чтобы  опознать  в  мужчине синьора  Камполонги.

  Не  сказать,  чтоб  я  очень  удивился  такому  открытию.  Подобный  маскарад  был  вполне  в  духе  этого  лицемерного  обольстителя  и  ханжи-златоуста.  У  меня  из  головы  не  выходили  скандальные  сатурналии,  устроенные  им  с  воистину  языческой  пышностью  и  размахом на  вилле  Веспасиана,  где  сам  он,  переодевшись  Хроносом,  с  большим  мастерством  изображал  сурового   бога  времени,  надумавшего  повернуть  вспять  ход  истории.  Но  кем  могла  являться  его  обнажённая  спутница?  Какой  счастливой  случайности  синьор  Камполонги  был  обязан  общением   с  дивно  прекрасной   незнакомкой?!  Или  же  настоящая  посланница  сонма  бессмертных  позволила  вести  себя  под  руку  нашему  влиятельному  меценату-меломану?!  Я  твёрдо  был  уверен  в  том,  что  моя  Аделина  никогда   не  согласилась  бы  на  подобное. Такое  было  совсем  не  в  её  правилах…

  В  этот  момент  богиня  слегка  повернула  голову  к  своему  спутнику,  то  ли  спрашивая  о  чём-то,  то  ли  отвечая на  какой-то  вопрос…  и,  как  и  тогда,  в  пророческом  сновидении,  волосы  у  меня  на  голове   затрещали  и  вспыхнули от  мощного  электрического  разряда,  пробившего  насквозь  всё   моё  тело  от  макушки  до  пяток.

   Это  была  Аделина!!!..

   Конечно,  как  только  я  не  догадался  об  этом  сразу?!

   Длинные  локоны,  рассыпавшиеся  по  мраморным  плечам,  могли  принадлежать  только  ей  одной.  Ни  у  кого  больше  не  было  таких  роскошных  каштановых  волос!  То  был  её  божественный  профиль,  её  классическая  талия,  её  плывущая  походка  и   даже  то,  как  изящно   держала  она  в  руке  ветку  померанца  -  всё  было,  несомненно,  её!!  И  на  этот  раз  -  я  готов  был  поклясться  чем  угодно!  -  действие  происходило  наяву,  а  не  во  сне!  Это  был  точно  не  сон!!..

  Почва  ощутимо  задвигалась  под  моими  ногами,  словно  отзываясь  на  толчки  надвигающегося  землетрясения. Меня  сильно  качнуло  из стороны  в  сторону,   и  только  ореховый  костыль,  за  который  я  уцепился  обеими  руками,  помог  устоять  на  ногах…

Что  всё  это  значит?!  Что  здесь  делает  Аделина  в  таком  виде,  и  где  она  могла  оставить  свою  одежду?  Куда  подевался  её  плащ  парашютного  шёлка?  Где  всё  остальное,  в  конце  концов?!  Где?…  Что?…  Почему?...  Или  это  и  есть  Лунное  Посвящение?  То  самое,  о  чём  предупреждала  Сальвия?  Но  кто  дал  синьору  Камполонги  право…  право…  Кто  же  он  такой  на  самом  деле?!

   Всё  завертелось  кувырком  в  моей  побитой,  израненной  голове. В  ушах  отдалённым  ускользающим лейтмотивом  пронеслась  знакомая  тема  из   «Искателей  жемчуга»:  «Как  и  тогда,  в  час  неурочный,  стоял  он,  луной  озарён…».  Слова,  казавшиеся  прежде  загадочной,  колдовской  метафорой, теперь,  получив  более  чем  наглядную  иллюстрацию,  проливали  свет  на  многое.  Все  мои  забытые  болячки  тут  же  воскресли,  наполнив  тело  гигантским  клубком  жалящих  укусов  и  кровоточащих  язв.  Казалось,   несчастный  организм  не  выдержит  такого  испытания  и  вот-вот  развалится  на  составные части,  и  потому   никакими  словами  не  передать  моего  удивления,  когда  как  бы  со  стороны  услышал  я  вдруг  собственный  голос,  зовущий  громко  и  страстно:

  -  Аделина-а-а-а!!

  ……………………….

  Несмотря  ни  на  что,  крик  мой  прогремел  с  небывалой   силой!!

  Его  звучание  было  подобно  удару  колокола.  Он  не  имел  ничего  общего  с  тем  жалким,  цыплячьим  писком,  что  вырывался  из  моей  глотки  во  время  блуждания  по  зарослям  Этрусского  Некрополя. Мне  даже  показалось,  будто  напитанный  лесными  ароматами,  застоявшийся  воздух  заповедной  лужайки  всколыхнулся  и  завибрировал  от  мощного  звукового  посыла.

  Восходящая  вверх  пара вздрогнула  и  остановилась…

  Оба,  как  бы  не  веря  своим  ушам,  переглянулись,  после  чего  Аделина  с   царственным  поворотом  головы   обернулась  назад  -  и  широко  раскрытые  глаза  девушки  поразили  меня  не  меньше,  чем  её  откровенная  нагота!  Они  излучали   божественное,  сияющее  торжество,  но  смотрели,  вместе  с  тем,  пугающе  холодно  и  отчуждённо.  Это  были  глаза  Снежной  Королевы!  В  них плескалась  безмятежная,  прозрачная  пустота  необъятных  космических  далей,  пронизанная   потоками  ультрафиолетовых  лучей.  Эти  лучи  грозили  смертью  всему  живому  и  теплокровному,  а  прежде  всего,  чрезмерно любопытствующему,  -  но  меня  уже  было  не  испугать.

  -  Аделина-а-а-а!!  -  ещё  громче   завопил  я,  приседая  от  натуги,  и  вновь  голосовые  связки  не  подвели  меня. Второй  крик  прозвучал  ещё  более внушительно! Словно  отразившись  от  сводов  распростёртого  над  нами  незримого  купола,  её  имя  откликнулось  на  призыв  гулким,  протяжным  эхом,  а  затем,  распавшись  на  несколько  беспорядочных  слогов,  покатилось-поскакало  многоголосой  россыпью  по  сказочной  поляне…

  Теперь  уже  обернулся  сам  синьор  Камполонги.  Обернулся  по-звериному,  быстро  и  хищно.  И,  как  ни  странно,  в  тусклых  глазах  гида  человеческого  оказалось  гораздо  больше,  чем  у  Аделины.  Его  зрачки  горели  огнём  смертельной  ненависти  и  злобы…

  Что-то  сместилось,  и  декорации,  создававшие  радужную  картину  всеобщей  эйфории,  задрожав,  стали  меняться.  Луна  скрылась  за  тучу,   солнце,  пылавшее  в  глубине  храма,  померкло.  Смолкло  сладкоголосое  пение, и  тишина,  пришедшая  на  смену  чарующим  мелодиям,  быстро  заполнялась  зловещим  бормотанием  ночного  леса.

  Тень  гибельного  разрушения  легла  на   поляну!

  Колонны, покрывшись  сетью  трещин,  закачались,  как  корабельные  мачты  во  время  шторма;  на  гладких  стенах  возникли  и  стали  разрастаться  тёмные,  отвратительные  пятна,  похожие  на  гнойные  пролежни  на  теле  прикованного  к  постели  больного.  С  покосившейся  балюстрады  одна  за  другой  попадали скульптуры  богов  и  героев.  Даже  чудесные  цветы,  покрывавшие  лужайку,  и  те,  почернев,  свернулись  в  трубочку.  Земля  вспучилась,  и  на  смену  увядшим  цветам  вверх   поползла  буйная  сорняковая  поросль  в  виде  толстых,  чёрных,  острых  стеблей,  которые  сворачивались  и  разворачивались,  подобно  гигантским  земляным  червям.

 Я  понял,  что  ещё  немного  -  и  неповторимый  оазис  красоты  и  гармонии  скроется,  исчезнет  под  жёсткой  паутиной  колючих  зарослей.  А  с  ним  могла    исчезнуть  и  моя  Аделина,  исчезнуть  бесследно,  навсегда,  вместе  с  коварным  бирюзовым  обольстителем,  сумевшем  подчинить  себе  её  волю  и  сознание!!..

  -  Аделина!  Аделина!  -  взывал  я  в  отчаянии,  безуспешно  крутясь  на  одном  месте  и не  имея  возможности  сделать  шаг  вперёд  из-за  жёстких  сорняков,  опутавших  мои  ноги  длинными  извивающимися  стеблями.  -  Аделина,  назад!!  Назад,  Аделина!!  Назад!!

  Мне  очень  хотелось  крикнуть  что-то  ещё,  более  существенное  и  важное,  а  также  добавить  кое-что  по  адресу  самого  синьора  Камполонги,   но  все  слова  мешались  в  кучу,  путались  и  из  общей  мешанины  выпадало  только  «Аделина»  и  «назад».  Я  был  в  полном  отчаянии!

  Поначалу  казалось,  что  мои  слова  не  доходят  до  её  ушей,  но какие-то  изменения,  бесспорно,  стали  происходить  и  с  нею.  В  широко  раскрытых  глазах  девушки  замелькали   привычные  огоньки  разумных мыслей  и  воспоминаний.  Она  как  будто  услышала  мой  призыв,  хотя  к  усыплённому  её  сознанию  он  по-прежнему  пробивался  с  трудом. Аделина  вздрогнула,  провела  ладонями  по  лицу,  оглянулась  с  таким  видом,  словно  приходила  в  себя  после  тяжёлого,  мучительного  сна,  и  громкое «А-ах!»,  слетевшее  с  её  губ,  повисло  над  увядшей  поляной  заключительной  финальной  нотой.

  Затем,  отбросив  ветку  померанца,  девушка   сделала  несколько  неуверенных  шагов  в  сторону,  закачалась,  как  лунатик,  споткнулась  и  наверняка  упала  бы  на  ступени,  если  б…  не  её  бирюзовый  провожатый.

  В  данной  ситуации  синьор  Камполонги  был,  пожалуй,  единственный,  кто  сумел  сохранить  себя  в  ту  минуту! Прежняя  самоуверенность  не  изменила  ему  даже  в  такой  непростой  момент.  Взгляд  василиска,  обращённый  ко  мне,  отнюдь  не  являлся  признаком  сомнения  или  растерянности;  так  просто  Синьор  Камполонги  сдаваться  не  собирался.   Живо  подхватив  ослабевшую  девушку  на  руки,  он  с  невиданной  для  его  возраста  прытью  устремился  наверх,  ко  входу  в  святилище,  чей  величественный  облик  продолжал  необратимо  видоизменяться.  Было  заметно,  что  гиду  крайне  важно  оказаться  ТАМ  в  строго  назначенный  час,  ни  минутою  позже,  несмотря  даже  на  то,  что  блистательный  храм  теперь  уже  больше  напоминал  заброшенную  конюшню.  Бережно  прижимая  к  груди  драгоценную  ношу,  синьор  Камполонги  спешил,  стараясь  изо  всех  сил,  он  перепрыгивал  через  две-три  ступени,  путаясь  в  длинной  мантии,   и   всё-таки  он  опоздал…

  Сияние,  озарявшее  им  путь,  погасло,  прежде  чем  он  успел  проскочить  через  портал.  Затихли   отголоски  сказочной  увертюры,  и  ворота  некогда  прекрасного  храма  со  скрежетом  захлопнулись  перед  самым  носом  хитроумного  потомка  Гелиогабала.  А,  захлопнувшись,  тут  же  обратились  во  прах…

  После  этого  смена  декораций  намного  ускорилась.  Всеобщее разрушение  шло  полным  ходом.  Каменные  блоки  падали,  грохоча,  и,  скатываясь  вниз  по  откосам,  превращались  в  безобразные  груды  щебня.  Вскоре  уже  ничто  не  напоминало  об  удивительном  храме  и  его  незадавшихся  посетителях.  Не  было  ни  обнажённой  Аделины,  ни  синьора  Камполонги,  ни  лестницы,  по  которой  они  поднимались.  Всё  бесследно  исчезло,  растаяло,  растворившись  в  чернильных  разводах  ночной  мглы.  Совершенно  потрясённый,  я   обозревал  лишь  груды  каменных  обломков,  беспорядочно  разбросанных  по  склонам  холма,  поросшего  неопрятным  колючим   кустарником.

  Всё  объяла  тьма.  Сказочный  городок  из  Табакерки  погиб  безвозвратно.  И   явившийся  во  всей  своей  красе  лик  полуночи  мог  торжественно  засвидетельствовать   мерзкое  запустение,  сменившее   картину  античного  волшебства.

  -  Аделина…  -  последнее,  что  успел  прошептать  я,  прежде  чем  поднявшаяся  волна  всеобъемлющего  космического  ужаса  накрыла  меня  с  головой…

     

    

 

Похожие статьи:

Рассказы → Пленник Похоронной Упряжки Глава 1

Рассказы → Пленник Похоронной Упряжки Глава 4

Рассказы → Пленник похоронной упряжки Глава 2

Рассказы → Пленник Похоронной Упряжки Глава 3

Рассказы → Пленник Похоронной Упряжки /Пролог/