Нет, конечно, не говорит никому, что ждет человека. Вот так подойдите к нему, спросите – чего он тут качается в пустоте – он вам соврёт что-нибудь, что ищет площадь множества Мандельброта или хроматическое число Евклидового пространства. Или ещё что.
Про человека, конечно, не скажет. А то на него как на психа посмотрят, ещё и пальцем у виска покрутят, сдурел совсем, что ли, — человека ждет.
А треугольник качается в пустоте.
Ждёт человека.
Треугольник не простой, а… не-ет, не золотой. У этого треугольника все стороны, медиана и
площадь равны целому числу. Вот как.
Начинает накрапывать дождь, треугольник открывает зонтик. Смотрит на часы. Это он просто так смотрит на часы, ясное же дело, что человек не в какое-то установленное время придет. Если вообще придет.
Они ведь с треугольником ни о чем не договаривались.
А треугольник ждет.
Мало ли.
Остальные уже давно ничего не ждут, переждали, разочаровались, бросили, — а кто-то и не
начинал. Давно уже пересеклись, кто мог пересечься, давно уже стремятся друг к другу, кто может стремиться, давно уже разместились на сфере определенного радиуса все, кто мог разместиться.
А треугольник ждет человека.
Так-то он даже сам себе не признается, что ждет человека. Потому что никто вообще не знает, есть вообще человек, или нет. Это какие-то там понавороченные ученые лбы вывели гипотезу – есть человек. Да кто ж его знает, есть человек, или выдумки это всё. Кто его, человека, видел-то? Кто его слышал? То-то же, никто.
Нет, есть и такие, которые человека видели. Говорят, что видели. Вон теорему спросите, она говорит, человека видела, ух, страшный, неровный весь, шерсть на голове, а зовут Пифагор. Нарочно и не выдумаешь – Пифагор.
Или вон формулу спросите. Странная такая формула, себе на уме, говорит, такая стала после того, как человека встретила. Эйлер звать. Хотя, может, сама придумала.
А треугольник ждет человека. Ему гадалка нагалада, что где-то есть человек, который его ищет. Треугольник бы гадалке не поверил, только он сам чувствует, ищет его кто-то. Это бывает, когда ищут тебя с той стороны вселенной, заноза такая в душе, и не вытащишь её, пока не найдут тебя.
Искали же его. Снилось же что-то треугольнику, сидит человек в башне из слоновой кости, чертит на полу цифры, ищет треугольник. А к большому городу уже подходят враги, уже лязгают мечи, свистят стрелы, уже штурмуют стены беспощадные воины. Человек ищет треугольник, перебирает варианты, а воины уже спешат по улицам города, ударами кулаков вышибают днища из бочек с вином, кровь и вино рекой по улицам. Человек чертит на полу треугольник, когда вражеский клинок со свистом взмывает над его головой...
… на той стороне вселенной треугольник вздрагивает во сне, просыпается, тревожно оглядывает привычный мир, ряды параллельных прямых, множеств и отрицательных чисел. Принюхивается, прислушивается, снова засыпает, прячет нос в хвост.
Одинокий путник бредет по пустыне. Его империя пала, его город разрушен, жители убиты, колодцы засыпаны песком. Путник идет за звездой – если идти за ней долго-долго, будет берег реки и городок на берегу. Силы покидают странника, на привале в тишине ночи он пишет цифры, ищет треугольник.
По ту сторону пространства и времени треугольник вздрагивает в тишине ночи, поводит носом.
В последнем проблеске сознания изгнанник чертит на песке треугольник, не дорисовывает – умирает, изможденный пустыней.
Сквозь сон треугольник видит себя в песке бескрайней пустыни. Ветер гонит песок, сметает цифры...
… треугольник просыпается на той стороне вселенной.
Другие прямые, кривые, синусы, косинусы, спрашивают – а на хрена тебе человек, что тебе с этого человека. Ни интеграл из него не возьмешь, косинус не вычтешь, на два не поделишь, на три не помножишь. Треугольник и сам объяснить не может, зачем ему человек.
Нужен.
Есть вот такие. Беспокойные. Которым не сидится среди интегралов и квадратных корней. Которые чувствуют, что есть что-то такое, там, по ту сторону вселенной. Вот, например, семимерное пространство с семимерными гиперкубами. Жило себе, не тужило, никого не трогало. А тут нате вам, задумалось, как расположить гиперкубы, чтобы никакие два куба не имели общей грани. Умные пространства спрашивают – тебе зачем это надо. А оно и объяснить не может.
Или вот. Кольцо периодов. Жило себе, не тужило, никого не трогало. А тут задумалось – поле оно или не поле. Другие поля говорят, тебе не всё равно, мы же тебя из копании своей не выгоняем, нам какая разница, поле ты или не поле.
А вот есть разница.
Дурее задумавшихся только те, кто человека вживую видели. Ну, говорят, что видели. Вот. Площадь, раскрашенная четырьмя красками. Говорит, что видела людей. Целых двух. Ясное дело, никто ей не верит, где это видано, чтобы сразу два человека были, люди по двое не ходят, поодиночке только. Да и вообще никак не ходят, потому что их не существует.
А треугольник ждет.
Стоит под зонтиком, посматривает на часы. На часы так просто смотрит, неизвестно, к какому часу человек придет. И придет ли вообще.
Текут года.
Текут века.
Треугольник настораживается. Что-то происходит там, по ту сторону вселенной, треугольник
уже научился чувствовать, когда это происходит.
Человек в маленькой комнате на чердаке пишет цифры, собирает их в формулы, ищет
треугольник. Что-то щёлкает в сознании, человек вырисовывает треугольник...
Треугольник закрывает зонтик, бросает недокуренную сигарету, устремляется в портал в тот
мир по ту сторону вселенной, мир, о котором никто ничего не знает.
Бомбы летят на город, кто-то уже дал приказ о наступлении. Треугольник не знает, кто. Человек
тоже не знает.
Тонкие пальцы выводят последнюю черту...
Дом разлетается, разрушенный бомбой, вспыхивает огнем. Треугольник оглядывается, не
понимает, куда он попал, почему всё горит, где его человек, должен же быть человек, который позвал его сюда, почему он лежит, человек, почему он не встаёт, почему не шевелится, люди же вроде как ходить должны. Чёрная липкая жижа стекает из раскрытого рта, треугольник и не думал, что люди такие… такие...
Горящая щепка падает на раскрытую тетрадь, бумага вспыхивает, сгорает.
Обожжённый треугольник кувыркается в пустоту своего мира, отряхивается, отфыркивается, зализывает раны, прижимает уши.
Накрапывает дождь.
Треугольник раскрывает зонтик, закуривает. Хочет посмотреть на часы, часов нет, потерял, пока суд да дело. Кто же знал, что там окажется так… так...
Треугольник уходит в темноту ночи, клянётся себе, что больше ни в жизнь.
Треугольник не простой, а… не-ет, не золотой. У этого треугольника все стороны, медиана и площадь равны целому числу.
Вот как.
Текут века по ту и по эту сторону мироздания.
Кто-то там, на большой земле подбирает цифры, формулы, ищет треугольник. Еще не знает, что
там, по ту сторону вселенной уже никто не ждет.
