Всё началось в тот день, когда я принёс на суд главного редактора нашего журнала статью под названием «Цензура». Он с каменным лицом прочитал заметку, после чего, не проронив ни слова, порвал листок и выбросил его в корзину для мусора.
Я понял, что коснулся запретной темы, и не стал возражать. Ничего не поделаешь – цензура.
На следующий день меня понизили в должности, сделав курьером, и перенесли отпуск на февраль.
Дальше – больше. Отец моей подруги, директор филиала столичного банка, узнав, что его будущий зять, молодой подающий надежды писатель, стал мальчиком на побегушках, запретил своей дочери встречаться со мной.
Друзья успокаивали меня, как могли, говоря, что она мне не пара, и приводили другие дурацкие аргументы в пользу моей независимости.
Из издательства пришло письмо, в котором без объяснения причин сообщалось, что выход моей книги задерживается на неопределённый срок.
Кое-как пережив разрыв с возлюбленной и неудачу на писательском поприще, я стал выпивать, и все те, кто ещё вчера дружески похлопывали при встрече по плечу, отвернулись от меня.
Вскоре за прогулы я был уволен с работы. Хозяин квартиры, которую я снимал не один год, вдруг потребовал оплату вперёд, и мне, естественно, пришлось съехать с неё. Собрав свои скромные пожитки, я долго бродил по городу с рюкзаком за плечами, пока не наступил поздний вечер. Расположившись на ночлег на деревянной скамейке в городском парке, я уже было уснул, когда меня разбудил полицейский и потребовал удостоверение личности.
Ночь я провёл в обезьяннике в компании бомжей и проституток. Ближе к обеду следующего дня, оформив полагающиеся документы, меня отпустили восвояси.
Идти мне было некуда, рассчитывать не на что.
Купив на последние деньги верёвку, я соорудил петлю и отправился на поиски подходящего места, где можно было бы свести счёты с жизнью.
На окраине города в заброшенном доме я зацепил верёвку за крюк для люстры в одной из комнат и отыскал старый скрипучий стул. Взобравшись на него, я сунул голову в петлю и обречённо оттолкнулся ногой.
Дыхание моё перехватило, в глазах поплыли круги, и я … грохнулся на пол, подняв облако пыли. Поднявшись на ноги, я освободился от петли и увидел перед собой даму в чёрном балахоне с наброшенном на голову капюшоном. В руках она держала косу, которой обрезала верёвку.
- Ты – смерть? - чуть слышно прошептал я, потирая шею.
- Что ты! – засмеялась незнакомка. – Я – Цензура, - и сунула мне в руки пахнущий типографской краской экземпляр моей первой книги.
