Публикации

Ленивый майский вечер растекался по деревне Кувшиново.

Пожилой библиотечный сторож Митрофанов и его друг из областного центра Андрей Успехов посиживали на завалинке митрофановского дома, запивая пирожки с творогом чаем с малиновым вареньем.

— Прекрасные у тебя пирожки, — сказал Андрей. —  Но не о них теперь речь...

Не знаю, почему все так решили, но пришли мы к следующему… Э-э-э, не знаю к чему мы пришли, и где это я? Да, где это я… что за туннель?... Кто были эти люди?... 

Меня окружают цифры, холодные, как осеннее солнце.

Для того, чтобы они перестали меня окружать, мне всего лишь нужно, чтобы ты, жирная тупая курица, два раза щёлкнула мышкой по гамбургеру.

Гамбургер – это я.

Было жарко. В носу свербело от запахов. Запахи были разные. И было их как-то уж очень много. Андрей чихнул и открыл глаза.

                – Хозяин! Ура! Хозяин очухался! – прозвучало у него в голове, а потом радостный Арнольд прыгнул на него и лизнул в нос. – Хозяин! Хозяин!

                – Фу… – по привычке начал Андрей, но осекся, вытаращил на Арнольда глаза: – Я тебя понимаю?

- Деликвент, – продолжал он, – я повторяю вопрос: где находится ведьма Катарина Фогель, которая, с помощью своей ворожбы заставила тебя убить славного инквизитора из Блутигсбаха и принудила тебя устроить ее побег из городской тюрьмы?

Готлиб молчал, низко угнув голову.

Синнитон был странным городком, но понял я это не сразу. Сейчас я думаю, что мог бы вообще ничего не понять, если бы не зима.

Обычно наш караван проходил через Синнитон четыре раза в год – дважды осенью и дважды весной, - да и проводили мы там от силы десять-двенадцать часов. Вечером останавливались в придорожном трактире, ужинали, ночевали, а ранним утром снова отправлялись в путь. Ни времени, ни желания изучать городок – один из многих на долгом пути, - не случалось.

Очередная глава так и не законченного исторического романа.
Очнулся Ратислав так же резко, как и обеспамятел. Вот только что была тьма и небытие, и тут же в глаза ударил свет. Почти сразу пришла боль. В голове и шее. Ратьша невольно застонал и потянулся рукой к затылку...

Дед рассказывал, что 23 февраля сорок пятого, когда какой-то генерал, фамилии которого, Андрей естественно не запомнил, награждал особо отличившихся в бою офицеров, на него не хватило ордена. Документы были в порядке, а ордена почему-то не оказалось. Тогда генерал достал свой пистолет, приказал сделать на нем эту гравировку и вручил деду. А после войны, завернутый в белую промаслившуюся тряпку, он лег на дно одного из ящиков в дедовом шифоньере вместе с остальными регалиями и пролежал там до сего дня. 

 Женщина, ma fili, сильна своей верой, потому и опасна. А еще она сильна своей божественной красотой, которую мы, софисты, так поднаторевшие в замене белого черным и наоборот, справедливо именуем дьявольской. В этой красоте – ее власть, ma fili, и власть не меньшая, чем наша собственная, ибо это власть над столпом Церкви – над мужчиной. Подумай сам, разве можем мы это терпеть?