Публикации

Груда земли и щебня посреди проезда между цехами вспучилась. Снизу раздался глухой удар. Удар, ещё, посыпались обломки асфальта, заскрежетало металлом о металл. В месте, где под завалом скрывался бетонный колодец, фонтаном взлетела земля. Кругляш чугунного люка отлетел, как пушинка, шмякнулся о стену и раскололся надвое.

Через час господин Пятнышкин покинул палатку для совещаний и зашагал к себе. Он всё ускорял шаг, едва сдерживаясь, чтобы не припустить рысцой. Он спешил к себе в палатку.

Бизнесмен что-то бормотал себе под нос, и если бы кто-нибудь оказался рядом с ним, то услышал бы странные слова: «Жребий брошен, Рубикон перейдён… жребий брошен, Рубикон перейдён… жребий брошен…»

Над палатками, в креплениях флажков низко гудел и посвистывал ветер. На нейтральные земли надвигалась гроза.

Очередная странность со стороны начальника лагеря заключалась в том, что он не наказал сорванцов, самовольно покинувших лагерь и без спроса искупавшихся в реке. К концу смены таких косяков Семён Семёныча набралось более двух десятков.

В клочьях ветоши и паутины замелькали серые тела – крысы бежали, прыгали по головам друг друга, взбегали на стены, подпрыгивали вверх в панике и мчались дальше. Они промчались мимо двоих людей, не обратив на них никакого внимания. Крыс гнал ужас, надвигающийся из глубины тоннеля.

Охранник, который только что прикончил подопытного, застыл навытяжку возле каталки с пистолетом в руке – демонстрировал боевую готовность.

Серые халаты стояли кружком и таращили глаза на новое начальство.

Приблизительно 74 000 лет назад, сразу после вулканической катастрофы, на Земле родился условный Адам со страшной мутацией. Адам не мог воспринимать слепки образов, но у него возник злокачественный ген речи. Все дети Адама тоже были мутантами. И эта мутация была настолько сильной, что через пару-тройку десятков тысяч лет на планете почти не осталось нормальных людей. Речь оказалась настолько убогим и медленным средством общения, что человек деградировал до его современного состояния. Началась эпоха войн, разрушений, насилия, ненависти, расизма и геноцида. Это событие условно называется "Изгнанием из Рая".

 Что  это  была  за  бездна  с  сине-зелёной  бахромой,  на  краю  которой    балансировал  обезумевший  катафалк?  О  чём  говорила   спиралеобразная  форма  разверзшейся  перед  ним  пропасти?  И,  наконец,  что  могла  означать  одна  странная  особенность  инфернальной  воронки,  задававшая  тон  и  ритм  всей  картине.  Композиция  была  выстроена  таким  образом,  что  катафалку  отводилась  роль  жертвы,  отданной  на  заклание!

По реке плыли трупы. Женщины и мужчины, старые и молодые, дети и собаки, коровы и куры. Плыли, слабо помахивая руками, лапами и крыльями. Раздутые, страшные.

Все жители деревни вышли на берег – собирать то, что принесла река. Перины, подушки, промокшие наряды, старую мебель и испорченные книги.

Река несла много вещей – знаков чужих жизней – когда-то уютных, налаженных, погруженных в себя или открытых миру.

Фамус посветил фонариком. Свод тоннеля чернел разводами плесени. Эта плесень не светилась, она вгрызалась в бетон. Её колонии расползлись причудливой мозаикой, и тоннель был похож на большую карту неведомых островов.

Всё шло отлично. Показательные стрельбы увенчались полным разрушением целей. Всё, что надо, было разрушено, что надо – преодолено. Даже странно поредевший миномётный расчёт сумел показать себя.

 - Вам не приходило в голову, что вы - сумасшедший?

 - Признаюсь, приходило, - кивнул головой старик. - Но суть в том, что я - повёрнутый нумизмат, а как человек - совершенно нормален. Как вы думаете, на что способен настоящий коллекционер, чтобы обладать сокровищем? Просто обладать, и ему безразлично, знает кто-то об этом или нет.

 - Наверно на многое.

 - Нет, месье Дюбуа. Вообще на все. На низость, предательство, преступление.

  После того в зале  поднялся  непереносимый  гвалт  и  всё  окончательно  перемешалось. Посетители в панике бросились к выходу, давя  и толкая  друг друга,  из-за  чего в дверях образовалась невероятная свалка. Люди буквально шагали по головам один другого — лишь бы поскорее выбраться на улицу.

Несомненно,  это был человек  -  его  фигура  имела  все  основания  называться  человеческой  - но ни одно человекоподобное существо, из всех когда-либо виденных мною, не производило более жуткого, отталкивающего впечатления!  И,  конечно  же,  я  сразу  узнала  его…

 Троянский  Конь  был  всё  так  недвижим  и  монументален.  Полный  прежнего  чванливого,  тупого  самодовольства,  несокрушимо  стоял  он  на  своём  возвышении, отливая  полировкой  округлых  дощатых  боков,  разве  что  стеклянные  глазищи  его  стали  сверкать  чуточку  ярче…