fantascop

Феномен Мельпомены

в выпуске 2013/06/13
article637.jpg

(объяснительная)

 

Осознавая неизбежность происходящего, пишу я эту записку – наверное, последнее моё произведение, если можно так его назвать. В нём я изложу события, навеки разделившие нас с вами.

Начну с болезни, ведь именно в процессе неё развились мои способности к сочинительству. Безусловно, и раньше я придумывал истории, которые записывал на бумаге, однако случалось это крайне редко, а текстам моим не хватало ни правдоподобия, ни смысла.

Недуг обнаружился внезапно. Где и каким образом я заразился им?.. Внутренние рассуждения на эту тему скорее не печалили меня, а подталкивали к созданию нового рассказа. Там в аллегорической форме изложил я свои переживания. Не смею судить, но, кажется, вышло не так уж плохо.

Тогда я не знал не только завязки уготованного мне сюжета, но и его финала.

А чуть погодя возникла необычная идея – величайшая из всех, что когда-либо рождались в моей голове. Я задумал написать роман. Крупное творение должно было наконец предъявить меня миру как полноценного автора. Несколько друзей – единственные, кто признавал мои литературные достижения, — одобрили это начинание. Воодушевлённый их поддержкой, я уже готовился приступить к работе над первой главой – вот только у судьбы имелись совершенно иные планы.

Грубо прервав размышления своего сына, связанные с фабулой его большого труда, в комнату ворвался отец.

— Как ты смел врать мне! – загромыхал он с порога.

Одно время я пытался скрыться от деспотичной опеки родителя в другом городе. Как и всегда, у меня ничего не вышло: слишком сильна оказалась эмоциональная созависимость.

— О чём ты, папа? – спросил я, хотя догадывался, что грозный родственник имеет в виду.

— Ты болен!

— Я знаю…

— А почему этого не знаю я?! Я бы до сих пор пребывал в неведении, если бы не заметил в раковине кровь, которую ты забыл смыть! Так вот, значит, что представляет собой твой «обычный кашель»!.. Чем заниматься дурацким бумагомарательством, лучше бы позаботился о собственном здоровье! Хотя, быть может, жизнь не дорога тебе?

— Моя жизнь и моё призвание – это написание прозы.

— Вздор! Раньше ты говорил, что стихи – твоя стезя. И что же? Ты не смог закончить ни одного стихотворения!

— Рассказы даются мне лучше. Я опубликовал два или три и надеюсь…

Отец не стал дослушивать.

— Два или три! – вскричал он. – А ну сейчас же собирайся – ты идёшь к врачу!

— Папа, пожалуйста…

Но отец молча развернулся и ушёл.

Я попытался собраться с мыслями, вернуться к оставленному занятию – не получилось.

— Долго мне ждать? – раздался из коридора зычный недовольный голос.

 

 

Доктор принял нас без очереди: отец, подобно любому еврею, обладал как деньгами, так и связями, которые зачастую невозможны без достаточных материальных средств.

Обследовав меня, врач изумлённо поинтересовался:

— Почему же вы не обратились к нам раньше?

— Творчество помешало, — саркастически ответствовал отец.

— Вы пишете?

— Он пишет. – Родитель кивнул в мою сторону.

— О-о, — протянул медик. – Есть ли успехи?

Я не нашёлся, что сказать.

— Хорошо, — прервал молчание эскулап. – Случай непростой, но мы вас вылечим. Вам крайне повезло, что из Америки, буквально вчера, наконец доставили необходимое оборудование.

— Вот оно, — прошептал я, думая о своём.

— Простите?

— Название для моего романа!

Отец бросил на меня недовольный, едва ли не свирепый взгляд. Я заметил это и понял, что неприятностей не избежать.

 

 

Мои предчувствие и опыт вновь безошибочно предсказали будущее.

Не успели мы с отцом вернуться домой, как я очутился в центре водоворота из нравоучений и упрёков. Мне не хотелось бросать письмо – пусть и на короткий срок, пускай и ради заботы о себе, — но перечить я не имел ни желания, ни права.

Решив, что как-нибудь выужу пару свободных часов для своего призвания, я согласился на лечение. Возможно, придётся писать ночью, но иного выхода я не видел.

 

 

В короткий, по меркам современной медицины, срок меня избавили от заболевания, ещё недавно считавшегося смертельным, — помогла внутривенная терапия. С одной стороны, я был весьма благодарен врачам, тогда как с другой, за последнее время я не написал ни строчки: слишком выматывался, чтобы заниматься творчеством, да и обстановка палаты не дарила вдохновения. По сути, большую часть дня я проводил на обследованиях и лечении.

А затем произошла вещь сколь ужасная, столь и неотвратимая. К несчастью, верная догадка посетила меня чересчур поздно.

В тот день отец, обрадованный результатами лечения, отправился в больницу, дабы выразить признательность медперсоналу. С собой он прихватил полдесятка бутылок недешёвого алкоголя. Я же, с его позволения, остался дома – набираться сил. Обрадованный, я сел за стол, придвинул чистый лист бумаги, взял перо… и вдруг испытал предельно чёткое прозрение: более я не напишу ни единой художественной строчки! Ни слова. Ни буквы или знака… Чувство пронзило меня насквозь: вошло через голову и вышло через пятки, словно молния. Ударивший прямо в меня мощнейший электрический разряд, который безжалостно испепелил мою музу – а вместе с ней все чаяния и идеи, всю ненапрасность жизни!..

Я снова и снова брал в руки перо, потом откладывал и брал опять. На белом листе, теперь удивительно схожим с моим пустым существованием, не появилось даже кляксы.

 

 

— Папа, что ты наделал!

Двое, терапевт и гость, мило беседовали, когда я ворвался в кабинет и выкрикнул эти слова.

— В чём дело? – моментально уничтожив дружескую улыбку, которой он одаривал медика, мрачно осведомился отец.

— Ты убил её! Вы убили её!

— Кого? – задал вопрос недоумевающий врач.

На глаза навернулись слёзы, и я с трудом произнёс святое для меня имя:

— Мельпомену!

— Ничего не понимаю. – Эскулап покачал головой. – Мы же вылечили вас от туберкулёза…

— Это был не он! Я заболел талантом! Заболел, а вы – вы оба – безжалостно расправились с ним!

— Анализы показали, что ваш диагноз – определённо, туберкулёз, — уверенно возразил врач.

— Сын, уходи, не позорься, — процедил сквозь зубы отец.

— Надежда пропала, — ничего не слыша, говорил я, — и непосильно жить в полном одиночестве и бездействии, жить без Мельпомены!

— Да что ты плетёшь! – взорвался отец, когда его и без того крошечное терпение окончательно иссякло. – Какая, к чёрту, Мельпомена?! Ты по крайней мере можешь жить! Доктора тебе счастливое будущее подарили! И на работе в твоё положение вникли: не просто не уволили, а дали прибавку! Даст Бог, выйдет из тебя человек, отыщешь себе жену подходящую, наплодите с ней детишек и будете воспитывать – вот истинное призвание каждого человека! А не какие-то там больные фантазии!

— Может, и больные… — Голос надломился: опустошённость, поселившаяся в груди, без остатка съедала чувства и стремления. Справиться с собой удалось, с трудом, но удалось, и моя безразличная речь зачем-то продолжилась: – Только это мои фантазии… часть меня… навечно утерянная… Отныне я один, и ни уехать… из Праги… ни…

Мысль ускользала; врач решил окончить её по-своему:

— Мы вылечили вас от неминуемой гибели. Вам бы не находить себе места от радости, а не метать обвинения в адрес родного отца! Не понимаю я вашего недовольства, герр Кафка…

Вот как всё и было. Засим прощаюсь с вами, дорогие читатели.

 

                                                                                                                                                                                                                                                           Подписано

                                                                                                                                                                                                                                                           Франц Кафка,

                                                                                                                                                                                                                                                           Прага,

                                                                                                                                                                                                                                                           4 июня 1924 года

 

(Июнь 2013 года)

Похожие статьи:

РассказыВластитель Ночи [18+]

РассказыПо ту сторону двери

РассказыПограничник

РассказыПроблема вселенского масштаба

РассказыДоктор Пауз

Рейтинг: +1 Голосов: 3 1555 просмотров
Нравится
Комментарии (6)
0 # 19 июля 2013 в 12:48 +2
Да-а, творчество - это болезнь. Только Мельпомену убили не врач и отец, а сам Кафка. Если человек хочет писать, он будет писать. Несмотря ни на что. Люди в тюрьмах писали, в концлагерях. А если человек ищет виноватых, кто и что не дает ему писать, значит, не больно и хочет. Больничная обстановка не располагала... Донцова писала в реанимации, и ничего, не жаловалась на обстановку.
- Вы Кафку любите?
- Особенно грефневую. laugh
Григорий Неделько # 22 июля 2013 в 19:53 +1
Ага, тяжёлая, с осложнениями. :)))

Наверное, в рассказе её убил и сам Кафка тоже, то есть, минимум, при его участии это произошло: из-за нерешительности и нежелания бороться... Но вот _вирус_ Мельпомены вылечили врачи. Уж не знаю, к счастью или нет.

Донцова, конечно, молодец, что смогла, но всё-таки она... странный автор.

Про "гречневую кафку" хорошо! :))
Григорий Неделько # 22 июля 2013 в 19:53 +1
Ах да, пасиб! :)
Григорий Неделько # 5 декабря 2013 в 09:49 +2
Опубликован в альманахе "Атланты".
Григорий LifeKILLED Кабанов # 10 января 2014 в 05:02 +2
Рассказ необычен и чем-то прекрасен. Уж не знаю, чем. И вообще не понимаю, как и чем он может понравиться. Но понравился, и это мягко сказано!
Григорий Неделько # 10 января 2014 в 05:26 +1
У нас с тобой просто схожий вкус: фиговый. :)))

Вообще мне жалко Кафку и ему подобных личностей. Может, это проявилось в тексте.
Добавить комментарий RSS-лента RSS-лента комментариев