fantascop

Дроиды. Гелиотроп. Роман. Часть 2. Глава 3

в выпуске 2016/04/27
9 сентября 2015 - Женя Стрелец
article5911.jpg

02.03
Поля мелководья, в гейзерах и «позёмках» испарений. Горизонт ровный на все четыре стороны. Пасмурное серое небо смотрело на пасмурную, глинистую, серую равнину Шамании, отражаясь в дельте, разбежавшихся по ней, протоков. В отдалении слились, разровняли её и себя неспокойным, болотистым разливом.
Но снаружи было, по крайней мере, тихо, бурление не резонировало в пустых стенах.
На смену ему пришло буханье всплывающих пузырей. Размером с воздушные шары. А иные с аэростаты! Глубоких-то мест нет, и омуты не глубоки, самое большее в два человеческих роста. А это чудо природы выходило из мути так постепенно, что лодочник успевал обойти, заметив известковое посветление, и путешественников всего лишь покачивало добежавшими волнами. Пузыри шли как что-то тяжёлое сквозь воду, вязкое...
– А если прыгнуть в него? – спросил Гром у лодочника.
– Ууу... Я услышу от Пажа поболе пары ласковых... Но нырять за тобой даже не подумаю.
– Там не дно?
– Где как... Пузыри поднимаются от тех же каштанов, но из болота... Чёрт знает, с какой глубины.
– И за ними никто никогда не нырял? Что за корни в них, что за Впечатления?
– Нырять ныряли... Приносить не приносили... Видимо, потребляли прямо там! Видно, стоящие каштаны! Но, знаешь что, ты попробуй их, когда свою лодочку будешь водить, договорились?


Целая связка таких шаров поднялась последовательными, захватившими их меловыми кругами... Бух. Бух... Бу-бух... Лодка заплясала. А нечего на разговоры отвлекаться.
Гром из любопытства глубже вдохнул, надеясь различить что-то в сырости болотного, с глубин вышедшего воздуха. Не успел увидеть, помутилось в голове. Шамания!.. Таких галлюцинаций у него даже в бреду от глубоководного яда не бывало...
Сильная галлюцинация... Гром внезапно явственно понял, что если прямо сейчас не прикрутить правую руку, гайки не затянуть в плече, она отвалится! И улетит. Если сделать ещё полный оборот ею назад... Какой оборот? Суставы так не двигаются. Но роллетную дверь открывая, он их уже сто тысяч сделал... И самое смешное, что он даже явственно в левой трёхпалой руке ощутил что-то вроде гаечного ключа! Вздрогнул, спешил, волнуясь не как робот, как зазевавшийся человек...
Почудится же! Призраки отступили, до чего испугался руку потерять! Отпустило в миг, как и помстилось.
Однако что он заметил, когда уже вышли на спокойную воду... Харон перехватил весло как-то странно для тяжёлой вещи, не стилус ведь это, не платок у танцовщицы: тремя пальцами левой руки. Рога указательного и мизинца свободны.


На фоне затопленных, серых полей, заслонив всё предыдущие Впечатления, с сырым ветром долетело одно. Свежее, старое, отчётливое. С помойки.
Когда-то Паж, уронил тут соляшки не кибер-эпохи.
Видение человека на трибуне. Он говорит, эмоционально говорит, и вдруг, в отличие от тех призраков, не протягивает, а резко роняет руки. И запрокидывает голову, будто дракона пытается позвать. С широко раскрывшимися, стекленеющими глазами. Красное разлетается не из, а на месте груди, и свирепая радость разлетается. Торжество того, кто стрелял, кто оставил это Впечатление, сохранившее детали и чувства. Эмоция дожила до засоления в корне. Видение опрокидывается, кричит множеством голосов, и красное заливает серое, поля, Грому глаза... Специфическое зрелище для изгнанника, не ведающего о Рынке Ноу Стоп.
– А это? – встряхнулся он, указывая вдаль.
А там маячила уже непосредственно Шамания. Скала. Вход.
Ветер подул сильней, Гром дрожал от холода, но одежда высыхала, стало легче думать и дышать. «Да, – подумал он, с удовольствием ощущая свободное движение грудной клетки, – незваных гостей шаманийцы могут не опасаться!..»
Искоса Харон взглянул на его повеселевшее лицо, хмыкнув про себя: «Упрямец!..»
Точно, могут не опасаться. Без учёта и того, что Белые-то Драконы к Шамании не подлетают.


Человек, проведший в отношении запечатлённой водой информации сравнительное исследование, обнаружил бы, но вряд ли смог объяснить такую закономерность...
Ставшее обыкновенным корнем, обыкновенное Впечатление кратко, сухо, формально, лишено эмоций. Запретное – оглушительно ярко. И засолонению подвергаются, похоже, лишь негативные эмоции, выборочно. Кто, что выбирает?..


Радость, значит, первой испаряется из открытой чашки. Как и организм полудроида усваивает вкусные, оптимистические верхние ноты в букете свежими, сразу. Они летучи. Следом раскроется букет ароматов, от совокупного богатства до ординарного послевкусия.
Ну как, встречая улыбку незнакомца, в первую очередь принимаешь к сведению лишь. Оценки после, что за человек, богат ли, беден, твоего ли круга, подружитесь ли, подерётесь... Искренна ли улыбка, оценишь потом. Таким образом, замок достраивают под флагом, который гордо полощется на башне! Достраивают между вершиной и фундаментом – дворец необусловленной радости бытия.
И обратное верно.
В откровенно запретных Впечатлениях, совсем свежих, проливающихся из туч, эмоции не так уж ярки. Дурные чувства приглушены, тесно перепутаны с цветами и формами, слышимым и зримым. Отдельно она как бы ничто, злая радость запретных Впечатлений... Запретная вода, омрачённая подспудно. Без понимания сюжета, кто знает, что это злая радость? Можно заметить, что невнятная какая-то. Малорадостная. Она будто сама себя отталкивает, сама себя пытается прекратить...
Поэтому разными ухищрениями: от перца до ножей подстёгивают остроту на Ноу Стоп.
С каштанами этого не требуется.


В Шамании приспособление и напиток едины – каштан. Вторая скорлупа его, наросшая на воздухе довольно тонка, чтоб раствориться в горле и довольна остра, чтоб раскрыть корень ярко. Быстро.
Так сложилось по-природе, выбора в этом смысле у шаманийцев нет. Засолонённое до предела, рафинированное зло, каштаны избыточно ярки... Избыточно экспрессивен и способ употребления, превосходящий самые смелые фантазии Рынка Ноу Стоп. Новоприбывшие принимают за дурную шутку. За фокус. Но это не фокус.
Колючий каштан величиной до полкулака они глотают, не запивая.
И – транс... Бубны... Как направление к выходу... Как анестезия... Как поддержка стремительным потокам огоньков регенерации, ритм.
При таком количестве внутренних повреждений дроиды регенерации задумываются: восстанавливать или пора разбирать тело?
Шамания может существовать исключительно как общность, община людей. «Лунный круг» безусловного доверия. Шаманийцы великолепно чувствуют как весь круг, так и лунные бубны, акустику. И того, ради кого в этот раз собрались. Экстатического танцора. Способен пройти «каштан навылет»? Требуется срочно возвращать?
Влага корня Впечатления из каштана выходит. Соль, проступая на коже, отнимает обратно. Вытягивает и влагу, бывшую в теле... Шаманиец по выходу из транса весь в соли, как под инеем. Не у каждого остаются силы даже самостоятельно умыться.
Зачем они такое вообще проделывают, речь впереди.
В погоне за кайфом.


Скала в равной мере напоминала природное образование и рукотворное сооружение, вдохновлённое им, но не замаскированное под него. Очень ровно разбегались по тёмному камню трещины. На первый взгляд – кладка, на второй – крупней, чем люди выбрали бы, людям такие глыбы не поднять. Трещины тонкие, не стыки раствором замазанные, а чёткая сеть, наброшенная в виде произвольной кладки. Камень – яшма, бурая с красновато-рыжими прожилками. Перед случайным взглядом высился остров, цельная скала. Не причалить. Разве чудом, но на вершину и чудом не забраться.
А на вершину и не нужно. Шамания внизу. В этом облачном рынке нарушаются условности ландшафтно-закономерного мира. Под землёй следующая земля под следующим небом Шамании.


Вечное полнолуние... Оно повсеместно. О скалу плещут волны, на них ниоткуда ложиться потусторонний слабый свет. От луны, которой не бывает на верхнем небе постоянного пасмурного дня, не бывает и на подземном, всегда полночном небе. Где лунные бубны, сияя, низко над землёй висят.
С лица скалы, обращённого к городам, течение позволяло подойти к ней вплотную и заметить канаты, свисающие с причала, оставшегося на прежнем, высоком уровне воды. Что заставляло задуматься о причине затопления городов... Какая-то плотина ограждала их от большого озера. Она рухнула одновременно наружу и в нижний мир? Озеро, разлившись, достигнув рамы, откатывалось в обратный путь, чтоб низвергнуться под скалу водопадом?
По толстым канатам с узлами можно забраться и побродить по каменным залам крепости, вырубленной в скале. Ничего интересного. Ни вещичек, ни особых свойств полей. Столы да сиденья огромные, из камня вырубленные. Причём не вокруг столов, а вдоль стен. Ни пыли, ни разрухи, а всё же: где природное, плесенью не тянет, где обитаемое тянет ею... В прошлый раз с Пажом осмотрели. Теперь Харон повёл лодку сразу вокруг.
Человек несведущий, попав сюда, обогнул бы скальный остров, держась от шума водопада подальше. После оставалось бы ему, на вёслах возвращаться к раме. Ангарами, пригородами, где течение слабей... Где светлячки провожают лодку неестественно большими, тёмными глазами... Не горят глаза, в этом смысле они естественны, как у обычных людей. Их глубокая, остановившаяся осмысленность не допускает в того, кто столкнулся со светлячком, ни страха, ни пренебрежения. Пусть он сияет весь, пускай ненормально, бессмысленно движется. Не ответит, не услышит. Но он смотрит на тебя...
Гром вспомнил, Паж потихоньку начал сводить его с шаманийцами на континенте, когда Зэт, парень одну букву оставивший себе от полного имени, попавший в Шаманию тайком, без приглашения, признался, что день потратил, исповедуясь светлячку!.. «Всю жизнь ему рассказал! Хотя сразу... Да, сразу, с первых минут, я-то и видел, что он ничего не понимает! Что он не из тех, кого ищу. А будто слышит, будто глубже понимает, чем я сам про себя...» Гром подумал тогда: «Потому ты и рассказывал, что уверился сразу: он не слышит...»


Обогнув крепость на полкруга, Харон повёл лодку прямо к пенящейся черте водопада, с водной пылью над ней. По лунным бликам повёл.
Гром знал, что не упадут... Но иллюзия посильней отрывающейся руки, которую надо срочно гаечным ключом прикрутить на место. Иллюзорная уверенность в том, что водопад низвергается в область Там. В недостижимую область Там, то есть без возврата.
Стоило лодке слегка царапнуть дном камни порога, сонный лодочник проявил шаманийскую живость, сверхчеловеческую. Этой манипуляции с причаливанием Гром не скоро научится, и в подробностях не сразу разглядит.
Канат с альпинистской кошкой взвился, ударил в расщелину скалы, и вот уже лодка сохнет, качается на нём. А Харон, как при похищении, выдернувший Грома за запястье, стоит у порога на краю, в стороне от низвергающегося массива воды. Темно, чуть погодить следует, пока глаза адаптируются к темноте.
Они сейчас отправятся вниз по ступеням водопада, справа от основного потока, широким, опасным, но даже единого человека не погубившим путём. Однако впечатляет. Как два паука-сенокосца прошли они в расщелину и оказались в темноте, заполненной шумом и журчанием.
Каскадный водопад. Перемежаемый площадками ровного течения. Ступени не угадать природные, высеченные? Скользкие. Гром каждый раз изумлялся, спустившись или взойдя благополучно.
Глаза подстроились, и он узрел небывалое. Удостоверился, что не показалось. Огоньки дроидов, не в воздухе и не в тумане. Огоньки дроидов утонувшие в воде. Красные. Смываемые водой. Рассыпанные по уступам, сгоняемые вниз и не кончающиеся. Они были крупные и они дрожали.
Водопад - своего рода фильтр: шаманиец ты или чужак? Или уже светлячок? Пройти его способен? Пока стоишь на ногах, ты человек. Если на них спустился в Шаманию, ты человек, хоть бы горел истощением безнадёжно забуксовавшей регенерации целиком насквозь.


Паж сбегал вдоль по водопаду вприпрыжку, он особенный. Харон ступал осторожно, и у Грома нашлось время рассмотреть своды пещеры, с каждым шагом отдаляющиеся в темноту.
Сосульками нацеленных сталактитов нет. Конденсат испарений образовал «иксы» кристаллов. Гигантские, как опорные балки, на них такие же иксы мельче и мельче. Не равноугольные, разной степени сплюснутости. Красновато-ржавые балки иксов непрозрачны, бурые с яркими точками алых вкраплений. Отражаются красные огоньки? Вмёрзли как в лёд?
Своды слились в матовый купол. Вроде бутылки тёмного стекла, травлёного до матовости, с пропусками лучистых иксиков, крестиков, звёзд четырёхконечных. Под сводами гуляло алое зарево. Останавливалось, когда останавливался Гром, как луна, сопровождающая путешественника. Уплотнялось в кружево, как морось сливается в лужи и ручейки. Следующий шаг Грома, вынуждавший его смотреть под ноги, обнулял процесс, заставлял кружево растаять. Кажимость, не физический процесс? Остановка повторяла цикл.
Гром уставился в своды. Зарево приобрело симметрию, остановилось. Он не знал этих слов. Этой аббревиатуры. Пройдя века, она стёрлась из человеческой памяти на заре эпохи автономных дроидов. Да, лужица овальная, перед ней и за ней одинаковые ручейки: сверху левые полувосьмёрки и правые внизу. Читается как: «sos». Во весь купол зарево.
На лоб Грому упала красная световая капля, потекла... Исчезла раньше, чем успел стереть.


Гром не знал и обозначения, возникшего позже. Узкого, специального sos. Актуального на протяжении сотни лет каннибализма.
Когда Отрезанный Город стал непредсказуемым лабиринтом укреплённых апартаментов, переходом между ними, «батутов», «лифтов», «парализующих залов», где, согласно наименованию, невозможно ни злое, ни спасительное. Этот sos писали на стенах, на клочках бумаги, страницах книг, нумерованных со смыслом и наудачу. Его писали для собратьев по несчастью, унесённых, как живой корм в кладовку. Писали для задумавших побег, решившихся, заплутавших, для поверивших напрасно врагу своего врага. Писали бескорыстно. Указатели, подсказки. То же самое «sos», но нижний конец «s» первого и начал «s» второго стрелками указывают в «О», что означает: беги! Спасай себя.


Алое зарево отступало. Прохладный лунный свет лился снизу, от подножия лестницы, принося облегчение. В самом деле: прохладный лунный свет... Бессметны определения, ухватившие суть. Бубны-луны, и «бум-бум...» их глухое, освежающее целебно.
Водопад остался слева и ушёл в землю. Гром и Харон стояли на земле Шамании. Лунные бубны над горизонтом светили в их лица. Далеко, ещё идти и идти.
«Прохладная бесприютность... – подумал Гром. – В пещерах-то я пожил. Так не бывает ни в норах, ни в огроменных пещерах. Лишь под открытым небом».
Причин к беспокойству нет, но изнутри в рёбра колотилось настойчивое желание откинуться и песней вызвать Белого Дракона. Порыв, настигающий полудроида всюду, куда Белого Дракона призвать невозможно.


Они шли на свет лунных бубнов, а те уменьшались. До размера, что можно держать в руке.
«Словно был задуман такой световой, сценический эффект, ради лучшей видимости издалека».
Версия реалистичная, но слишком приземлённая. Их сияние, распространявшееся правильными овалами, горизонтально сплюснутыми, когда бубен молчал, и рябыми, когда мембрана дрожала под ударами пальцев и открытой ладони, был подлинно мистичен. Проще поверить, что отвердел, превратившись в бубны, свет настоящей луны. Что богиня луны подарила их людям. Особенно когда ладонь вела глухие размеренные «бум-бум...», и ореол, выправляя сплюснутость, достигал идеального круга, охватывал вибрирующей тяжестью, упором отдавался в межбровье, мешал на бубен прямо смотреть.
Остовы низкорослых деревьев. Контражур подчёркивал их причудливую, посмертную грацию.


Бессознательное, подавленное желание умчать на Белом Драконе, направляло взгляд ввысь. Звёзды... Мелкие, бессчётные, как иголками проткнутые, едва различимые звёзды... Россыпь...
Потянуло прохладой и сразу... – уголком Краснобая. Конфетным рядом запахло, Оу-Вау, патоками ароматизированными, сладостями... Это во мраке они с Хароном дошли до общинных складов. Тайники в земле, в Шамании – не личное и не секретное.
Прохлада шла из-под ног. «Ледники-тайники», земля Шамаш очень холодная, копни её, на локоть в глубину уже лёд. Оформлены богато, ледники высланы тканями «по-желанию» – цвета в скрытой механике, узоры, золототканая, ручной работы парча. «Пеги-парашюты» и «позывные свистки» – снаряжение, желательное для попадания за раму этого рынка. Парашюты ещё и подходящее, чтоб над своим Белым Драконом поиздеваться...
И сладости. Роскошь?.. На самом деле – нисколько.
Повсеместен до безнадёжности в Шамании настоящий запах холодной, уснувшей земли, не ждущей ни весны, ни рассвета. Сахар тут – фактически лекарство. Настоящее лекарство для души. Даже по периметру шаманийского круга, на нижних ломанных, корявых сучьях развешены гроздья простых сахарных конфет кое-где. Сахарные капли на нитках. Те, что при срочности. Но и они пахли, как земля Шамании, холодные, как она.


Круг парней, лунный круг. У всех бубны. Собственно периметр – оставшиеся на ветвях сиять луны...
Мимо проходя, Гром коснулся пальцами, провёл... Как по боку зверя... Живого... Тугого, крепкого зверя, полного жизни, готового заурчать и зарычать.
«Или Шамания настолько холодна, что они кажутся теплы?»
Гром зашёл в круг, и каждый, – без особых церемоний, но каждый, – протянул ему руку, кто, вставая, кто нет. Собралось их на этот раз около трёх десятков человек в окончательной, так именуемой Шамании.

Похожие статьи:

РассказыПоследний полет ворона

РассказыОбычное дело

РассказыПортрет (Часть 1)

РассказыПотухший костер

РассказыПортрет (Часть 2)

Рейтинг: +1 Голосов: 1 950 просмотров
Нравится
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!

Добавить комментарий