« …Положение Артофилакса становилось всё более шатким и небезопасным, - было написано в письме далее. - Подкрепив себя очередным бокалом вина, Секретарь Ложи хотел продолжить, но теперь сделать это было значительно труднее. Посетители гудели, явно недовольные его выступлением. Со всех сторон слышалось «Довольно!» и «Прекратите!». Люди не желали больше слушать не в меру разговорившегося оратора - по их мнению, он зашёл слишком далеко.
«Вы что, не видите, что происходит? Грядёт катастрофа! — произнёс вдруг за соседним столиком чей-то трезвый, рассудительный голос. — Надо остановить этого безумца, пока не поздно!»
Я не совсем поняла, что имеет в виду говоривший, но ощутила под сердцем жгучий, неприятный холодок. Состояние смутной тревоги передалось и мне. Разумнее всего, конечно, в тот момент было бы сразу встать и уйти, но что-то удерживало меня на месте.
В самого же Артофилакса словно бес вселился. Ещё раз обозвав всех присутствующих «тупоголовыми недоумками», он, демонически расхохотавшись, воскликнул:
«Ах, вы мне не верите?!.. Ну, тогда я вам покажу сейчас кое-что!»
С этими словами он взгромоздил на стол свою пыльную дорожную сумку и принялся трясущимися руками расстёгивать застёжки, приговаривая: «Сейчас я покажу вам… сейчас… сейчас…» Шум в зале улёгся. Бродяги уставились на Секретаря с тем страждущим любопытством, с каким обычно смотрят на бродячего фокусника, извлекающего из пустого цилиндра змею или кролика. Все затихли в ожидании чуда. Я же, увидев расстёгнутую сумку, так и замерла, догадавшись, к чему идёт дело! Артофилакс вознамерился продемонстрировать собравшимся дедушкины акварели - и это уже являлось настоящим предательством с его стороны!! Возмущению моему не было предела! Уж я-то, как никто, знала, что этюды нельзя показывать посторонним, тем более выставлять их на всеобщее обозрение! От этого они могли лишиться своих магических качеств; и все пророческие начертания, содержащеся в них, также теряли свою силу. Но Артофилаксу, похоже, было уже всё равно. Он сам не понимал, что творит. Хмель окончательно помутил его рассудок.
От волнения я даже забыла о необходимых мерах предосторожности. Первой моей мыслью было сразу броситься к Секретарю, чтобы не дать ему осуществить задуманное, но вдруг, в тот самый момент, что-то заставило меня повернуть голову к окнам, выходящим в сад…
Окна в трактире были завешены выгоревшими пыльными гардинами, задёрнутыми небрежно и местами недостаточно плотно. Так вот, в ближайшем оконном проёме, в узком просвете между складками гардин, возник вдруг чей-то тёмный силуэт; он бесшумно появился с наружной стороны и тотчас словно прилип к стеклу. Несомненно, это был человек - его фигура имела все основания называться человеческой - но ни одно человекоподобное существо, из всех когда-либо виденных мною, не производило более жуткого, отталкивающего впечатления! И, конечно же, я сразу узнала его…
Это был он! Тот самый нищий-калека, «безногий скороход», увязавшийся за мной на Селенитовых холмах, и сверхъестественная прыть которого изумляла меня на протяжении всего моего долгого пути. Я была уверена, что мне удалось всё же от него оторваться, но, как выяснилось, недооценила его возможностей. Загадочный карбонарий умудрился-таки выследить меня и настиг именно здесь, в «Троянском Коне», выбрав, словно специально, самый неподходящий момент для своего появления.
Отмеченное крайней худобой, опутанное грязными лохмотьями, его тело, длинное и неестественно растянутое по диагонали, всё подёргивалось, словно в судороге какого-то маниакального торжества. Корявые, растопыренные пальцы, отросшие, наверное, заново, как хвост у ящерицы, алчно ползали по стеклу, будто пытаясь продавить его насквозь. Но самым безобразным и ужасным было его лицо. Освобождённое от пут грязного шарфа, за которым прежде скрывалось, узкое, сморщенное, узловатое, как сушёный финик, немного «свёрнутое внутрь» /что делало его ещё более мерзким/, оно было покрыто сеткой чёрных пятен величиной с мелкую, разменную монету. И это казалось отвратительнее всего!! Когда взгляд «пятнистого» остановился на мне, я почувствовала себя беспомощной букашкой, нанизанной на булавку…
Мне трудно описать своё состояние. Я не могла ни двинуться с места, ни встать, ни пошевелить пальцем, ни даже окликнуть кого-нибудь: горло сжала спазма. Все члены мои, включая язык, будто онемели. В кармане камзола у меня лежал заряженный пистолет, но я не выстрелила бы из него, даже если б возникла такая необходимость. Меня хватало лишь на то, чтобы сидеть на месте и молча следить за манипуляциями отвратительного существа, со страхом ожидая, что вот-вот сломаются оконные переплёты, лопнет и посыплется стекло, и ужасный оборванец, потрясая уродливыми конечностями, набросится на меня…
Не знаю, как смогла бы я самостоятельно выйти из своего окаменелого состояния, если б кто-то в зале вдруг не завопил истошно и пронзительно:
«Глаза! Посмотрите все на его глаза!!..»
Крик, прозвучавший с внезапностью выстрела, встряхнул меня. Я огляделась по сторонам и, не понимая ещё толком, что происходит, всей своей кожей ощутила волну холодной оторопи, прокатившейся по залу.
Могло показаться, что прозвучавшие слова имеют прямое отношение к моему пятнистому наблюдателю, бесследно, кстати сказать, исчезнувшему в тот же самый момент, но это было совсем не так. Взоры всех были обращены отнюдь не к окну, а к главной достопримечательности трактира - троянскому Коню. Смотрел на него, не отрываясь, и Секретарь Ложи, неузнаваемо оробевший, притихший, и лицо его было перекошено такой жуткой гримасой, что я на миг забыла о своём заоконном кошмаре.
Стеклянные глаза деревянного Коня словно вдруг ожили!!
В один миг вытаращенные, пустые, круглые стекляшки наполнились кипучей жизнью и ярко засияли, приняв ту самую ядовитую красно-жёлтую окраску, отличавшую глаза жеребца-мутанта, о котором совсем недавно шла речь. Эти страшные, непостижимым образом ожившие глаза, вспыхнув, как факелы во мраке ночи, бешено заворочались в своих орбитах, грозно и повелительно разглядывая оцепеневший зал. Они смотрели на каждого в отдельности и одновременно на всех сразу, смотрели так, словно выбирали себе жертву! А следом за тем мёртвую тишину нарушил вдруг оглушительный треск — это раскрылись деревянные створки на брюхе Коня, скрывавшие потайной люк…
Вряд ли кто-либо из присутствующих удивился подобному трюку: ведь всем хорошо известно, что такому Коню полагается иметь при себе брюшную лазейку — на то он и Троянский Конь! Однако то вовсе не был фокус, придуманный хозяином трактира ради рекламы. Открывшаяся на брюхе чёрная дыра смотрелась как некая шахта-колодец - обиталище тёмных сил, враждебных человеческой природе. Ледяное молчание воцарилось в зале. Напряжённость обстановки ещё более усугубило поведение трактирщика, закричавшего из-за стойки, что он не имеет к происходящему ни малейшего отношения…
Спасибо за положительные эмоции!! 
