Бум! Бум! Бум!
Саркофаг гудел и раскачивался.
Старик что-то проворчал спросонья, повернулся на другой бок и повыше натянул ветхий покров.
Бум! Бум! Бум!
Стук не прекращался, становился громче и настойчивей. К нему присоединилось невнятное бормотание.
Выругавшись на латыни, старик откинул крышку, уселся, поправил съехавший с гладкого черепа клобук и осмотрелся.
В церкви царил полумрак: свечи и заглядывавшая в узкое окошко луна едва-едва освещали огромное пустое пространство.
Старик вытащил из-под подушки подаренный поклонниками электронный будильник, установленный на 6.30 утра 17 марта. На часах было 10.27 31 октября.
Возле саркофага, воздев к сводчатому потолку откляченный зад, стоял на карачках монах в черном засаленном одеянии и ритмично бился головой о мраморную стенку гробницы.
Гулкие удары разносились по церкви, распугивая летучих мышей.
Старик недовольно закряхтел, поднял посох и с размаху опустил его на голову монаха.
- Ты что ж творишь, ирод несмысленный! Поклониться пришел – так поклоняйся тихонько! Почто старые мощи за полгода до срока тревожишь?
Монах подскочил, потирая макушку, увидел сидящий в саркофаге скелет в епископском облачении, ойкнул, перекрестился не по положенному, плюхнулся на задницу и зачастил на латыни с жутким акцентом:
- Ой, Ваше Патриарчество, то есть Патричество! Не извольте казнить, дозвольте слово молвить.
- Ну молви. Все равно разбудил, - постанывая и скрипя костями, святой вылез наружу.
- Я, изволите видеть, грешный инок Апполинариус. Прибыл к вам пешим ходом из дальнего монастыря, что в сибирской земле обретается. Именуемся мы Усть-Краесветовским скитом. Монасей у нас всего ничего, то бишь трое и настоятель, по-вашему, значиццо, аббат Маврикий. Оною весной благословил он меня на труд праведный: пешим ходом дойти до страны Ирландской да поведать вам, известному на сайте монастырском… ой, это… как бы вам объяснить…
- Да знаю я, что такое сайт, чай, не совсем дремучий. Каждый год на именины наружу вылезаю, в остальное время с почитателями и поклонниками в соцсетях общаюсь.
- А… ну вот… Да… значиццо, - сбился было Апполинариус, но тут же оправился и затараторил:
- Так я про ваши святые деяния все-превсе прочитаючи и подумавши, что никто, окромя вас, господин Патрик, с безобразным да грешным праздником Хеллавином не справится, потому как в давней Ирландии вы ж друидов нечестивых побеждали огнем и мечом, и Самайн бесовский запрещали на веки вечные. Так я все отцу Маврикию обсказал, он меня и благословил в путь дальний. Так я спешил, ни поесть-попить не останавливался, три моря переплыл, сто дорог прошел… Столько бедствий в пути претерпел, особливо с пограничниками бестолковыми… Но дошел. Прямо в нужный день и час. Вот.
Монах Апполинариус выдохнул, снова бухнулся на колени, отклячил зад и воззрился на святого с надеждой и верой.
- Мда… - Патрик почесал затылочную кость и привычно поправил клобук. – Поесть-попить – это дело добровольное. Не хотел – и не ел. А вот что ж ты, зараза такая, пред тем, как к моим очам явиться, омовение не свершил. Я вон сколько веков в саркофаге лежу, но так не воняю.
- Вы святой, да и померший… - жалобно проблеял Апполинариус. – Нам, грешным да убогим, такой чистоты не достичь.
- Чего это не достичь? Иди вон к чаше, омойся.
- Не смею водой святой телеса свои грешные…
- Иди, кому сказано! – рявкнул Патрик, поднимая посох. – Гигиена, смотрю, у тебя в числе добродетелей не числится.
Апполинариус посеменил к чаше, поскакал вокруг нее, жалобно пискнул: «Хоспидя, сбереги меня грешного!», - перекрестился и нырнул.
Патрик, опершись на посох, ждал, слушая заполошенный шелест крыльев летучих мышей и визги омывающегося вместе с рясой Апполинариуса. Вода в чаше по осеннему времени была холодной.
Наконец уже не вонючий монах предстал перед святым. Патрик посмотрел на мокрого, стучащего зубами и исполняющего пляску Святого Витта Апполинариуса, покачал головой и вытащил из саркофага бутылку виски.
- На, глотни, дуралей! Простудишься же, исцеляй тебя потом.
- Нам отец Маврикий не дозволяет алкоголий употреблять. Токмо молитвами лечиться.
- Дурак он, настоятель твой! – буркнул старик. – Если немножко да для поправки здоровья, то разрешается. Пей, говорю. Я, Святой Патрик, дозволяю.
Святой авторитет вкупе с ворвавшимся в церковь ледяным ветром подействовали: Апполинариус открыл бутылку и сделал пару глотков. Глаза его заблестели, на щеках появился румянец.
- Ох, Ваше Патричество, хорошо-то как.
- Еще бы не хорошо! Это тебе не самогонка деревенская, а коллекционный «Джек Дэниэлс». Почитатели на именины поднесли… А теперь давай сюда, - святой бесцеремонно отнял бутылку у нацелившегося на третий глоток монаха и сунул ее в карман. – Пойдем до города. Путь не близкий, по дороге и расскажешь, для какого такого святого дела сюда через полмира шел и меня в неурочный час разбудил.
- Расскажу, расскажу, все как есть, правдиво и неполживо, - затараторил Апполинариус, поспешая за Патриком, размашисто шагавшим по темной лесной тропе.
- Так я что говорю: отец Маврикий меня в путь благословил, святую просфору для сил исполнить задуманное в кармашек положил. И вышел я, значит, аккурат в ваш именинный день…
Тут Апполинариус споткнулся о корень и шлепнулся на землю.
- Экий ты нескладный, Аспергерус или как тебя там. Как еще с такими скиллами дойти умудрился, никуда не сверзнувшись и костей не поломавши, - святой костлявой рукой поднял монаха и, взмахнув рукой, призвал блуждающий огонек с ближайшего болота.
Огонек пристроился на навершии посоха, освещая дорогу.
Апполинариус перекрестился.
- Все подвластно тебе, Ваше Патричество! – охнул он. – И бесовские огни тебя слушаются.
- Ты глупости-то не говори, - пристукнул посохом Патрик. – Двадцать первый век на дворе, пора бы уж выучить, что это обычное природное явление, проистекающее от возгорания метана при соприкосновении с воздухом. Рассказывай дальше…
- Так я и говорю, вышел, значиццо, в путь-дороженьку…
- Не надо про путь. Я уже понял, Агриппиний, что АйКью у тебя не очень. Нормальный человек пешком бы не поперся, на самолете полетел. Переходи сразу к делу: что за беда в городе приключилась?
- Так я и говорю, Ваше Патриарчество, Совсем народ стыд потерял, срам всякий творит. Одеваются в одежды бесовские, пляшут неприлично, алкоголии пьют без меры, детишки невинные по дворам бегают, сласти выпрашивают, трик-трак кричат. Хеллавин, значиццо, отмечают.
- Слышал я про этот праздник в давние века. Самайном он прозывался. То дело доброе: народ веселится, карнавал устраивает, чтобы злых духов прогнать да окончание сельских работ отпраздновать.
- Так вы же, Ваше Патричество, сей бесовский глум запретили. Огнем и мечом! Святым посохом друидов обхаживали, страшные хари вместе с нечестивцами на костре жгли.
Патрик остановился посреди дороги, выпучил надбровные дуги.
- Ты что несешь, Арзамасиус? Где такой ереси начитался?
- Так на сайте нашем, Усть-монастырском.
- В интернете глупостей полно! – фыркнул святой. – Что ж, всему верить теперь? Где твои критическое мышление, Аргонавтий? Никаким огнем и мечом я ничего не запрещал, и друидов, кои великие целители и астрономы, ничем не обхаживал. Напротив того, учился у них древней мудрости да помогал с темными силами бороться… Так говоришь, все еще празднуют Самайн?
- Ой, да так празднуют… Ой, словес таких непристойных я произнести не могу, - закрестился Апполинариус.
- Вот и посмотрим. А то правда, что это я только на именины вылезаю. Так можно совсем связь с реальностью потерять.
И Святой Патрик прибавил шагу. Апполинариус, подвывая, поспешал за ним, «Джеком Дэниэлсом» и болотным огоньком.
Город встретил служителей Божиих огнями в искусно вырезанных тыквах, шумом, песнями, праздничным беспорядком и суетой. Чужие, хоббиты, привидения, скелеты и даже посудомоечные машины и смартфоны бродили от дома к дому, кричали «трик-о-трит», подставляли корзинки и шоперы. Веселые компании хищников, Белоснежек, Харли Квинн, Джокеров, Нео, Дартов Вейдеров, мифологических и легендарных персонажей, покемонов и эльфов танцевали на проезжей части, пили пиво и коктейли в барах, пугали прохожих в темных переулках.
- Красота-то какая! – воскликнул святой, с одобрением разглядывая мускулистого Тарзана в леопардовом пледе.
Апполинариус перекрестился и тихонько сплюнул.
- Чего ж красивого, Ваше Патриарчество?! Вона, непотребство какое: оголилась как эта… которая с низкой социальной ответственностью, - ткнул он пальцем в хорошенькую Медузу Горгону в весьма откровенной тунике.
- Экий ты не толерантный, Алоизиус, - покачал головой Патрик.
- Вау! – завопила Горгона. – Какой шикарный костюм!... Прям мой любимый Святой Патрик!
Всмотрелась, смутилась, накинула на полуобнаженные плечи плащ, который стянула с графа Дракулы, и уже куда почтительнее (Апполинариус одобрительно кивнул) продолжала:
- Простите, отче! Не узнала сразу. Не ожидала вас сегодня увидеть.
- Сэра, моя прекрасная ирландка, если не ошибаюсь. Если ошибаюсь, извини старика. В саркофаге лёжучи до Альцгеймера долежаться можно.
- Нет, нет, не ошибаетесь, - пританцовывая, Медуза подошла под благословение. – А что вы сегодня делаете в городе? Ваш же праздник в марте.
- Да вот, - Патрик ткнул посохом в сторону Апполинариуса, старательно отворачивавшегося от аппетитных голых коленок Сэры, - Афродитий этот явился, разбудил. Непотребство, говорит, тут творится, грех да глум.
- Вы бы, Ваше Патричество, - встрял Апполинариус, - девицу сию вразумили, змей из ейной головы изгнали, как однова из страны Ирландии изгоняли.
- Когда это такое было? – изумился святой. – Зачем мне змей изгонять, когда они для экологического баланса и природного равновесия надобны. Опять своих сайтов непроверенных начитался, невежа!
И Патрик с размаху приложил Апполинариуса по макушке посохом.
- Не извольте казнить, Ваше Патриарчество, - взвыл монах, падая на колени и отклячивая зад.
- Костюм у тебя, чувак, классный, - заметила Медуза-Сэра. – Но на Афродития ты риалли не тянешь, уж извини.
- Апполинариус я, грешный, монась из Усть-Краесветовского скита.
- Не, на Аполлона тоже не похож, - хихикнул пьяненький Дракула. – Полом будешь.
- Ну Полом так Полом, - вздохнул Апполинариус, увлекаемый вместе за Патриком в ближайший бар.
Там монах, усаженный за стол с кем-то, невидимым в полутьме, с ужасом смотрел, как развязная Горгона потащила святые мощи на танцпол. Патрик сунул посох какому-то Дьябло – то ли Первому, то ли Третьему, - и вдарил с Сэрой такой рок-н-ролл, что у Апполинариуса закружилась голова.
- Пол, друг, ты что смурной такой? – пихнул монаха локтем Дракула. – На вот, выпей. В честь Самайна и Джека-с-фонарем.
Апполинариус машинально выпил. Голова закружилась еще сильнее, перед глазами замелькали звездочки и огоньки, а когда они наконец погасли – все, кроме одного, - монах увидел сидящего напротив тощего субъекта с репой вместо головы. Глаза субъекта горели мрачным адским огнем, рот кривился в хищной улыбке.
- Ахти мне! – возопился Апполинариус. – Сам проклятый Джек во плоти! Явился за грехи мои тяжкие!
- Дурак ты, что ли? – хмыкнул Джек-с-фонарем. – Какой же я проклятый! За то, что обманул самого дьявола, пребываю от давних пор и доныне в преддверии Рая. Спасибо старикану Патрику, - Джек кивнул репой в сторону танцпола, где святой с Горгоной исполняли очень чувственное танго, - упросил Господа раз в год отпускать на землю повеселиться. А то б закис там совсем среди белокрылых ханжей и занудных праведников.
- А я читал… - заблеял Апполинариус.
- Да слышал, слышал я, какую чушню ты Патрику нес. Совсем вы, молодежь, информацию фильтровать не умеете.
- Никакая это не чушня! - осерчал Апполинариус. – Отец Маврикий только проверенные факты на сайт выкладывает, с Википедией сверяется.
- Аж с Википедией?
Джек-с-фонарем обидно расхохотался, потом ткнул монаха тощим локтем в бок.
– Забей, чувак! Черт с ней, с Википедией! Пойдем потанцуем. Праздник же сегодня!
Апполинариус испуганно перекрестился и заозирался по сторонам. Откуда-то слева («Ох ты ж, храни меня Господь!») послышалось мерзкое хихиканье, и из темноты материализовался некто в черном обтягивающем трико, с красными глазами. На голове у некто были рога.
Монах побледнел и лишился чувств.
Ранним утром Святой Патрик, чувствуя приятную ломоту в костях по причине многих танцев и не менее приятное тепло в районе бывшего желудка по причине виски и коктейлей, вспомнил о несуразном Апполинариусе.
- Надо бы найти беднягу. Заблудится он тут, в незнакомой стране, последний мозг растеряет после Самайна, - сказал старик Сэре. – Поможешь ему билет на самолет взять? А то ведь этот чудила обратно в свой Усть-Краегородский скит пешком потопает.
- Конечно, помогу, - кивнула добросердечная Горгона.
Апполинариус нашелся все за тем же столиком. Он быстро-быстро, как профессиональный наперсточник, переставлял пустые бокалы и рюмки, не отвечал ни на какие вопросы и бормотал:
- Восьмое, девятое, семнадцатое! Трилистник, четырехлистник, семилистник! Тройка, семерка, туз! Тройка, семерка, Джек!
Похожие статьи:
Рассказы → Когда благодарят жертвы
Рассказы → Однажды в Америке
Рассказы → Венчание в Эйлен Донан
Рассказы → Кошмар перед Хеллоуином
Рассказы → Страшно, аж жуть!
