Доблесть и щепотка бесстрашия

Восточный Ледок

февраль 1418 г.

1

В «Пузатом бочонке», как всегда, было не протолкнуться. И дело было не только в том, что в пивной подавали лучший в Руане эль. За окном бесновалась непогода: дул резкий, пронизывающий до костей ветер, кружила снежинки метель, подстерегал свои жертвы в засаде покрывший дороги лёд. Внутри же, заманивая прохожих, уютно потрескивали дрова, горели десятки свечей, звучал добрый, весёлый смех, передавались из уст в уста последние новости и слухи.

Обсуждали войну с горцами. Шептались про скандал во дворце: дескать, в неспокойное время знатные госпожи вздумали изменять супругам. Поднимали кубки за славные деяния и доброе здравие правителя Оланда и Восточного Ледока его светлость герцога Энри, получившего лет пять назад прозвище Смелый. Уж он-то проучит наглых конфедератов и всех победит. Ругали его приближённых и ростовщиков, за то что чинили разные козни и портили жизнь простолюдинам.

Покручивая полупустую кружку, Тормунд Аксельрод вспоминал, как оказался в этих краях. Пару месяцев назад, когда судьба завела его в Бродшир, где он ни только не смог ничего заработать, но и едва не потерял Вангелиза, своего верного коня, мастер меча принял решение двигаться на юг в надежде найти место для зимовки и какую-нибудь работу.

Фортуна ему улыбнулась. На горных перевалах Монтсдефера до него дошли вести о том, что Энри Смелый ищет учителя фехтования на длинных мечах. Предложение было весьма необычным, ведь знатных господ с рождения обучали владению разным оружием. Его светлость оказался исключением из правил и с клинком обращаться совсем не умел. Как большинство новичков, он всего-то и мог, что рубить им с плеча, как топором!

— Кажется, вы чем-то расстроены? — поинтересовался вкрадчивый голос у самого уха.

Северянин медленно поднял глаза и уставился рассеянным взглядом на человека, которого видел пару раз в замке герцога. Сейчас ему было совсем не до разговоров: все мысли были заняты тем, как его взяли на службу. Снова и снова вспоминал он тот радостный день, за которым калейдоскопом шли другие, полные сурового лязга стали. Всю зиму провели они с Энри в постоянных тренировках, изучая основы техники, уколы и защитные блоки…

— Простите, мы не знакомы, — сказал настырный малый, присаживаясь напротив. — Я Жан де Блуа.

— Разве не видите, я занят…

— Вижу, что вы битый час цедите лучший на свете эль… Слабое оправдание, не находите? Правда, большинство делают то же самое, но за одним исключением. Они пьют в весёлой компании, которой вы лишены. Позвольте исправить эту ужасную несправедливость!

— Вы мешаете мне думать…

— Негоже грубить тем, кто к вам хорошо настроен, — поморщился тот.

Тормунд окинул собеседника оценивающим взглядом, задержавшись на вытянутом лице и закрученных кверху усиках.

— Как вы там настроены, мне не ведомо, — сказал он, недовольно сдвинув брови. — Если нужен совет касательно приёмов фехтования, рекомендую обратиться завтра, — показывая, что разговор закончен, мастер меча опустил голову и принялся разглядывал своё изображение, проступавшее на поверхности тёмного пива: короткие, подёрнутые сединой волосы, морщины, избороздившие лоб, и грустные глаза…

— Нет-нет! Я по другому поводу!

Тормунд сделал вид, что не слышит. Для него служба в замке оказалась подарком небес. Энри Смелый, отважный, честный и справедливый, был щедрым и умел располагать к себе людей. После знакомства с ним, стоило всерьёз задуматься о том, чтобы поклясться ему в верности.

Так он бы и поступил, если бы не одно обстоятельство. Жители Монтсдефера восстали, захватили перевалы, королевские рудники и часть Оланда. Оставаться — значило воевать, жертвовать своей жизнью…

— Я не отниму у вас много времени, — вздохнул Жан де Блуа, постукивая пальцами по столешнице. Хитрец никак не желал сдаваться.

— Вы настойчивы…

— Вам не хуже меня известны последние новости. Кто-то презрительно называет горцев варварами, кто-то, с опаской, – конфедератами, кто-то и вовсе симпатизирует им, но суть одна: они не остановятся, пока не разрушат привычный нам мир. Взять, к примеру, меня. Во время прошлого мятежа, мой брат барон Жак де Блуа был убит этими негодяями…

— Ваша милость, давайте по порядку. Что вам нужно?

— Титул барона носил мой брат, — поправил тот. — А я шевалье и не имею прав на такое обращение. Вы не знали, и я вас в том не виню…

— К чёрту, — проворчал Тормунд. — Если хотите, чтобы я выслушал, говорите по делу!

— Конечно, — деловито кивнул Жан де Блуа. Перед ним поставили полную кружку пенящегося эля, но он даже не взглянул на неё — Я вижу, что вы за человек, и знаю, о чём вы думаете. Видите, перед тем как завести этот разговор, я навёл кое-какие справки. Его светлость предложил вам сопровождать его в грядущей битве. Это большая честь!

В голосе собеседника прозвучали плохо скрываемые обидные нотки. Многие благородные мужи хотели оказаться на этом месте, и никому из них невдомёк был истинный смысл такого решения: правителю Оланда и Восточного Ледока нужен был подле себя отличный клинок!

— Прежде чем принять правильное решение, вы должны услышать одну историю, — шевалье понизил голос и приблизился к Тормунду почти вплотную. — Как я уже говорил, Жак сражался с горцами. Они разделяют войско на три примерно равные части – баталии, которые, тем не менее, действуют как единое целое и прикрывают друг друга в бою.

Не буду пересказывать весь ход битвы, которую мы так бездарно проиграли… Остановлюсь на том, как мой брат собрал вокруг себя храбрецов, ещё веривших в победу, и атаковал второй отряд. Они разорвали вражеский строй, опрокинули пикинёров и алебардщиков!

Кузен герцога Франсуа, который командовал войском, всё это видел, но медлил. Он не хотел жертвовать свой дружиной, ждавшей приказа в резерве! Один за другим погибали наши рыцари, упал с лошади Жак… Все они умерли, сражаясь за любимого герцога… А Франсуа… Что он сделал? Махнул рукой в латной перчатке, и его люди начали отступать… Так мы потеряли Западный Ледок…

— Иными словами, вы обвиняете Франсуа в предательстве?

— В нерешительности. Это более точное слово.

— Однако я слышал, что жители Монтсдефера отличаются от обычных людей. Они безумны и яростны, словно одержимы демонами, и победить их не под силу простым смертным, — пересказал Тормунд ходивший по городу тревожный слух. Это была ещё одна причина, по которой он медлил.

— В этом есть доля истины, — загадочно ответил Жан де Блуа. — Но это предмет нашего следующего разговора. Если вы согласитесь встретиться завтра в третьем часу[1] у Северных ворот.

— Я подумаю, — пообещал северянин. — Вы ведь ещё что-то хотели сказать, не так ли?

— Только это, месье, — ответил шевалье и немного помедлив, добавил. — Если вы хотите остаться здесь, в Руане, вам не обойтись без друзей. Будьте на правильной стороне.

— Это угроза? — нахмурился Тормунд. Ему совсем не понравился тон собеседника.

— Ставки высоки. Это очевидно всем вокруг, — кивнул Жан в сторону соседнего столика, где какой-то бюргер, согнувшись перед изрядно захмелевшим приятелем, кричал:

— Глупец! Ты внимательно меня слушал или нет? Говорю тебе, горцы заняли перевалы. Следующим шагом станет захват Оланда. А это и железо, — он начал загибать пальцы в кулак, — и пахотные поля, и сотни крестьян, и морской порт, и пару городов…

— Что ж, мне пора, — сказал Жан де Блуа, поднимаясь, и, кивнув на кружку, к которой так и не притронулся, добавил. — А эль и вправду хорош. Выпейте за моё здоровье. В качестве компенсации за потраченное время и неприятные слова, которые я вынужден был произнести. Я не могу допустить, чтобы смерть моего брата оказалась напрасной.

— Эй, за мой счёт, — крикнул шевелье служанке, суетившейся неподалёку, и бросил на стол новенький турский грош.

При виде монеты та расплылась в радушной улыбке. В отличие от мастера меча и хмурых незнакомцев за соседним столиком она была искренне рада сегодняшнему вечеру.

2

Падал мокрый, переходящий в дождь, снег. Белым саваном покрывал он мостовые, стоявшие в беспорядке телеги с оружием и провиантом, слуг и солдат, сновавших вокруг, точно растревоженные муравьи. Гнетущая атмосфера ожидания, неопределённости и сомнений окутала город. После былых поражений сложно было в серьёз рассуждать о победе. Единственной надеждой для всех был герцог Энри, который должен был возглавить войско. Измены и интриги никого больше не занимали. Все слухи крутились теперь вокруг горцев, разорявших деревни, сжигавших поместья и мелкие замки, и бесстрашного защитника Оланда и Восточного Ледока, который обрушит на них свой праведный гнев!

Между тем, выступление войска задерживалось. Как это обычно бывает, ждали прибытия некоторых рыцарей и лордов, знатных и не очень. Бесконечно долго собирали обоз, в который по всем правилам должны были войти разные приятные мелочи, столь необходимые знати: походные кровати, шатры, сундуки с мехами и парчой.

Колокола пробили третий час. Раньше, чем рассчитывал Тормунд. Перепрыгивая через лужи, блестевшие чёрными кляксами на дороге, он бежал, переходил на быстрый шаг, чтобы немного отдышаться, и снова бежал, надеясь, что Жан де Блуа никуда не уйдет. Почему-то он был уверен, несколько необычные слова шевалье, произнесённые в полумраке пивнушки, были лишь декорацией. Истинное же появление этого человека в жизни северянина было связано с чем-то более глубоким и важным.

У Северных ворот Тормунд вынужден был остановиться, чтобы пропустить конных латников. Глубоко вдохнув бодрящий морозный воздух, он с шумом выпустил облачко пара и вытер проступившие на широком волевом лбу капельки пота. Нужно было заседлать Вангелиза и отправиться на встречу верхом!

— Эй, чужак! — северянин не сразу понял, что резкие слова, брошенные словно невзначай, предназначались ему.

Говорившим оказался высокий худощавый человек, скакавший во главе колонны. Двоюродный брат правителя Оланда и Восточного Ледока, которому, как поговаривали, он помогал советами и наставлениями. Франсуа, граф Руанский, собственной персоной. До сих пор вельможа не обращал на мастера меча внимания, считая ниже своего достоинства общаться с тем, кто не принадлежит к знатному сословию. Что же заставило его изменить своим привычкам и проявить интерес?

Франсуа поравнялся с Тормундом и натянул поводья.

— Скажи-ка, что заставило тебя оказаться у Северных ворот в такую рань?

— Милорд, — учитель фехтования согнул голову в почтительном поклоне. Простой, казалось бы, вопрос застал его врасплох. С одной стороны, ему вдруг захотелось рассказать всё, как есть, с другой, – вряд ли долгая и в, общем-то, скучная история была лучшим способом добиться расположения этого могущественного человека. Здесь требовался учтивый ответ. — Кто рано встает, тому Бог подает. Лучшего времени для прогулки не найти!

Графу Руанскому сказанное не понравилось. Его глаза недобро блеснули, сам он медленно поддался вперёд, начищенные до блеска доспехи и конская сбруя грозно заскрипели.

— Мой кузен тебе доверяет, но я – нет. Для вас, наёмников, деньги важнее принципов. Стоит кому-то заплатить больше, и ваша верность исчезает, друзья продаются, и с уст ваших льётся одна лишь ложь!

Слова били хлыстом, жестко, больно и беспощадно. В ином месте и при иных обстоятельствах, дело несомненно кончилось бы поединком. Но здесь и сейчас у Тормунда, окружённого рыцарями, были связаны руки. Помрачнев, он вынужден был выслушивать несправедливые речи от того, кто даже имени его не знал!

— Я учитель фехтования, а не наёмник. Я свободный человек и дорожу своей репутацией.

— Вы все так говорите. Ты уже принял решение участвовать в битве? Разве учитель не должен оставаться в городе и учить? Или ты воин? Тогда, в чём разница? Ну-ка ответь.

Здесь Франсуа был прав. Грань между мастерами меча и наёмниками была тонкой, особенно в некоторых особо щепетильных случаях.

— Это была просьба его светлости, — упрямо произнёс мастер меча.

— Вот что я тебе скажу. Воле брата я перечить не стану, но и оставить всё, как есть, не могу. В ближайшие дни что-то случится, и, когда это произойдёт, ты мне послужишь.

Граф Руанский сорвал с богато украшенного пояса кожаный кошелёчек и бросил в Тормунда.

— Это поможет тебе не наделать глупостей.

Руки сами собой прижали к груди подношение, и мастер меча оцепенел, словно не деньги это были, а разряд молнии.

— Тебе пригодится, чтобы купить доспехи, — посоветовал Франсуа, неверно истолковав поведение северянина. После этого он и его всадники ускакали.

Обескураженный, сбитый с толку и раздосадованный на свою нерешительность, Тормунд какое-то время ещё стоял у ворот и провожал их удаляющиеся силуэты рассеянным взглядом. «Глупец! Глупец! — кричало его возмущённое существо. — Зачем ты взял его деньги?!»

— Кажется, вы чем-то расстроены, — на этот раз раздавшийся у уха вкрадчивый голос не спрашивал, а утверждал. — Надеюсь, причиной послужил не я.

— Доброе утро, сударь! — повернувшись к Жану де Блуа, поздоровался Тормунд. — Спасибо, что дождались… — К его удивлению недавний знакомый был весь в снегу, словно только что вылез из-под сугроба. — Что это с вами?

— Сами на себя посмотрите, месье!

И действительно, учитель фехтования только сейчас заметил, что падающие с небес снежинки облепили дорожный плащ, шею, волосы…

— Пока вас дождешься, замёрзнуть немудрено, — проворчал шевалье и принялся отряхиваться.

— Вы были правы, Франсуа что-то задумал…

— Как вы поняли?

— До вашего внезапного появления, у нас была непродолжительная беседа.

— Вот как?! — удивлённо вскинул брови Жан де Блуа. Он был весь внимание. — Жаль, что меня не было рядом. Интересно было бы послушать!

— Ничего занимательного, — скривился Тормунд, уже начав жалеть, что сболтнул лишнего.

— Но вы же сказали, что он что-то задумал! Вы можете мне довериться!

— Пустяки…

— Э-нет, — произнёс Жан де Блуа, уперев руки в бока. Настойчивости ему было не занимать. — В конце концов, вы ведь пришли сюда, чтобы узнать мою тайну. Друзья ничего не должны скрывать друг от друга!

— Он дал мне это, — Тормунд показал кошелёк, — и сказал, что через пару дней, когда момент настанет, я должен быть на его стороне.

— И это всё? Надеюсь, вы не продадитесь за двадцать серебряников? Купите себе хороший доспех! Он поможет вам защитить беднягу Энри!

Похлопав учителя по плечу, шевалье велел следовать за собой. Они вышли за городские стены, миновали пустынные улочки деревянного пригорода и спустились к лесу. Здесь на опушке у старого покосившегося амбара их ждали двое слуг.

— Куда это вы меня завели? — спросил Тормунд, поглядывая на снегопад, старательно засыпавший оставленные следы. Не то чтобы он боялся засады, но тут, на отшибе, в обществе малознакомых людей ему было как-то не по себе. Пахло хвоей, свежестью и умиротворением, но инстинкты предупреждали об опасности.

— Не бойся, — сказал Жан де Блуа, направляясь к двери.

Услышав приближающиеся шаги, внутри амбара что-то зашевелилось. Старые доски содрогнулись от глухих, мощных ударов. Раздался глубокий звериный рык, от которого кровь стыла в жилах, и хотелось бежать без оглядки.

— Другого выхода нет. По ряду причин ты обязан увидеть всё собственными глазами.

Шевелье распахнул дверь, и из неё с необычайной ловкостью и проворством выскочило сгорбленное, уродливое существо. Лохмотья, сквозь которые торчали в разные стороны худые палки рук и ног. Голова, усеянная ужасного вида язвами, струпьями и наростами вместо волос. Волчий оскал гнилых зубов. Безумные глаза, из которых сочился гной. Когда-то давно, без сомнения, это был человек, но сейчас от него ничего не осталось кроме оболочки, в которой поселилось исчадье ада.

3

— Да-а-а-й, — простонало создание, вытянув вперёд грязные пальцы. В этом жалостливом возгласе сплелись воедино тоска, мольба и голод.

— Кто это? — воскликнул Тормунд, прикрывая лицо рукой. Запахи, заменившие собой свежесть морозного утра, вызывали тошноту и отвращение. Словно не сосновый бор был рядом, а выгребная яма.

— Конфедерат, — Жан де Блуа произнёс это слово с гордостью. — Сложно поверить, правда?

Толстая цепь, прикованная к стёртой до крови лодыжке, мешала горцу схватить стоявших перед ним людей.

— Про этих варваров ходит столько слухов, что уже не понять, где правда, а где ложь. Я должен был сам во всём разобраться. Отправился с отрядом в Монтсдефер и пленил одного из них.

— Дай! — требовательно воскликнул несчастный и яростно зашипел.

— А ну замолчи, тварь! — воскликнул шевалье, вскинув для удара кулак.

Существо упало на колени, съёжилось и зашлось мелкой дрожью.

— Вот, их истинное лицо, месье. На самом деле они жалкие трусы!

— Ничего не понимаю… Как же в таком случае они смогли разбить армию рыцарей? — спросил мастер меча, с трудом отводя взгляд от ужасного зрелища, кое представлял собою рыдающий пленник. — А жители Западного Ледока… Как могут жить они под властью таких чудовищ?

— Вот, верно мыслите. Я тоже задался этим вопросом, и вот что мне удалось обнаружить, — говоря это, Жан де Блуа взял у одного из слуг дорожную сумку, стряхнул с неё снежинки и принялся внимательно изучать содержимое.

— Да-ай…

Налетел порыв ветра, холодный, колючий, обжигающий щёки и горло. Деревья заходили ходуном, жалобно скрипя и потрескивая.

— Смотрите, — сказал шевалье. Он нашёл, что искал. На ладони, одетой в чёрную кожаную перчатку, лежала колба с зеленоватой жидкостью.

— Дай, дай, дай! — закричал, переходя на визг, пленник. Он резко рванулся вперед в безумной попытке дотянуться до вожделенной цели, но цепь, этот холодный безучастный страж, натянулась, как струна, и бедняга, потеряв равновесие, повалился на землю.

— Перед каждым боем они пьют особый отвар, который делает их бесстрашными и жестокими. Благодаря ему конфедераты не боятся ни боли, ни смерти. Охваченные жаждой крови, они превращаются в нелюдей, которым невозможно противостоять!

Внезапно раздался противный хруст, а за ним — вопли боли и сладостного торжества. Каким-то непостижимым образом горец смог освободиться. Волоча за собой окровавленную ногу, он навалился всем телом на шевалье, схватил пузырёк и, не открывая, забросил в глотку. Стекло лопнуло, осколки оставили алые борозды на синих, как у покойника, губах, но это его ничуть не смущало. Он блаженно улыбался.

— Остановите его! — закричал Жан де Блуа, отползая в сторону.

Один из слуг бросился было на выручку, но конфедерат, который ещё пару мгновений назад казался слабым и хилым, стремительно контратаковал. Прильнув к слуге, он вцепился зубами в горло, начал грызть его и потрошить. Затем, отбросив в сторону безжизненное тело, выхватил из ножен покойника короткий меч и победно зарычал. Теперь это был зверь, вышедший на охоту. И зверь этот смотрел своими алчными изголодавшимися глазами прямо на северянина.

— Проклятье! — выругался Тормунд. Из оружия у него был с собой только кинжал, острый «балок», чуть длиннее и тоньше кухонного ножа. Сегодня он вряд ли будет чем-то полезен!

Поэтому когда варвар с искажённым судорогой лицом набросился на учителя фехтования, его спасли лишь годы тренировок и чутьё. Шаг влево. Шаг вправо. Инквартата[2]. Блок. Два шага влево. Инквартата. Блок… Тормунд кружил вокруг разъярённого монстра, стараясь уворачиваться, уходить из-под ударов. Его движения были похожи на танец, плавные, быстрые, ловкие.

Пару раз, видя, что противник замешкался, он даже позволял себе контратаковать. Кинжал бил точно в цель, неизменно оставляя на обезображенном теле глубокие борозды. Но эти раны для чудовища были назойливыми царапинами. Как ни в чём не бывало, оно продолжало натиск, и, если бы не покалеченная кандалами нога, уже добралось бы до жертвы.

— Пора остановить этот кошмар, — раздался раздосадованный голос Жана де Блуа. — Пригнитесь, месье.

Проще сказать, чем сделать, особенно, когда твоей жизни угрожает опасность! Два шага влево. Шаг назад. Шаг влево. Блок. Обход с левой стороны. Снова блок. Разрыв дистанции. Инквартата.

Раздался щелчок спущенной тетивы. Рядом с ухом Тормунда со свистом пронесся поток холодного воздуха, и между пылающих безумием глаз по самое деревянное оперение вошла стрела.

— Простите за причинённые неудобства. С вами всё в порядке?

На белом, словно мел, лице шевалье блестели капельки пота. Стоявший рядом слуга трясущимися руками заряжал арбалет. На всякий случай, если исчадье ада восстанет из мёртвых.

— Судя по всему они не могут жить без снадобья, — попытался пошутить Тормунд.

— Да, и оно же превращает человека в бездушную тварь! Обращение неминуемо.

В наступившей тишине было слышно, как покачивается на обвисших ржавых петлях дверь амбара. Размеренное поскрипывание было жутким и неприятным.

4

День выдался славным. Тёплые лучи весеннего солнца, поднимавшегося над горизонтом, пролегли по чистому, без единого облачка, небосводу. Морозный воздух ещё не успел прогреться; он бодрил, придавал энергии и сил. Вокруг было сказочно красиво, хрусталём искрились иней и рыхлый снег.

Ровно неделя минула с тех пор, как войско выступило в поход. Энри взял с собой всех, кого смог собрать: около двух тысяч конных рыцарей и сержантов и четырёх тысяч пехотинцев, включая большой отряд наёмников-пикинёров. Все замки и крепости остались беззащитными, несмотря на яростное сопротивление знати. Он всё поставил на карту и собирался рискнуть.

Глядя на правителя Оланда и Восточного Ледока, Тормунд чувствовал восхищение. Статный, сильный и уверенный в себе, этот человек вдохновлял и подбадривал всех вокруг. Любому, кто сомневался в своих силах, нужно было всего лишь заглянуть в его глаза, которые смеялись, бросая вызов смерти.

Сегодня это было важно, как никогда. Баталии горцев должны были появиться с минуты на минуту, и люди с замиранием сердца ждали грядущего сражения. Знаменосец, застыв по правую руку от северянина, водил древком, пытаясь поймать ветер. Рыцари с непривычки переминались с ноги на ногу и хмурились каждый раз, когда над ними с карканьем пролетали вороны. Простолюдины в задних рядах молились.

Тормунд снова ушёл в себя, вспоминая, как на совете Франсуа представил кузену свою хитроумную затею:

— Горцы придумали новую тактику боя. Их длинные пики для лошадей, что каменная стена. Животные натыкаются на них и гибнут. Падают оземь и увлекают за собою всадников. Рыцари, цвет королевства, становятся беспомощными мальчиками для битья! Однако, если латники заранее спешатся, то враг уже не сможет удержать их на расстоянии.

Несмотря на ропот знати, привыкшей драться в седле, Энри без колебаний согласился. Согласился он и со второй частью плана, по которой на холме с его светлостью находилась лишь половина рати. Граф Руанский с остальными воинами должен был ждать в миле южнее, у лесной опушки. Их задачей была внезапная атака на тыл и фланги конфедератов, когда те окружат возвышенность и ввяжутся в схватку. На словах всё выглядело продуманно и красиво, но Тормунда почему-то снедали недобрые предчувствия.

Сам же Энри лишь весело смеялся и с вызовом кричал:

— Держу пари, брат. Когда вы появитесь, мы будем уже в Монтсдефере, пировать на земле этих варваров!

Герцог говорил ещё долго, произносил пламенные речи, клялся сражаться до последнего вздоха, обещал вознаградить храбрецов. В конце концов, его уверенность передалась и мастеру меча.

Перед походом он всё-таки приобрёл доспехи. Оружейники его светлости оказались настолько любезны, что подогнали бригантину, латные ноги, руки и воротник, – словом, всю броню – точно по фигуре. Удивительное дело, хоть железо и покрывало тело, оно совершенно не стесняло движений, было удобным и легким.

— Идут! — истошный крик нарушил тишину морозного утра, и Тормунд позабыл разом о Франсуа, зелье и всех тяжких думах, что омрачали его жизнь последнее время. Их место целиком и полостью заняло предстоящее сражение.

Конфедераты появились на уходящей к горизонту ленте тракта. Они стремительно приближались, неумолимо сокращая дистанцию. Чёрная точка росла, превращая в змею, длинную, бесконечную. Вскоре уже можно было разглядеть сверкающие на солнце наконечники пик и алебард, начищенные до блеска шлемы и звенья кольчуг.

Когда между ними и войском Оланда и Восточного Ледока оставалось не больше сотни шагов, открыли огонь лучники и арбалетчики.

— К бою! — прокричал Энри, обнажив длинный меч.

Расстояние, отделявшее его от молчаливой стены жутких врагов, стремительно сокращалось. Выглядели горцы так же, как пленник Жана де Блуа, то есть просто ужасно. Обезображенные лица, безжизненные пустые глаза, покрытые язвами руки. При одном взгляде на них становилось ясно, что терять этой братии, в общем-то, нечего, что они будут драться, пока не погибнут все до единого.

По рядам рыцарей пробежал ропот. Они были не робкого десятка, но даже в самых храбрых сердцах от увиденного проснулся страх. Когда же по баталиям прокатился звериный вой, заменявший собою боевой клич, страх перерос в настоящий ужас.

Тогда герцог, презрев опасность, повернулся к врагам спиной, развел в стороны руки и закричал, обращаясь ко всем и каждому:

— За Оланд, братья! За нашу землю!

— Энри! — раздалось в ответ. — Энри Смелый!

— За мной! — его светлость зарычал, точно дикий зверь и помчался на врага. Сначала неуверенно, а затем всё быстрее и быстрее рыцари и сержанты побежали следом.

Одним неудержимым натиском латникам удалось вклиниться в строй врага. Тяжёлые пики соскальзывали с прочных стальных нагрудников, в то время как мечи рассекали древки, добирались до слабозащищённых рук и ног горцев, вгрызались в открывающиеся бреши. Здесь и там конфедератам приходилось бросать своё оружие, чтобы достать более удобные кинжалы. В тесном пространстве они приносили больше пользы. Отточенными движениями варвары били ими в сочленения доспехов.

Попав в водоворот тел, Тормунд с восхищением наблюдал за тем, как Энри парирует удары, отводя от себя смертоносные копья и клинки. В руках ученика длинный меч описывал изящные круги. Сверкая на солнце, острое лезвие разрезало всё, что попадалось на пути. А там, где было необходимо, в ход шла рукоять, увенчанная круглым увесистым навершием.

— Энри Смелый! — вдохновлённые примером своего сюзерена кричали вассалы.

Кривясь от отвращения при виде рубцов и язв на обезображенных лицах, борясь с тошнотой, вызванной отвратительным запахом гниющей плоти, Тормунд вступил в бой. Отбив первое древко длинным мечом, он уклонился от второго, чей наконечник сверкнул в опасной близости, и невольно вскрикнул. Следующая пика всё-таки настигла его, угодив в бедро. К счастью, доспех она не пробила, соскользнув в сторону, но удар вышел достаточно сильным.

Морщась от боли, северянин переступил с ушибленной ноги на здоровую, и приблизился к противнику. Тот уже избавился от пики, бесполезной на коротком расстоянии, и выхватил из ножен короткий меч. Сталь сошлась в благородном поединке, который длился не больше двух ударов сердца. Какой-то лорд возник вдруг рядом и вонзил свой клинок прямо в грудь бездушному солдату.

Небольшая заминка, и Тормунд заметил, как из дальних рядов поднимаются, грозно сверкая в лучах солнца, лезвия алебард! В отличие от громоздких копий в тесном пространстве использовать их было гораздо удобнее. В умелых руках они могли пробить любой, даже самый крепкий доспех.

Хорошо понимая, какую опасность это оружие представляет для герцога и его самого, учитель фехтования поднял длинный меч над головой и широко развёл руки так, что левая ладонь оказалась почти у самого острия. Поймав древки алебард, он крякнул от напряжения. Раненое бедро словно облили горящей смолой!

— За мной! — прокричал его светлость.

— Энри Смелый! — откликнулись латники и ополченцы.

Подперев спину Тормунда, они пошли вперёд, и под их общим весом горцы начали откатываться назад. Кто-то упал под ноги товарищей, кто протяжно завыл от боли. Сам мастер меча едва не потерял равновесие, споткнувшись обо что-то или кого-то… В давке было не разобрать…

Давно не сражался Тормунд в настоящем бою, но годы упорных тренировок давали ему неоспоримое преимущество. Длинный меч казался пушинкой: так быстро блокировал он удары и тут же колол в ответ, отводил в стороны древки и вновь атаковал. Длинное обоюдоострое лезвие со свистом рассекало воздух, и каждое движение было частью хорошо продуманной комбинации. Никто не мог бы наверняка предсказать, где окажется его клинок, будет ли держать оборону или же взламывать защиту противника.

Охваченный битвой, Тормунд потерял счёт времени. Ему казалось, что победа близка, и противник вот-вот побежит. Так наверное и случилось бы, если бы Энри внезапно не оступился бы и не упал. К счастью, его удалось вовремя вытащить из-под пик, но выглядел он неважно и без посторонней помощи не мог стоять на ногах.

— Что с вами? — спросил мастер меча, поднимая забрало. Пот сочился из-под подшлемника, мешая видеть. Всё тело ныло от усталости, множества ушибов и синяков.

— Да-а-ай, — ответил Энри.

— Эликсир бесстрашия, — догадался мастер меча, чувствуя, как всё холодеет внутри. — Вот что придавало вам смелости!

При этих словах в бездушных, остекленевших глазах мальчишки вспыхнул ненасытный алчный огонь.

5

Благодаря встрече с Жаном де Блуа, привести в чувство герцога не составило труда. Отыскав в кошельке одного из поверженных горцев заветный пузырёк, Тормунд под настороженными взглядами мечников напоил его светлость вязкой зеленоватой жидкостью, и уже через пару мгновений тот снова бросился в гущу сражения.

Одержимость правителя Оланда и Восточного Ледока пугала. В своём состоянии он вряд ли нуждался в чей-либо помощи, и северянин, устало опёршись на меч, окинул взглядом поле боя.

Вокруг было слишком много убитых и раненых. Белый иней под ними растаял, превратившись в пропитанную кровью грязевую кашу. Давно, очень давно учитель фехтования не видел столько смертей. Оцепенев, он смотрел на павших, утыканных стрелами, на их пробитые пиками стеганные куртки и кирасы, рассечённые алебардами шлемы и наплечники. Обезображенные тела и груда помятого железа – вот и всё, что осталось от молодых и красивых людей, строивших планы, смеющихся, живых…

Каким же глупцом он был! Думал продать свою верность человеку с честным и храбрым сердцем. Вот только не честный он и не храбрый. Пьет зелье в тайне от всех, чтобы казаться смелым. Но время придет, и правда всплывёт. Герцог станет чудовищем, уродливым монстром, таким же, как варвары Монтсдефера…

— Месье, — раздался рядом взволнованный возглас знаменосца. — Мы держим оборону уже больше часа, а граф Руанский так и не появился. Нужно бы сказать его светлости…

Тормунд печально усмехнулся, разом вспомнив странное поведение Франсуа и россказни шевалье. Кстати о нём. Интересно, знал ли этот пройдоха тайну Энри?

— Кто же ты, Жан де Блуа? — задумчиво произнёс мастер меча.

— Известный смутьян, — с готовностью сообщил знаменосец. — Он дальний родственник Франсуа, и, поговаривают, любовник графини.

— Проклятье! — устало выругался северянин, вспоминая тот день, когда Франсуа заговорил с ним у Северных ворот Руана. Сейчас, оглядываясь назад, он готов был поспорить, что граф кого-то искал. Наверняка, это был прятавшийся в сугробе шевалье…

Тормунд бросил долгий взгляд на Энри, охваченного азартом боя. Количество соратников вокруг него редело, а он всё равно продолжал наступать, ставя блоки и нанося удары, не так яростно, как прежде, но по-прежнему расчётливо и точно. Его латы были помяты во многих местах, из бедра торчал арбалетный болт, который в иных обстоятельствах остановил бы любого упрямца.

— Я попробую привести помощь, — сказал мастер меча. Он слукавил. Ему совсем не хотелось умирать за герцога, который стал ему омерзителен, его кузена, занятого местью, или кого бы то ещё.

Баталии обхватили большую часть холма своеобразной подковой, так и не добравшись до того места, где отряд Энри оставил лошадей. Здесь было необычно спокойно, тихо, если не считать стаи каркающих ворон, и почти не было людей, за исключением парочки оруженосцев, суетившихся подле раненых рыцарей.

Тормунду помогли забраться в седло и пожелали удачи. Впрочем, по хмурым лицам и неодобрительным взглядам не трудно было догадаться, что они видели его душу насквозь, читали, как раскрытую книгу. Всё поняли, но молчали. Что же ещё ожидать от наёмника?!

— Скачи, Ван, скачи, что есть мочи, — прохрипел он, посылая коня в галоп, и услышал в ответ благодарное ржание. Мудрое животное давно уже хотело оказаться как можно дальше от запахов крови и смерти.

Однако судьбе было угодно распорядиться иначе. Несмотря на то, что мастер меча старательно выбрал дорогу для бегства, сознательно держась подальше от леса и лагеря, через некоторое время он услышал среди холмов до боли знакомый звон стали, грустную песню двух длинных мечей.

Вскоре по дороге начали попадаться тела убитых людей, возле которых уже копошились коршуны. Ещё через пару минут Тормунд оказался в лощине.

Сражались двое. По богатым парадным доспехам в одном из них можно было опознать Франсуа. Его противником был, без сомнения, Жан де Блуа, обладатель простой, но добротной брони. В горячке оба они потеряли своих лошадей и теперь кружили друг против друга, обмениваясь яростными ударами.

Клинки сходились и расходились вновь, высекая искры, оставляя зазубрины на металле. Время от времени то один, то другой взламывал защиту противника и оставлял на латах борозды и глубокие вмятины.

Тормунд развернул было коня, чтобы убраться подальше, и столкнулся лицом к лицу с двумя арбалетчиками. Оба они, казалось, целились в Франсуа, но, поймав взгляд северянина, сразу же переменили свое решение, и направили самострелы на Вангелиза.

— Стреляй! — закричал один из них. — Он не из наших!

Раздались глухие щелчки.

Всё произошло настолько быстро, что Тормунд только и успел, что грязно выругаться, а Ван, почуяв опасность, – встать на дыбы. В следующее мгновение арбалетные болты уже чиркнули по доспеху и застряли в седле.

К счастью, учитель фехтования не пострадал, чего нельзя было сказать о коне. Из-под упряжи сочилась кровь…

Сдерживая холодную ярость, Тормунд спрыгнул на землю, вскинул пред собой длинный клинок и занял боевую стойку. Негодяи приближались. С легкостью отбив неумелые удары, он перешёл в наступление так стремительно, что один из нападавших получил смертельную рану, а второй был обезоружен хитрым приёмом и, несмотря на мольбы о пощаде, — убит на месте.

Поединок графа и шевелье тем временем подходил к концу. Жан де Блуа отвёл в сторону меч Франсуа, сделал два шага вперёд и ударил кузена его светлости рукоятью по голове. В следующий момент граф Руанский разорвал дистанцию и, покачиваясь, начал отступать. Его противник заревел, предвкушая победу и поднял меч, чтобы атаковать. Но сделать сумел всего пару шагов. Франсуа стремительно отклонился вправо и полоснул наглеца по голени. Броня не выдержала, и железо окрасилось алой кровью.

Шевалье, хромая, разорвал дистанцию, открыл дрожащей рукой забрало, обнажив вытянутые щёки и закрученные кверху усики, и прокричал:

— Какая удача, что вы здесь! Значит, вы справились! А теперь помогите мне покарать предателя.

Слова эти предназначались Тормунду, который подошёл поближе.

— Чужак, ты что сделал? Я велел тебе защитить моего брата, а не убить! — прохрипел граф Руанский. — Неужели этот пройдоха заплатил тебе больше?

— Что за чушь, — рассмеялся шевалье. — Зачем мне избавляться от Энри?! Но ты, Франсуа. Ты другое дело. Из-за тебя погиб Жак. Настал час расплаты!

— Я… — произнёс северянин, тщательно подбирая слова. Не признаваться же, право, в том, что сбежал! — …отправился за подмогой. А герцог… Ему моя помощь уже не нужна. Он выпил эликсир бесстрашия, и самому дьяволу его не остановить...

— Чем-чем ты опоил моего брата? Эликсир бесстрашия? Какой вздор! Мятежники уже наверняка вонзили ему в спину кинжал!

Внезапная догадка озарила Тормунда, и всё встало на свои места. Жан де Блуа давно спланировал заговор, добывал зелье и поил им герцога. Сегодня же кто-то должен был сделать это вместо него. Похоже, Франсуа и Тормунд, сами того не ведая, оказались в дураках.

— Прекращай этот фарс, — продолжил граф Руанский, повернувшись к Жану. — Мы оба знаем, зачем ты устроил засаду. Как только я умру, мой титул перейдет к тебе.

— Не слушай его! — прокричал шевалье, устремив взор на северянина. — Атакуй!

— Вы использовали меня, — учитель фехтования едва сдерживал гнев. Хитрый лис Жан де Блуа попросту хотел занять место Франсуа и управлять Энри, пока тот окончательно не превратиться в монстра. — Опустите клинок!

— Ненавижу! Умри! — воскликнул тогда шевалье и устремился к кузену его светлости.

Он бил наверняка, вложив в удар всю силу. Лезвие должно было разрубить латы и раздробить кости. Тормунд вмешался и, сократив расстояние, парировал. Граф же, воспользовавшись открывшийся возможностью, уколол наглеца в горло. Пронзив беднягу насквозь, он отпихнул бьющееся в агонии тело закованной в броню ногой.

***

Франсуа успел вовремя. При виде его штандартов сгрудившиеся на холме защитники воспряли духом. Сражение, которое должно было вот-вот подойти к концу, вспыхнуло с новой силой. Попавшие в ловушку баталии яростно отбивались от рыцарей и ополченцев, пытались контратаковать и вырваться из окружения. Всё было тщетно. Оказавшись в меньшинстве, конфедераты, несмотря на свое чародейское зелье, были обречены. И хотя они продолжали упорствовать, ни у кого не было сомнений в том, что долгожданная победа дарована, наконец, жителям Оланда и Восточного Ледока.

Похожие статьи:

Рассказы → Жизнь под звездой разрушения. Глава 1. Танец под двойной луной, Принцесса и Важное решение.

Рассказы → Чужое добро

Рассказы → Жизнь под звездой разрушения. Пролог. Смерть, Возрождение и его Цена. часть 2.

Рассказы → Наследник

Рассказы → Жизнь под звездой разрушения. Пролог. Смерть, Возрождение и его Цена. часть 1.