Публикации

Михал глубоко вздохнул, равнодушно помешал горячее варево в тарелке и о чем-то призадумался. Утром он отправился в княжеский дворец на неотложный созыв, что само по себе не предвещало ничего хорошего. Туда явился весь воинский запас, дабы отобрать две сотни бравых мужей. Но что странно, отбирать этих самых бравых мужей стали по принципу наименьшей пользы для города...

Тим сунул свой планщет в чехол и как всегда покинул класс последним. Часть стены в коридоре занимало зеркало, и, пробегая мимо, фелин[1] остановился на минуту, чтоб поправить галстук.  Этот худенький и немного сутулый подросток всегда был подчёркнуто аккуратен и одет, что называется с иголочки. Каждый день свежая рубашка, и брюки без единой складочки...

Сердце бьется быстрее при мысли о загробном скрипучем голосе, от которого веет ночными кошмарами. Руки девочки холодеют, но она твердо сжимает их в кулачки и делает шаг. Еще один. Еще. С каждым сантиметром вперед все ее чувства обостряются, дыхание становиться частым, а кровь словно покидает тело вместе с сознанием. Еще шаг, и Диана срывается на бег..

В юрте было прохладно и сумрачно. Лишь тонкие лучики солнца пробивались по краям узких двустворчатых дверей, неплотно прикрывавших входной проем. Традиционное жилище, веками укрывавшее пращуров Талгата от жары летнего солнца и холода зимних ветров, было в новинку городскому юноше. Хозяйка юрты, Нуржан-эже, пригласила парня войти, пока толковала о чем-то с его матерью...

Бран с первого взгляда понял, что здесь недавно прошла смерть. Он опустился на колени и сгреб в охапку бурые листья.  Втянув зловонный аромат крови, принц закрыл глаза, и перед мысленным взором тут же предстало огромное животное с короткой шерстью молочно-шоколадного оттенка. Молодой олененок настороженно поднял мордочку. Нечто выскочило на животное из-за дерева и вонзило когти в незащищенную шею...

Кто из нас не задумывался о смерти? Любой человек обязательно думал о ней. Есть ли она, что после нее, когда  наступит и почему приходит? Все эти вопросы мы задавали себе много раз, и столько же раз на них отвечали, но точного ответа до сегодняшнего дня  не знал никто. Выдвигались разные версии, теории  и предположения, но все это были только предположения, а теперь я знаю точно...

Народы, устанавливая друг с другом контакты, всегда обмениваются опытом и, можно сказать, сливаются: объединяются части их культуры, быта и моральных устоев. Архитектура и искусство развозились по свету купцами и паломниками, учёными монахами и беглыми солдатами; завоеватели, руководствовавшиеся своими собственными нормами красоты, заставляли побеждённых воздвигать на площадях храмы в их честь...

Задеваю плавниками человеческие кости, на одном из скелетов еще кокетливо светлеют бусы, присыпанные илом. Какая-то подводная хрень жадно раззявывает пасти, как раззявывала миллионы лет назад, они тут и не знают, что кто-то там, наверху, выбрался на сушу, встал на две ноги и построил высотки на Манхэттене...

… вы это не читайте, а то утянут вас на самое дно...

Были среди соседей и евреи, и казахи… были и алкаши. Один из них – Степан – как-то начал приставать к матери Руслана, но отец дал пьяни по «бубну» и отвел в милицию. Там, в КПЗ, с ним что-то сделали, и теперь мужик был тих, как рыба. Даже когда отец мальчика уехал в Тайгу и пропал там. Может, Степан просто не мог сойти с постели из-за таинственных недугов. Никто не знал, что это за странная болезнь, и не хотел знать. Все жители сторонились старого пьяницы...

 Господин Фрос, в правой руке которого покачивался в такт его шагу серый чемоданчик, направлялся к терминалу с самыми непринуждёнными мыслями в голове. Их составляли главным образом воспоминания о сегодняшнем утре, которое вобрало в себя массу приятных и не очень приятных происшествий, важнейшим итогом которых, несомненно, явился тот факт, что господин Фрос вышагивал теперь с чемоданчиком...

Иван Степанович вышел на балкон своего двухэтажного бокса и закурил. Сбоку что-то заискрило, но он не придал этому значения – искрило в последнее время везде. Небо, затянутое тяжелыми тучами смога, больше не пропускало солнечного света. Как следствие — солнечные батареи перестали работать еще около полугода назад, исчерпав последние запасы энергии в аккумуляторах...

Пётр, казалось, занимал половину салона автомобиля. Широкоплечий, с мускулистыми руками и загорелой бычьей шеей, но маленького роста он являл собой образ заурядного представителя спортивного зала, но никак не интеллектуала. Тем не менее, мы поверили его доводам. В этот раз. Умом этот громила, понятное дело, не блистал, но всё же умело располагал к себе и заражал порой весьма странными предложениями...

Если лечь на спину, раскинуть руки и долго смотреть в зенит, появится легкое невесомое чувство, будто тебя укачивает в колыбели. Давно уже слово 'колыбель' помечено во всех словарях как устаревшее. Нынешние дети обходятся безо всяких колыбелей. А чувство осталось. И сравнивать его по-прежнему больше не с чем...

В дом пробралась легенда. Пробралась осторожно, проскользнула за каким-то постояльцем, прошмыгнула в дверь, пока не заметили, не наподдали веником, пш-шла вон на улицу. Тихонько просочилась, тихонько скользнула вверх по лестнице, в комнатенку под самой крышей, где она и жила. Легенда эта родилась в каких-то деревушках, но говорила про художника, который жил в Париже, а потому легенда перебралась в Париж, где якобы жил художник...

Выключатель щелкнул, и спальня погрузилась в темноту. Кресло-каталка скрипнуло, нехотя подчиняясь прихоти своей хозяйки. Тесс отодвинула шторы и уставилась в ночь. Луна находилась в третьей фазе. Редкие облака плыли по черному небу. Зеленый газон идеально пострижен. Невысокий забор покрашен белой краской. Тесс все еще чувствовала этот запах. В тот день отец опрокинул банку и теперь в гостиной красовался дешевый ковер, скрывая белое пятно… Отец. Тесс улыбнулась. Этот ворчливый неуклюжий отец. Черный силуэт приближался к дому, купаясь в лунном свете…